Сирены - ван Ластбадер Эрик. Страница 56
– Грехи? Какие грехи? – Дайна тщетно пыталась отыскать взгляд Криса. – О чем она говорит?
– Колдовство, – поспешила ответить Тай. Черная магия. Она хотела проникнуть в наш внутренний круг.
Позади стоявшей тесной группы «Хартбитс» раздался шум потасовки. Взглянув поверх плеча Тай, Дайна увидела Силку, разбирающегося с одним из репортеров. Подхватив одной рукой беспомощно барахтающуюся жертву под мышку, телохранитель «Хартбитс» выхватил из рук газетчика фотоаппарат и с размаху врезал им по стволу ближайшего дерева. Аппарат разлетелся вдребезги; испорченная пленка выскочила наружу, как человечек из детской шкатулки. Найджел, обернувшись, наблюдал за этой сценой, но Тай даже не шевельнулась. Крис прилежна разглядывал носки своих ботинок.
Когда Силка, передав репортера в руки охраны, вернулся назад, его взгляд, устремленный на Дайну, сказал ей: «Я предупреждал тебя насчет Тай».
– Закончилось? – спросила Тай и, когда Найджел кивнул, обратилась вновь к Дайне. – Ты нравишься Крису, так же как и Найджелу. Поэтому не повторяй ошибки своей подруги. Ничто из того, что происходит между нами, не касается тебя. Так что держись в стороне.
– Держаться в стороне? – изумленно переспросила Дайна. – Она была моим другом. Как я могу оставаться в стороне?
Тай открыла рот, собираясь было ответить, но Бонстил во время успел оттянуть Дайну за руку, обращаясь к ней: «Пора идти. Я провожу вас».
Повисло тягостное, натянутое молчание, полное скрытой внутренней борьбы. Противоборствующие стороны сформировались, образовав, как на шахматной доске, два войска белых и черных. Дайне казалось, что все эти люди участвуют в какой-то чудовищной игре, сводившейся к безжалостной взаимной травле – единственному, что поддерживало их существование. У нее не выходила из головы фраза, произнесенная Джоан: «Вы обретаете счастье, только пожирая друг друга живьем». «Нет, – возразила про себя Дайна, – это неправда. Мы не такие. Я не такая. Когда-то я могла стать такой, подражая матери, однако этого не произошло. Жизнь научила меня».
Опять бросив взгляд мимо Тай, она заметила, что Силка внимательно наблюдает за ней. Он прижал указательный палец к губам и не убирал его, пока она не позволила Бонстилу отвести ее назад к Рубенсу.
– Я хочу поговорить с вами, – сказала она тихо.
– Не здесь, – ответил капитан, – и не сейчас. – От этого странного эха ее собственных слов, обращенных к Рубенсу, по спине Дайны пробежал холодок. – Пока мне нечего вам сообщить.
– Нет, есть..., – однако Бонстил уже удалялся, оставив ее с Рубенсом, и занял место рядом с четой Рэтеров. Дайна решила, что это он позвонил им.
Началась служба – долгая церемония, безжизненная и равнодушная. Священник, не знавший Мэгги, распространялся о ней так, точно она с детства ходила в его церковь. Впрочем, видимо Джоан в предварительной беседе сообщила ему все основные факты из биографии сестры.
Посредине проповеди Дайна вдруг поняла, что Рубенс был прав. Похороны предназначались для живых, а не для мертвых, ибо нигде не было ни малейшего следа присутствия женщины, которую когда-то звали Мэгги. Ей не нашлось места в кругу лиц, выражавших ту или иную степень горя.
Наконец два здоровых могильщика спустили на веревках гроб в могилу. Дайне, чьи глаза наполнились слезами, казалось, что в чернеющей яме хоронят не одного человека.
Джоан, отстранившись от мужа, подошла на негнущихся ногах к краю могилы. Священник твердил нараспев:
– Прах – праху, пыль – пыли...
Джоан наклонилась и подобрала горсть земли. Долгое время, будучи не в состоянии пошевелиться, она стояла на месте, бесконечно, ужасающе одинокая. Тай, повернувшись, сказала что-то Найджелу. В то же мгновение судорожным жестом Джоан вытянула руку вперед и бросила в яму комья земли, черным дождем посыпавшиеся на блестящую крышку гроба.
Глава 5
– Не понимаю, что заставляет их продолжать это, – заметил Марион как-то утром на съемочной площадке.
