Сирены - ван Ластбадер Эрик. Страница 47

– Ты когда-нибудь брал с собой Ясмин? На лице Джорджа появилась гримаса.

– Она собиралась поехать со мной в этом году. – Он безнадежно махнул рукой. В этот момент официант поставил перед ним полный стакан и забрал пустой. Джордж тут же приложился к нему. – Какое это имеет значение.

Однако Дайна думала иначе.

– Джордж, если это правильно, то тебе сможет помочь другая женщина.

Он мрачно усмехнулся.

– О, нет. Она была единственной, и я не думаю, что у меня опять когда-нибудь появится женщина. – Он пожал плечами. – Какого черта, в самом деле. Я таков, каков есть, верно? К тому же взаимоотношения с партнером гораздо легче, если ты – гомосексуалист, и сводятся только к сексу. Никаких истерических звонков посреди ночи и рыдающих женских голосов в трубке. Полная свобода и возможность жить так, как тебе хочется; не надо ни перед кем держать ответ за случайные встречи.

– Джордж, у меня складывается впечатление, что ты используешь гомосексуализм в качестве легкого пути ухода от проблем.

– Что дурного в том, чтобы время от времени выбирать легкий путь? Я сыт по горло проблемами в прошлом. – Он ткнул пальцем в сторону Дайны. – Ты знаешь, почему я стал актером? Мне казалось, если я изменю свою личность, то, возможно... мне начнут нравиться девушки. О, да! Глупо, не правда ли? – Он снова махнул рукой. – Но нет, я просто путал личность и это. Растворение собственной личности, исполнение ролей перед матерью... единственное, чего я этим добился – ускорил процесс... долгого соскальзывания в никуда.

Джордж погремел кубиками льда в стакане.

– Я скажу тебе, что дало мне ремесло актера. Оно заставило меня хотеть большего. Дело дошло до того, что меня перестала удовлетворять игра перед камерой. Я ощутил в себе потребность делать в реальной жизни то же, что и в кадре.

– Так я начал шляться повсюду в поисках случайных партнеров, потому что обнаружил, что такие приключения содержат в себе все, что мне нужно. Я воспринимаю их точно так же, как исполнение ролей в кино. Они создают ощущение жизни в постоянном напряжении. Ты знаешь, что рано или поздно ошибешься, и тебе конец. Возможно, кого-то подобная мысль испугает. Но нет. Она придает тебе сил, заставляет вновь и вновь выходить из дому, чтобы в очередной раз очутиться лицом к лицу... с этим нечто, назови его как угодно, полным неумолимой притягательности.

– Ты спрашиваешь себя: «Случится ли это сегодня ночью?», когда подцепляешь мускулистого белокурого парня на Санта-Моника, целыми днями катающегося на серфинге. Ладно, он связывает тебя и награждает несколькими вполне безобидными тумаками, прежде чем трахнуть. Пока все в порядке.

– Однако допустим... на мгновение, под очаровательной внешностью блондина скрывается душа маньяка. И вот ему приходит в голову, что может быть вовсе не стоит развязывать тебя. Он проходится по дому, забрав деньги и драгоценности, начинает крушить мебель, а потом возвращается назад, чтобы заняться тобой...

– Прекрати! – закричала Дайна, затыкая уши ладонями. – Прекрати, немедленно! – Многие посетители повернулись в направлении их столика, куда уже спешил метрдотель Франк узнать, не случилось ли с ней что-нибудь.

Джордж жестом отослал его, а когда они с Дайной вновь остались, вдвоем, сказал:

– Я подозреваю, что именно за это Ясмин и презирает меня. За то, что я большую часть времени – бездушная скотина. – Он дотронулся до тыльной стороны ладони девушки и тут же отдернул руку. – Убийства совершаются каждый день. В том, что произошло с твоей подругой, нет ничего уникального. Это следствие...

– Меня не волнуют другие люди, – яростно возразила Дайна. – Только Мэгги!

– Последствие современного образа жизни, – продолжил он упрямо. – Никто у нас уже не в состоянии различать плохое и хорошее. Смерть потеряла всякое значение.

– Как ты можешь говорить так!

