Семь чудес (ЛП) - Сэйлор Стивен. Страница 19
— Две жертвы трагедии! заявил Антипатр. — Женщины разных поколений живут в одном доме, у каждой отняли мужа, вместе сохраняют обычаи вдов и одеваются в черное. Старшая что-то читает вслух младшей на балконе - какая трогательная сцена! Знаешь, мне кажется, из всего этого могла бы получиться неплохая поэма. Антипатр перевел дыхание и сымпровизировал:
— Под одной из крыш Галикарнаса жили две вдовы,
Одна красивая, молодая и застенчивая, а другая суровая и отчужденная…
— Я еще не все рассказала, — перебила его Битто. Я думаю, ее разозлило его замечание о соблюдении приличия вдов. — Видишь ли, никто на самом деле не знает, как умер Тимон. Это произошло совершенно неожиданно, и похоронная церемония прошла почти незаметно. К тому времени, когда большинство людей узнало о его несчастье, прах бедного молодого человека уже был похоронен в фамильном склепе рядом с прахом его отца. Все согласились, что похороны были организованы с подозрительной поспешностью. Всем сказали, что Тимон умер от лихорадки…
-- Такое бывает, иногда -- сказал Антипатр.
— Но, когда люди начали задавать вопросы, никто не мог найти лекаря, которого вызывали к молодому человеку. Мы даже не смогли найти никого, кто присутствовал на похоронах. Похоже, это было исключительно семейное дело, на котором присутствовали только его жена, мать и домашние рабы. После того, как тело сожгли, невозможно узнать причину смерти — любые следы яда или травмы в этом случае исчезают навсегда. А потом стали припоминать смерть отца Тимона, которая, в свете случившегося, стала казаться столь же подозрительной. Он тоже умер внезапно. И в том, и в другом случае из-за отсутствия родственников-мужчин именно вдовы стали владелицами поместья, несмотря на все положения закона, ограничивающие женщин владеть таким имуществом. Итак, в итоге мы имеем двух мужчин, обоих мертвых, и двух женщин, очень даже живых, которым удалось унаследовать все имущество.
Антипатр был ошеломлен: — Ты предполагаешь, что эта юная милашка, которую мы видели на том балконе, убила своего молодого мужа, чтобы завладеть его имуществом, и сделала это при попустительстве собственной матери молодого человека? И теперь они вдвоем счастливо живут вместе, пара хладнокровных убийц, наслаждаясь трофеями невероятного преступления? Где твои доказательства такого ужасного обвинения? Вся эта идея кажется абсурдно надуманной.
— Все может быть, — сказала Битто. — Я думаю, что могу лучше судить о том, на что может пойти женщина, чтобы пожить той жизнью, которая ей больше подходит.
— Но, чтобы мать участвовала в убийстве собственного сына вместе с невесткой? Это абсурд!
— Опять же, дядюшка, я думаю, ты недооцениваете сложность эмоций и желаний, которые могут управлять женщиной. Ты считаешь материнскую любовь началом и концом женского существования, но не всякая женщина является образцом послушной жены и любящей матери. Пути мира могут быть более сложными, чем ты себе представляешь. — Битто понизила голос. — Люди даже начинают задаваться вопросом, а не могут ли Трифоса и ее невестка быть любовниками.
— Хватит, племянница! Когда ты говоришь «люди», я полагаю, ты имеете в виду мужчин и женщин, которые посещают этот дом по ночам, когда вы собираетесь на свои вечеринки. — Антипатр нахмурился. — Ну, если это пример того рода диких сплетен, которые они распространяют, я думаю, что предпочел бы проводить эти вечера в гораздо более разумной компании Геродота.
— Как пожелаешь, дядюшка, — ровным голосом сказала Битто. Как хорошая хозяйка, видя, что разговор стал чрезмерно горячим, она ловко переменила тему, и мы заговорили о более приятных вещах.
* * *
Еда в тот вечер, должно быть, была слишком сытной для Антипатра, так как на следующий день он пожаловался на несварение желудка и остался в своей комнате. Битто увидела, что я очень хочу осмотреть город, и предложила сопроводить меня.
