Шань - ван Ластбадер Эрик. Страница 92

— Что еще утешит тебя? Кто еще обнимет тебя так нежно, отдаст всю свою любовь теперь, когда вокруг тебя беспросветный мрак? — шептала она, жадно впиваясь взглядом в текст послания Джейка.

Внезапно кровь прихлынула к ее голове, и на мгновение у нее появилось ощущение, какое бывает при солнечном ударе. Она изо всех сил пыталась держать себя в руках, по мере того как смысл текста стал доходить до ее сознания. Боже всемогущий! —мысленно воскликнула она, прочитав подлинное имя Аполлона, тайного агента Куорри в Кремле. — Я должна потребовать немедленной встречи, с Блустоуном.Разумеется, она не подозревала о том, что Аполлон работает, точнее, работал раньше, на Куорри: этот факт Джейк сообщил своему дяде на словах. Однако она знала, что Цунь Три Клятвы выходит на связь с этим человеком по личному и секретному распоряжению Джейка, что говорило само за себя. Она тут же вспомнила о том, как накануне старый тай-пэнь,раздуваясь от гордости, похвастался ей, что Цзян оказал ему огромную честь. С каким удовольствием он опровергал высказывавшиеся ею ранее неоднократно предположения относительно намерений Джейка! Разумеется, он чувствовал потребность доказать ей, что его положение внутри йуань-хуаняничуть не пошатнулось после смерти Ши Чжилиня. Да, как же.

Он прямо так и заявил, что имеет выход на агента Джейка в России, агента, засевшего внутри Кремля. И вот теперь у нее перед глазами был ответ на загадку, не дававшую ей покоя со вчерашнего дня.

— Ты, и больше никто, — тихо пробормотал Цунь.

Уставясь, точно завороженная, на листок бумаги, запечатлевший невероятную, поистине бесценную информацию, Неон Чоу даже не сразу поняла, что он отвечает на ее же вопрос.

— Сегодня вечером, — шепнула она, сопровождая свои слова многообещающим поцелуем, — приходи в постель пораньше. Я чувствую, что тебе просто необходимо настоящее утешение.

Ее рука, точно змея, скользнула между его ног. Почувствовав поднимающуюся в нем ответную дрожь, Неон Чоу рассмеялась и выпорхнула из каюты. Она тут же напрочь позабыла о старике, заранее предвкушая дифирамбы, которые будет воспевать ей надменный сэр Джон Блустоун, получив от нее столь ценный подарок.

Молодая женщина, склонив голову и не сводя глаз с носков своих традиционных гета,молча приближалась к ним. Она была одета в ослепительно-белое кимоно, расшитое бледно-розовыми пионами. К груди она крепко прижимала небольшой бумажный сверток. Провожаемая их взглядами, она подошла к хранилищу, где покоился образ Кэннон — реликвии, обладающей столь необычной святостью, что она выставляется напоказ лишь один раз в тридцать три года.

Опустившись на колени, женщина, с лица которой не сходило скорбное выражение, застыла в почтительной позе перед святилищем богини милосердия. Вокруг нее все было уставлено блюдами с изысканной пищей и цветами, источавшими восхитительный, густой аромат. Женщина стала молиться, беззвучно шевеля губами, но лишь после того, как, развернув сверток, вытащила из него и благоговейно поместила на усыпанный белыми и желтыми камнями глиняный поднос крошечную куклу, изображавшую девочку, стало ясно, что привело ее сюда.

Словно луч солнца, осветив недра ее души, сорвал покров мрака с горя, затаившегося там. Эта женщина недавно пережила смерть маленькой дочери и теперь принесла к стопам богини милосердия главное сокровище ее ребенка.

Джейк и Микио сидели бок о бок и вглядывались в нежные черты молодой женщины, в ее наполненные болью и страданием темные глаза. Постояв еще немного на коленях, она поднялась и бросила прощальный взгляд на лицо куклы. Одинокая слеза тихо скатилась по ее округлой щеке.

— Они все приходят сюда, — промолвил Микио. — Женщины Киото. Да и не только Киото. Они приходят в Киомицу-дера молить Кэннон о благополучном рождении ребенка или, в случае вроде этого, о защите камиумершего дитя.