– Продолжать что? – поинтересовалась Дайна. Режиссер сложил свой номер «Гардиан», которую он ежедневно получал авиапочтой из Манчестера. Марион не мог прожить без новостей о событиях, творящихся у него на родине. «Газеты, издаваемые янки, – частенько бормотал он себе под нос, – не умеют сообщать о том, что происходит в мире». Однако в действительности, его в первую очередь волновали новости из Англии.
Он поднял голову и взглянул на Дайну поверх своей любимой чашки из английского фарфора, на три четверти заполненной свежезаваренным чаем, представлявшем собой смесь сортов «Инглиш Брекфаст» и «Дарджилинь», которую Марион регулярно приобретал в одном магазине на Бельгревиа.
– Я имею в виду англичан и ирландцев, – он говорил очень осторожно. – Английский парламент и католиков. – Он отхлебнул чая. – Это уже сидит у меня в печенках. – Марион ткнул пальцем в газету. – Вот хотя бы пример. Они пишут о грандиозной облаве в Белфасте три недели назад. Утверждают, будто она была организована главой ирландских протестантов на севере острова. – На его лице появилось отвращение. – Как обычно, грязную работу выполняли англичане. Именно они прочесывали Эндитаун, вылавливая ребят, подозреваемых в связях с ИРА. – Он покачал головой. – Это была настоящая кровавая баня.
– Однако ведь война длится уже так долго.
– Вот именно! – Он со звоном поставил чашку на блюдце. – И к чему она нас ведет, я вас спрашиваю! Кровь, кровь и кровь – больше ничего. Семьи разрушаются. Повсюду отчаяние и горе. – Он оттолкнул чашку от себя. – Теперь ты понимаешь подлинную причину, по которой я взялся за эту картину? Я хочу показать людям их бесконечную глупость. – Он смахнул «Гардиан» со стола ребром ладони, так что газетные страницы разлетелись по полу, как птицы со сломанными крыльями. – Ах! Зачем я только читаю весь этот кошмарный бред.
Однако на следующее утро он, как ни в чем не бывало, опять сидел за чашкой чая, изучая свежую газету.
Эль-Калаам и Малагез сидели на корточках рядом с Джеймсом, разложив на полу карту виллы и ее ближайших окрестностей. Они внимательно изучали квадрат за квадратом.
– Скоро их люди появятся здесь, – сказал Эль-Калаам. – Мы должны убедиться, что в нашей обороне нет ни единой трещины. Ни к чему сюрпризы теперь, когда уже столько сделано, а? – Он очертил пальцем на карте неровный прямоугольник. Там сейчас Мустафа. Сходи к нему и проверь, все ли в порядке. – Малагез кивнул и молча повиновался. Идя выполнять приказ, он прошел мимо Рудда и англичан, спускавшихся в прихожую. Они тащили дверь, снятую с петель в ванной. Направляемые Фесси, который подгонял их, тыча в спину дулом автомата, они прислонили дверь к стене и смогли, наконец, перевести дух.
Эль-Калаам окинул взглядом Джеймса.
– Ты выглядишь неважно, мой друг, – заметил он и громко позвал. – Рита! Принесите сюда воды. Пусть его жена останется там с тобой.
Через несколько мгновений в гостиную вошла Сюзан. Она несла в руке стакан воды. Весь ее грим уже успел сойти, а аккуратная прическа растрепалась, и локоны беспорядочно висели над ушами. Эль-Калаам приказал ей встать на колени перед ним, и Сюзан подчинилась.
– Ты видишь, как это легко, – обратился он к Джеймсу. – Они рождены, чтобы повиноваться. – Он резко кивнул головой, и Сюзан поднесла стакан к губам раненого.
На кухне Рита осуществляла контроль за работой женщин, готовивших еду. Сама она при этом ни разу не притронулась к кастрюлям и сковородкам.
– Как получилось, – поинтересовалась Хэтер, помешивая суп, – что он взял тебя к себе в отряд? Ведь совершенно очевидно, что просто-таки ненавидит женщин.
– Он не ненавидит женщин, – возразила Рита слегка оправдывающимся тоном. – Он их не уважает. Отличие между мужчиной и женщиной в том, что они выполняют разные функции в жизни.
– Я не вижу никакой разницы...
– Бессмысленно даже разговаривать с тобой. Заткнись и помешивай свой суп.
Хэтер отвернулась и заметила: