Бандит - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 15

В настоящее время группировка Шерхана тяготела к юго-востоку столицы, контролируя один из крупнейших ее вещевых рынков. В ларьках сбывали все на свете: гуманитарную помощь, которая имела обыкновение исчезать через непреодолимые с точки зрения Уголовного кодекса стенки вагонов, прибывающие к станции Москва-Сортировочная, водку, сошедшую со станка Рыжего, анашу, а в узких, длинных гаражах, расположенных вдоль железнодорожного полотна, ремонтировали и «разували» угнанные машины.

Однако в последнее время почерк бригады явно изменился. Зарегистрировали ТОО «Топаз», страховую компанию. Компания как компания, если не считать того, что уставной ее капитал составлял аж двести пятнадцать рублей. Зарегистрировали еще два ИЧП, «Январь» и «Алису»; от имени «Алисы» в Калининградскую область стали регулярно отправлять цистерны с нефтью. Ввиду экспортных квот нефть эта, разумеется, границ не пересекала; по сравнению с гигантскими экспортерами, имевшими доступ к трубе, Шерхан был мелкой мышью. Однако мышь всегда найдет, где прогрызть половицу: нефть доходила до последней приграничной станции, после чего растворялась в нетях.

Поговаривали, что все эти нововведения – дело Рыжего. Шерхан был бесхитростен, как средневековый барон, мочившийся с седла и кормившийся с меча, и Рыжий химичил при Шерхане в точности как еврей-управляющий при этом самом бароне. Рыжий был младшим братом того самого утопленного в Яузе друга Шерхана, и самому по себе Рыжему было б нелегко сделать в банде карьеру.

Естественный антагонизм между Шерханом и Рыжим, эксплуататором и эксплуатируемым, объяснялся тем простым фактом, что большая часть доходов группировки в последнее время происходила не от вульгарного рэкета и сбора дани с палаточников, а от требующих некоторого интеллектуального напряжения операций Рыжего с нефтью, гуманитарной помощью и московской недвижимостью.

Дело настоятельно требовало расширения – прочь от палаток, китайских кроссовок, одноразовых магнитофонов и импортного ширпотреба, в высокие сферы экспорта нефти и алюминия. Там крутились большие бабки, но и защита была как на ядерной электростанции, и та же самая ментовка, которая на пару с бандюкой потрошила явившегося из Китая челнока, разом вспоминала о своих прямых обязанностях, если наезжали на третий по величине в мире глиноземный комбинат.

В отличие от старых уголовников, представителей другого мира, для которых лагерные нары и безграничная власть пахана были привычней и даже приятней большого, но чужого и безликого мира, всякое общение с государством считалось западло, – в отличие от них и Рыжий, и Шерхан смотрели на государственного человека как на самого выгодного клиента. Где-то на недосягаемой высоте тек могучий Нил государственных кредитов и немереных денег. От этого могучего потока отделялись реки, речки и ручейки, из которых поились иванцовы, Шакуровы, михайские. Зачем же перебиваться тем, что имеешь с Шакуровых и михайских? Надо размотать их, как ниточку, дойти до верха и там уже пить не из мерного стаканчика, а из трубы…

И, надо сказать, когда Рыжий наехал на Шакурова, он уже был недалек от своей цели.

Когда утром, в девять часов, Валерий явился в арендуемый кооперативом подвальчик, все работники были на месте: сидели близнецы, сидел Аркадий, и грузин-шашлычник тоже пришел.

– Ох и врюхался же ты, Сазан, – сказал Мишка, выслушав рассказ Валерия о ночном происшествии.

– Нашел на кого залупаться, – согласился Аркадий, ездивший в свое время с товаром на вещевой рынок и имевший некоторое представление о Шерхане.

– Зря ты их в грузовике катал, – высказался грузин, – начистил бы рожу, и все… а теперь…

– Грузин вздохнул и громко икнул.

Валерий закусил губу. Он и сам понимал теперь, что с грузовиком он затеялся зря. Погорячился.

– Ты надрался? – сказал Валерий.

– Я ночью надрался, – сказал грузин, – а сейчас, дарагой, я уже трезвый, уже семь часов прошло, как я надрался.

Валерий молча оглядел собравшихся.

