Соперница - Робертс Нора. Страница 37

Все молчали, когда Марси медленно повернула Дину к зеркалу. Дина вытаращилась на свое отражение, от неожиданности ее губы приоткрылись, глаза округлились. Длинная грива волос исчезла, а на ее месте теперь была короткая гладкая шапка с дерзкой лохматой челкой. Ошеломленная, она смотрела, как женщина в зеркале подняла руку, коснулась места между шеей и затылком, где кончались ее волосы.

– Она подчеркивает форму твоего лица, – нервно заговорила Марси, а Дина все так же смотрела и молчала. – Твои глаза и брови. У тебя такие замечательные, естественно изогнутые черные брови. Немного удивленные выразительные глаза, но они терялись под твоими волосами.

– Мне… – Дина перевела дыхание, – мне очень нравится.

– Правда? – Колени Марси словно подогнулись от внезапного облегчения, она упала в кресло рядом с Диной. – Тебе нравится?

Дина смотрела в зеркало, а ее улыбка становилась все шире и шире.

– Да, мне нравится. Ты представляешь, сколько времени мне приходится тратить на свои волосы? Почему я раньше об этом не подумала? – Она схватила ручное зеркало, чтобы взглянуть на затылок. – Это сэкономит мне почти восемь часов в неделю – целый рабочий день. – Взяв со столика снятые сережки, Дина надела их обратно. – Что ты об этом думаешь? – спросила она Фрэн.

– Не хочу преуменьшать важность экономии времени, но ты выглядишь невероятно. Самая классная девчонка из всей округи.

– Бобби?

– Это сексапильно. Нечто среднее между амазонкой и феей. И я даже уверен, что «Делакорт» не будет возражать против того, чтобы переснять всю рекламу.

– О господи! – Вспомнив о рекламе, Дина в отчаянии повернулась к Фрэн. – О господи!

– Не волнуйся, сегодня от тебя требуется ослепить Лорена новой прической. А потом мы обыграем ее в следующем шоу.

– Я с этим согласен, – решил Бобби. – А теперь, если вы, леди, не возражаете, я должен приступить к макияжу. Мне еще предстоит зажарить форель под соусом.

Рано утром, на рассвете первого дня нового года, под звуки видеозаписи «Часа с Диной», идущей по телевизору, одинокая человеческая фигура бродила по маленькой темной комнатке. На столе, где в призрачном свете мерцали стоявшие в рамках фотографии Дины, лежало новое сокровище: толстая косичка из эбеновых волос, перевязанная золотой ленточкой.

Они были мягкими как шелк. Его пальцы гладили косичку, а потом потянулись в сторону, к трубке телефона. Он медленно, словно наслаждаясь, набрал номер. Несколько мгновений спустя в трубке послышался голос Дины – сонный, немного встревоженный, но он принес с собой серебряный вихрь удовольствия, который еще долго кружился после того, как трубка легла на свое место.

13

Финн сидел на полу гостиничного номера, держа на коленях свой «лэп-топ». Он выстукивал текст репортажа с такой скоростью, с какой только слова успевали доходить от головы до пальцев. Уже почти рассвело, и хотя его глаза слипались, он не чувствовал усталости.

За последние три часа они дважды переезжали, перетаскивая с собой оборудование и провизию. Пока иракские солдаты обыскивали здание, переселяя гостей и международные группы журналистов в подвал отеля, Финну и его команде удалось незаметно проскользнуть из номера в номер. От удачного завершения авантюры у него в жилах бурлила кровь.

Пришла его очередь заступить на вахту, пока оба напарника завалились на кровати и пытались урвать хоть немного сна.

Удовлетворившись текстом, который он решил пока что закончить, Финн выключил компьютер. Он встал, потянулся, разминая спину и шею, и тоскливо размечтался о завтраке: блины с черносмородиновым джемом и галлон горячего кофе. Потом распутал тянувшиеся за Кертом провода и поднял камеру.

Стоя у окна, он снимал последние кадры первого дня войны, молниеносные вспышки летевших ракет и бомб, следы трассирующих снарядов. Он мысленно представлял, сколько они увидят руин, когда рассветет. И сколько они смогут заснять.

– Приятель, я буду жаловаться на тебя в профсоюз.

Финн опустил камеру и повернулся к Керту. Оператор стоял возле кровати и протирал усталые глаза.