Джейк не проронил ни звука в ответ. Он казался целиком поглощенным захватывающим дух видом, открывавшимся с вершины горы, где стоял буддистский храм. Они пришли сюда вдвоем, без телохранителей, чтобы не привлекать к себе лишнего внимания. К тому же имелись все основания полагать, что после покушения в Токио враги считают, будто с Микио покончено раз и навсегда.

— Моя жена часто приезжала сюда.

Скользя взглядом по раскинувшемуся внизу древнему Киото, по начинающим уже зеленеть рощицам, карабкавшимся по склонам горы, по геометрически правильным, точно расчерченным по линейке квадратам и прямоугольникам полей, на которых виднелись крошечные черные фигурки копошащихся людей, Джейк тем не менее внимательно прислушивался к тому, что говорит его друг. Ему не довелось встретиться с женой Микио. Да и в любом случае разговор на столь личную тему согласно японскому этикету требовал особого уважения и внимания к собеседнику. Приказав себе отвлечься от собственных бед, он постарался сосредоточиться на словах Микио.

— Она приходила сюда, — продолжал тот, — и просила Сострадательную позволить ей иметь ребенка. У нее... были проблемы в этом смысле. Врачи говорили, что у нее очень мало шансов забеременеть. — Микио сложил ладони, точно собираясь читать молитву. — Они предлагали искусственное осеменение, но эта идея... представлялась нам обоим отвратительной. Поэтому она возносила мольбы Кэннон, обитель которой, как она полагала, находится на этой горе. Ей казалось, что только здесь ее молитвы достигнут слуха богини.

Они сидели на просторной открытой террасе храма, нависшей над склоном горы. Гора эта служила местом проведения священных ритуальных плясок. И днем, и ночью на ее площадке была хорошо слышна мелодичная песня Отавы — одного из самых замечательных водопадов во всей Японии.

Внезапно Микио поднялся и подошел к краю террасы, выходившему к Отаве. Джейк последовал его примеру. Их внимание привлекла группа паломников, облаченных в белую одежду. Укрывшись за оберегающей от злобных сил стеной из брызг водопада, они, воздев к небу руки, молились Фудо-Мио-о, прося защитить их от врагов.

— Нам следовало бы присоединиться к ним, — заметил Джейк. — Сейчас мы оба нуждаемся в защите от врагов. — Затем, помолчав, он спросил, не глядя на друга: — Ну и что же, вняла Кэннон молитвам твоей жены?

— Как видишь, нет, Джейк-сан. Увы, у меня как не было детей, так и нет их до сих пор. — Понимая, что выражения соболезнования были бы и неуместными, и недостаточными, Джейк благоразумно от них воздержался.

— Быть может, — промолвил он спустя некоторое время, указывая на паломников, — им известно нечто, чего не знаем мы.

— Если так, — отозвался Микио, — то мы никогда и не узнаем этого. — Украдкой взглянув на него, Джейк увидел крошечную слезу, сползавшую по щеке Микио, и вспомнил о женщине, расставшейся у него на глазах в храме с любимой игрушкой своей дочери. Теперь он понимал, почему друг привел его сюда. Микио до сих пор ощущал груз вины за то, что Джейк едва не погиб в Токио. Ему не было дела до того, что Джейк стал жертвой собственного упрямства. Микио сделал все, что было в его силах, чтобы уберечь друга от опасности, однако тот упорно не обращал внимания на его настойчивые предостережения.

По мнению Микио, когда Джейк находился в Японии, он — оябун,один из верховных жрецов якудзы —нес за него персональную ответственность. Он целиком отвечал за безопасность друга, и точка. Вот так. Все очень просто, и вместе с тем совсем не просто. И теперь Микио чувствовал себя перед Джейком в долгу, оплатить который, честно говоря ему пока что не представлялось возможным. Гирив не меньшей степени, чем дружба, точнее, гири,сплетенное с дружбой в один нераспутываемый клубок, являлось причиной столь необычной, почти родственной близости душ Микио и Джейка. И именно гирипобудило Микио открыть перед другом самую интимную и, несомненно, самую болезненную страницу своего прошлого. И Джейк по достоинству оценил этот удивительный “момент истины”.