Из пяти человек, сидевших в комнате, трое попадали в такую же ситуацию, как Шакуров. Грузина-шашлычника Валерий отбил у наглого безусого армяшки, Аркадий один храбро держал оборону против завладевшей всем пятачком бригады, – словом, вся эта публика не должна была иметь претензий, что Валерий опять кого-то съездил по морде.

– Кончайте базар, – сказал Валерий, – и начинайте работу.

– Как работу? – вскинулся Аркадий. – А Максим где? А Генка?

– Максим занимается другим делом. А вам простаивать я не позволю. Если есть мороженое, надо его продать.

Помолчал и добавил, обращаясь к старенькому бухгалтеру, не проронившему во время беседы ни слова: – А вы, Владимир Установим, не ездите сегодня в Марьинское, а посидите тут на телефоне. Будете у нас главным связником.

– Тут тебе звонил какой-то доктор, – сказал Пашка, – напоминал насчет краски.

Валерий выругался про себя. Еще и в больницу сегодня ехать.

– Иванцов тоже звонил, – напомнил бухгалтер.

– Насчет ссуды. Хотел встретиться сегодня вечером в «Соловье». Думаю, вам никак нельзя отказываться, Валерий.

Спустя двадцать минут Валерий остановил свои новенькие «Жигули» у арки с накорябанной от руки табличкой: «Сход-розвал. Мантеровка колес».

Валерий надавил на звонок – через пятнадцать минут дверь распахнулась, и на пороге предстал молодой человек, чье бледное тело было прикрыто трусами в горошек. Судя по наколке в виде перстня с двумя лучами, имевшейся на его мизинце, молодой человек соблюдал Уголовный кодекс так же плохо, как и орфографию.

– Привет, Сергунчик, – сказал Валерий.

– А, это ты, Сазан, заходи.

– Ты мне три месяца назад противоугонку сватал. Экземплярчик остался?

– Двести баксов.

– Пятьдесят.

Сошлись на ста пятидесяти.

Противоугонное устройство, которое Сергунчик продал Валерию, состояло из приемника и передатчика. Передатчик крепился в скрытых точках машины и во включенном состоянии передавал, с интервалом в две секунды, радиосигналы в ультракоротком диапазоне. Приемник ловил сигналы на расстоянии до трех километров.

Вернувшись в подвальчик, Валерий довольно долго сидел на телефоне, разговаривая со знакомой из конторы, продававшей и покупавшей квартиры, а заодно ведавшей их сдачей. Он записал несколько адресов, а потом взял машину и поехал в общежитие ПТУ-6 к некоему Вовке. С Вовкой они познакомились через Юрия Сергеевича: парень мыкался без работы, а у Иванцова фотографировал свадьбу брата. Год назад Вовка из Симферополя, где он был фотокором местной газетки, подался в Москву и сейчас безуспешно обивал пороги Останкина. Время от времени его фотографии печатались в хилых газетках. С полгода Вовка работал на видеопиратов. Вообще парню очень мешало то, что он без квартиры: Вовка шлялся из дома в дом, ночевал у друзей на дачах и даже как-то месяц провел у Валерия в подвальчике фирмы, между смесителем и холодильной камерой.

Было одиннадцать утра. Вовку Валерий, конечно, разбудил – тот сидел хмурый и опухший после ночной пьянки.

– Держи, – сказал Валерий и бросил ему на колени ключи.

– Это что? – изумился Вовка.

– Я тебе снял комнату на Юго-Западе, поживешь там неделю. – Какую комнату? – изумился Вова.

Валерий протянул ему листок: – Улица Озеркова, дом 27, квартира 166. Комната выходит окнами на дом номер двадцать пять. В доме номер двадцать пять есть заведение с надписью «Химчистка». Но, если приглядеться, увидишь другую надпись: «Кооператив „Топаз“. Ты приедешь туда со своим оборудованием и будешь фотографировать всех, кто оттуда входит и выходит, а также номера тачек. Ясно? Смотри, чтобы в квартире работал телефон.

Валерий вернулся домой около пяти вечера.

Дома его дожидался Максим: он сидел на большой пестрой коробке, свесив длинные руки между коленями, и одними губами прикасался к пустому уже стакану с водкой.