– Могу, так как это правда, Дайна. Темные силы, заключенные в нас, обнажили клыки, ощутили вкус крови и теперь стремятся целиком овладеть нами, чтобы ускорить гибель. – Его лицо расплылось в широкой насмешливой улыбке.

– Эль-Калаам понял бы это, как ты считаешь?

– Почему бы и нет? – ответила она. – Эль-Калаам – террорист. А ты сам рассуждаешь, как настоящий террорист.

– Совершенно верно! – Джордж оперся ладонями о стол. – Эль-Калаам более реален, чем Джордж Алтавос. Должен признаться, я невзлюбил эту картину вначале... даже почти не читал свой текст. Однако Марион – наш проклятый гений Марион – пришел ко мне, вытащил меня из постели и заставил прочитать. Он не хотел никого другого на эту роль, однако я все еще колебался. Он проник в самую суть дела, пока я барахтался в дерьме вместе с собственным эго и... дрался с тобой.

Он задумчиво водил холодным стаканом вдоль губ, до тех пор пока они не стали влажными.

– Эль-Калаам постиг то, что я долго силился понять. Теперь мы – одно целое, Дайна; террорист и я. Одно целое.

Дайна не могла более выносить общество Джорджа и ушла, оставив его напиваться в одиночестве, хотя еще было рано ехать в аэропорт. Уже направляясь нетвердой походкой к своему «Мерседесу», она вдруг поняла, что какая-то часть ее хотела остаться, будучи завороженной представлением, устроенным Джорджем. Однако в глубине души она была испугана до смерти, и ее всю трясло точно в лихорадке; он произвел на нее впечатление человека, напрочь потерявшего контроль над собой.

Долгое время она сидела в машине, опустив все стекла. Вскоре прохладный ночной ветерок осушил все капли пота у нее на лбу. Однако его нежное дуновение не могло унести прочь черные мысли, окольными путями закрадывавшиеся в ее сердце. Мысли, в которых она предпочла бы не признаваться самой себе.

Судорожным движением она вставила ключ и включила зажигание. Громкое рычание заводящегося мотора и привычный запах выхлопных газов, на мгновение заглушивший аромат моря, привели Дайну в чувство. Она зажгла фары и, выехав со стоянки, повела машину назад вдоль Адмиралти Вэй. Щелкнув ручкой, она включила приемник и, добавив громкости, услышала слова из середины песни:

Мне нравится веселая компания,

Мне нравится звук опасности в твоем голосе,

Теперь я жду, пока огонь не станет частью меня.

А ты ждешь, пока у тебя не останется выбора...

Сюда вновь приближается ночь,

И она поворачивает меня навстречу тебе...

Дайна смеялась в полный голос, давя на газ все сильней и сильней, одновременно удаляясь и приближаясь к одному и тому же знаку: знамени неизвестного победителя.

Их путь пролегал через ослепительно сверкающий мириадами ярких огней центр города, потом – через темный Центральный Парк, расцвеченный прерывистыми нитями рождественских гирлянд, свисавших с потрескавшихся черных ветвей, подобно волшебной паутине. Чистый горизонт расстилался за панорамой высоких зданий – молчаливых стражей, возвышавшихся над лесом, покрытом копотью и сажей.

Бэб сидел возле Дайны, похожий на могучего исполина из легенды. Он был одет в темно-синий вельветовый костюм, украденный, вне всяких сомнений, с передвижного лотка Калвина Клейна на Седьмой Авеню. Тем не менее, он как нельзя лучше облегал фигуру Бэба, поскольку тот носил его Гершелю, портному старой школы, владевшему убогим ателье на Девятой Авеню, но выполнявшему свою работу безукоризненно.

Дайна по этому случаю облачилась в чесучовое шелковое платье – чудо темно-фиолетового цвета, которое ей с невероятным трудом удалось выпросить у матери. Оно открывало ноги до колен и значительную часть груда, держась лишь на двух тоненьких бретельках. Дайна считала, что ее старания не пропали даром.

Она обладала необычайно хорошо развитыми для семнадцатилетней девушки формами: недаром уже в пятнадцать она не имела ни малейших проблем, покупая сама себе выпивку в баре. Она носила длинные волосы, зачесанные назад, и уже давным давно проколола себе уши в ювелирном магазинчике, примыкавшим к одному из многочисленных кафе, в которые она частенько захаживала.