— Пойдем только мы вдвоем? — спросил я.
Она улыбнулась: — Конечно нет. Я возьму с собой раба, который будет нам помогать. Заодно, он как телохранитель, будет нести мои деньги; со временем мы захотим нанять носилки на двоих, когда устанем ходить пешком.
— Нет, я имею в виду…
— Я знаю, что ты имеешь ввиду. Разве подобает такой женщине, как я, ходить по городу в сопровождении такого красавца вдвое моложе ее, к тому же, не родственника? Что ж, Гордиан, ты взрослый человек и гражданин Рима, и должен решить сам, стоит ли тебе показываться со мной на публике.
— Ты отведешь меня посмотреть Мавзолей?
— Ты не найдешь здесь более осведомлённого гида. Я знаю все о происхождение и значение каждой скульптуры на памятнике. Если охрана с правой стороны будет мне знакома, я даже смогу устроить нам подъем на самый верхний ярус. Не всем это позволяют.
— Чего ж, мы ждем? — сказал я.
Она действительно оказалась прекрасным гидом. Мы начали с осмотра близлежащего царского дворца, построенного Мавзолеем. Как сообщила мне Битто, его дизайн и методы, использованные при его строительстве, были уникальными; украшения были сделаны из мрамора, но массивные стены были из кирпича, покрытого чем-то вроде штукатурки, отполированной до такой степени, что блестели на солнце, как стекло.
На носилках мы добрались до вершины холма, где стоял храм Ареса. Прибыв из Эфеса, где мы с Антипатром видели храм Артемиды, я не очень впечатлялся этим храмом, но он, безусловно, был величественным, а колоссальная статуя бога внутри действительно внушала благоговейный трепет.
Мы спустились через театр, чтобы я мог его осмотреть, затем пересекли оживленный квартал различных лавок и трактиров, где остановились перекусить, и наконец подошли к Мавзолею. Сначала мы обошли памятник пешком, чтобы я могла оценить украшения со всех четырех сторон. Битто не была уверен, сколько статуй украшало монумент, но, по моим оценкам, их было не менее 250-ти. Она указала на различные архитектурные влияния, которые можно было увидеть в памятнике, указывающие на расположение Карии в месте слияния величайших культур мира: нижние ярусы подразумевали неприступную персидскую цитадель, верхний уровень с его колоннами был явно греческим, а крыша была египетской, намекая на еще одно из семи чудес, Великую пирамиду.
Верная своему обещанию, Битто смогла уговорить одного из охранников позволить нам войти во внутрь. К моему удивлению, внутри пространство было небольшое, только узкая извилистая лестница, ведущая к променаду, окружавшему верхний уровень сооружения с колоннами. Я предполагал, что в нижних ярусах есть комнаты, а верхний уровень был настоящим храмом со священной комнатой, но, по словам Битто, за исключением запечатанной гробницы на уровне земли, вся конструкция была монолитной. Полые пространства, какие имелись в храмах, были бы технически невозможными; только монолит из твердого камня мог поддерживать невероятно тяжелую ступенчатую пирамидальную крышу с колоссальной колесницей наверху.
Оставив внизу раба, мы вдвоем поднялись по узкой винтовой лестнице до самого променада. Я уже задыхался, когда делал последний шаг. Размер колонн, вблизи, был поистине поразителен, а гигантские статуи Мавсола, Артемизии и их предков возвышались над нами, и я чувствовал себя щенком собаки, стоящей в тени человека.
Но, взглянув на открывшийся вид, я почувствовал себя богом. За гаванью, заполненной крошечными кораблями, я увидел острова и скалистые мысы вплоть до открытого моря. Корабли вдалеке казались простыми белыми точками, их паруса отражали солнечный свет. Я никогда не поднимался так высоко, даже когда стоял на вершине Капитолийского холма в Риме. Мне не хотелось верить, что я стою на верху сооружения, созданного руками человека.
— Воистину, это чудо! — прошептал я.