– Психуешь, потому что я умею обращаться с этой малышкой так же хорошо, как и ты?

– Дерьмо собачье! – Возмущенный Керт подошел к нему и забрал камеру. – Ни черта ты не умеешь делать, кроме как красиво выглядеть на пленке!

– Тогда будь готов это доказать. Мне надо прочитать текст.

– Ты здесь начальник. – Он молча перематывал кассету, прислушиваясь к взрывам бомб. – Мы собираемся отсюда выбираться?

– У меня в Багдаде есть друзья. – Финн смотрел на огни, вспыхивавшие на горизонте. – Может быть.

Было шесть часов утра, когда Дина наконец-то открыла дверь своей квартиры и, шатаясь, вошла. Она провела на ногах ровно двадцать четыре часа и умирала от усталости.

Но зато, напомнила себе Дина, выполнила свои профессиональные обязанности и увидела свою новорожденную крестную дочку.

Обри Дина Майерс, думала она и сонно улыбалась, направляясь прямо в спальню. Восьмифунтовое чудо с рыжими волосами.

После того, как прямо на ее глазах в мире появилась эта новая, невероятно красивая жизнь, было трудно поверить, что на другом конце света сейчас бушевала война.

Но, стянув с себя одежду и чувствуя бесконечную благодарность за то, что ее утреннее шоу отменили, Дина включила телевизор, и эта война ворвалась в ее дом.

Который час сейчас в Багдаде? – задалась она вопросом, но ее ум был уже не в состоянии справиться с математическими вычислениями. Оставшись в нижнем белье, Дина медленно опустилась на край кровати и попыталась сосредоточиться на кадрах и сообщениях.

«Будь поосторожней, черт тебя побери!»

С этой мыслью она скользнула под покрывало и провалилась в глубокий сон.

Поздно вечером первого дня войны в Персидском заливе Финн обосновался на саудовской базе. Он устал, проголодался и страстно мечтал о ванне. Он слышал гул реактивных самолетов, подымавшихся с летного поля и направлявшихся в сторону Ирака. Другие репортеры, думал Финн, сейчас передают свои сообщения.

У него было ужасное настроение. В результате ограничений, наложенных Пентагоном на прессу, ему приходилось ждать своей очереди для того, чтобы попасть на фронт, и даже тогда он смог бы поехать только туда, куда разрешат военные власти. Впервые со времен Второй мировой войны все сообщения должны были подвергаться цензуре.

Для Финна слово «цензура» звучало хуже любого ругательства.

– Не хочешь побрить свою хорошенькую мордашку?

– Заткнись, Керт. Мы идем в десять. – Он прислушался к обратному отсчету в своем наушнике. – В эти предрассветные часы второго дня «Бури в пустыне»…

Сидя на своей кушетке в Чикаго, Дина наклонилась вперед и внимательно изучала изображение Финна на экране. «Устал», – подумала она. Он выглядел ужасно уставшим. Но жестким и настороженным. И живым.

Она отсалютовала ему стаканом с диетической содовой, одновременно откусывая от бутерброда с арахисовым маслом – это был ее ужин.

«Интересно, – спрашивала себя Дина, – что он думает, что чувствует, когда говорит о вылетах, о статистике или отвечает на вопросы ведущего новостей?» У него за спиной простиралось арабское небо; ему то и дело приходилось повышать голос, чтобы перекрыть гул реактивных двигателей.

– Мы рады, что ты благополучно выбрался из Багдада, Финн. И ждем дальнейших сообщений.

– Спасибо, Мартин. Для Си-би-си Финн Райли из Саудовской Аравии.

– Как хорошо увидеть тебя, Финн! – прошептала Дина, потом вздохнула и понесла свои тарелки на кухню. Проходя мимо автоответчика, она заметила, что на нем мелькает индикатор сообщений.

– Ох, черт, как же я могла забыть!

Отставив тарелки в сторону, Дина нажала на «перемотку». Она блаженно проспала шесть часов, потом опять сразу же умчалась из дома. Заехала в больницу, несколько часов провела в офисе, где царил полнейший хаос. Из-за этой неразберихи и разговоров о войне она сбежала оттуда, нагруженная толстой папкой газетных вырезок и полной сумкой писем. Весь остаток дня проработала, забыв о телефоне.