Сирены - ван Ластбадер Эрик. Страница 58
– Он совершенно прав.
– Неужели ты меня считаешь таким идиотом? Ты полагаешь, что я не знаю, кто правит Иерусалимом. Если пират прикажет освободить наших братьев, их освободят. Он упрямится от собственной глупости. Он дорожит тобой и своей дочерью, разве нет?
– Он еще больше дорожит благополучием своей страны.
– Речь настоящего сиониста! – воскликнул Эль-Калаам. – Однако мы живем в реальном мире, мой дорогой, заблуждающийся министр Бок, а не, хвала Аллаху, в порожденной воспаленным сознанием евреев мечте, которую вы навязываете всему миру. В течение последующих восемнадцати часов в этом доме будут решаться вопросы жизни и смерти некоторых людей. Часть ответственности за то, что может случиться, ложится на ваши плечи.
– Нам, евреям, приходилось решать вопросы жизни и смерти на протяжении шести тысячелетий, – возразил Бок. – Я знаю, что делаю. Нам больше не о чем говорить. Ты должен действовать, не рассчитывая на меня.
– Хитрый, жид, – Эль-Калаам осклабился. – Очень хитрый. – Он ткнул Бока пальцем в грудь. – Ты просто редкий придурок, в чем сам убедишься. Не забудь наш разговор. Ты приползешь ко мне, умоляя, чтобы я позволил тебе выполнить мои поручения. – Он приблизил свое лицо к Боку. – Так и будет.
Он повернулся к Фесси.
– Присоединяй.
Фесси скрылся в ванной. Оттуда послышались тихие звуки. Потом Фесси вернулся и коротко кивнул.
– Малагез! – скомандовал Эль-Калаам. Широкоплечий малый развязал шнур, стягивавший голени Бока.
– Усади его.
Малагез опустил приклад МР-40 на плечо промышленника. Тот, застонав, рухнул на кресло.
– Так лучше.
Малагез связал руки жертвы, заведя их за кресло.
– Готово.
Фесси, подняв сужающийся патрубок на свободном конце шланга, поднес его к лицу Бока.
– Тебя так и переполняют всевозможные сионистские идеи, – холодно замети Эль-Калаам. – Ну что ж, сейчас ты узнаешь, как бывает, когда тебя переполняет кое-чем иным. – Бок поглядывал то на него, то на латунный патрубок в руках Фесси.
– Тебе когда-нибудь доводилось видеть утопленников? Думаю, да. Давным-давно, в Европе. Раздувшиеся тела мертвецов. Смрад, запах гнили. Ты посмотрел на лучшего друга и не узнал его. – Он смотрел сверху вниз на вспотевшего Бока. – Да, ты видел, как они тонули и уходили в никуда. И ты говорил про себя: хорошо, что они, а не я. Верно, Бок?
– Теперь, боюсь, тебе придется почувствовать себя в их шкуре. А потом ты сделаешь все так, как я велю.
Бок оскалил зубы. Пот тоненькой струйкой стекал с его подбородка.
– Никогда.
Эль-Калаам зажал пальцами ноздри Бока. Тот потряс головой, но тщетно. Через некоторое время он был вынужден открыть рот, чтобы сделать вдох, и Фесси тут же вставил туда патрубок.
– Никогда не говори никогда, Бок, – сказал Эль-Калаам, все еще не разжимая пальцев.
Глаза промышленника вылезли из орбит, а когда Фесси пропихнул шланг поглубже, он начал давиться и издавать жуткие мяукающие звуки.
– Это тяжело, Бок, а? – заметил Эль-Калаам. – Чувствовать себя таким беспомощным? – Бок дико вращал глазами, потом его начало трясти: вначале ноги, затем и туловище. Хэтер видела судороги, пробегавшие по мышцам его шеи. – Что ты за несчастное создание, Бок! Впрочем, всего лишь типичный представитель своей расы.
– Что вы собираетесь сделать с ним? – не выдержала Хэтер. – Удушить его?
Даже не взглянув на нее, Эль-Калаам приказал:
– Наполняй его водой, Фесси. Но не торопись. Пусть действие длится подольше. Так оно окажется... более убедительным.
– Пытка.
Эль-Калаам пожал плечами.
– Это всего лишь слово. Удел женщин – пустые слова, а мужчин – действие. Результат, вот что в конечном счете принимается во внимание. Всегда надо жертвовать чем-то, чтобы получить желаемое. В данном случае...
– Значит, вы жертвуете человечностью... Он повернулся к Хэтер, точно ужаленный, и наотмашь ударил ее по лицу.
– Кто ты такая, чтобы рассказывать мне о человечности? – загремел он. – Стрелок. Охотник на мелких грызунов. Ты убиваешь без всякой цели, просто ради развлечения. Я же делаю это ради моего народа и страны. Ради того, чтобы мы могли вернуться на родину. То, что я делаю, – справедливо, но ты..., – он плюнул ей под ноги, – тому, что творишь ты, нет оправдания. – Он мотнул головой. – Малагез, отведи ее отсюда. Пусть ждет вместе с брюнеткой.
Жуткая тишина, царившая в гостиной, не позволяла им отрешиться от отрывистых криков, доносившихся из дальнего крыла, где террористы занимались Боком.
Наконец Малагез вернулся оттуда. До этого в течение нескольких секунд не было слышно ни звука, и Хэтер, державшая Сюзан в своих объятиях, закусила губу в предчувствии развязки.
Войдя в гостиную, Малагез сделал жест рукой, подзывая женщин.
– Сейчас вы обе пойдете со мной, – сказал он.
Когда во время обеденного перерыва, чуть живая от усталости. Дайна ввалилась в свой трейлер, то обнаружила там Бонстила, рывшегося в холодильнике, стоявшем в дальнем углу возле туалетного столика.
– Ищите улики? – поинтересовалась она. Бонстил обернулся, в руках у него Дайна увидела бутылку.
– Нет, всего лишь ломтик лайма, – он улыбнулся.
– Вы пришли слишком поздно, – заметила она, закрывая дверь. – Я вся выдохлась.
Он открутил пробку и сделал глоток прямо из горлышка.
– Может быть, вам все же стоит воспользоваться стаканом? – едко бросила Дайна. Она злилась из-за того, что он не счел нужным встретиться с ней раньше.
Бонстил беззаботно потряс бутылкой.
– Ничего. Я привык есть на ходу.
Только сейчас Дайна как следует рассмотрела его шикарный бледно-розовый костюм, который плохо вязался с ее представлениями о размерах жалования офицеров полиции.
– Вы неплохо одеваетесь для полицейского, во всяком случае. – Она плюхнулась в кресло и сняла туфли. Он усмехнулся.
– Вот что значит быть на содержании, – возможно, он сказал это в шутку, однако выражение, затаившееся в его серо-голубых глазах, оставалось угрюмым и замкнутым. Затем он прислонился к холодильнику и сказал. – Вы хотели поговорить со мной. О чем?
– Вы сказали, что вам понадобится моя помощь.
– Ну да, впрочем, я не думаю...
– Вы передумали.
Поставив бутылку, он подошел к маленькому столику и, отогнув занавеску, выглянул наружу. На автостоянке царила обычная суматоха.
– Я не хочу ввязывать вас в это дело.
– Почему?
Он повернулся к ней.
– Удивительно слышать такой глупый вопрос из уст столь умной леди, мисс Уитней.
– Я хочу помочь.
– Я ценю это. – Его глаза, однако, говорили иное. – Однако вам не стоит понапрасну утруждать себя. Дайна сменила тактику.
– Вы не были откровенны со мной до конца.
– Да? – он произнес это без всякого удивления. – Относительно чего же?
– Той кровавой эмблемы, обнаруженной вами, сбоку на... колонке, – она глотнула воздуху, усилием воли отгоняя кошмарное видение, засевшее глубоко внутри нее.
– Это – дело полиции, мисс Уитней.
– И мое тоже.
Произнося это, Дайна наклонилась вперед. Бонстил вздохнул и, закрыв глаза, потер веки. Когда он заговорил, его голос приобрел монотонное, занудливое звучание, как у лектора, читающего незнакомый или изрядно опостылевший материал.
– Чуть больше двух лет назад тринадцатого ноября у северо-западной границы парка Голден Гэйт в Сан-Франциско было обнаружено тело двадцатитрехлетней студентки колледжа. Перед смертью она была жестоко избита и изуродована. Возле ее тела лежал камень с рисунком, изображавшем, как выяснилось при обследовании, меч, заключенный в кольцо. Позднее так же подтвердился тот факт, что эмблема, – он намеренно употребил слово, произнесенное Дайной, – была нарисована кровью жертвы. Никто по подозрению в совершении этого убийства задержан не был. – Он вернулся к холодильнику и опять прильнул к бутылке.
– Тремя месяцами позднее, опять-таки тринадцатого числа, изувеченный труп двадцатипятилетней женщины был найден под одним из причалов на Эмбарнадеро. На сей раз точно такая же эмблема красовалась на внутренней поверхности бедра убитой.