Бандит - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 16

Максима Валерий отправил еще ночью на «Москвиче» со строгим наказом: увязаться за иномаркой Рыжего и выяснить, где он обитает.

– Ну, – сказал Валерий, – засек гадов?

– Упустил, – развел руками Максим. – Чего так?

– А ничего, вышли в десять Рыжий и с ним двое: кожаные куртки, бошки голые, как обезьянья задница, сущие вурдалаки. Запрыгнули в тачку и поехали. Ну, и я за ними. Около рынка им навстречу «шестерка» попалась, помигали фарами, остановились. В «шестерке» – такие же ассенизаторы, номер – 47-27 МНК. Поболтали, пару раз кто-то заржал, и дальше. Доехали до моста – и налево, через две сплошные линии. Я за ними, а там гаишник. Их пропустил, а мне засвистел.

– А чего пропустил, – спросил Валерий, – не успел, что ли?

– Какое не успел! – поморщился Максим.

– Я его, после того как уплатил, спрашиваю: ты чего других пропустил. А он мне: «Да они ж бритые, отморозки, их остановишь, а они очередью… А ты, я вижу, нормальный мужик, вот и остановил…» Максим махнул рукой и добавил: – А номер я записал, 38-57 МНЮ, там другие тачки были во дворе, я тоже переписал.

– А «шестерка»?

– Я обратно поехал, а «шестерка» у рынка стоит. Стекло опущено, к стеклу очередь – продавцы деньги сдают. Е-мое! Прямо, как кролики в очередь на мясокомбинат! А покажется, что мало сдали, тут же выйдут из тачки и по роже навешают.

– За молчал и философски добавил: – Ох, и врюхались же мы!

– Ничего, – сказал Валера, – держи.

– Это что?

– Противоугонка. Передатчик.

– Да на кой черт она нам? Эти гады у нас голову угонят, а не тачку.

– Чудак! Это когда она на твоей тачке, так это противоугонка. А если на чужой, так это «жучок». Понятно? Езжай туда и, как только Рыжий появится, поставь эту штуку на его тачку. Мне надо знать, где вся эта кодла гнездится, понял? И срисовывай все точки, в которых он объявится. – А если Рыжего не будет? – Ну, поставишь еще на кого-нибудь, по твоему усмотрению. Я к тебе вечером еще Лешку пришлю, с такой же штуковиной. Смотрите не засветитесь.

– Не засветимся. Они наглые, – сказал Максим, – они мента в упор не видят, а нас вообще за блох считают.

Максим распрощался, а Валерий сел на корточки перед холодильником и принялся рыться в нем в поисках еды. Еды не было – мужики после вчерашнего совещания вымели все начисто, и только на верхней полке погибало от тяжких телесных повреждений зеленое, кем-то надкушенное яблоко.

Валерий вспорол брюхо коробке, на которой сидел, и вытащил оттуда испанскую шоколадку – фирма брала товар на реализацию от некоего Севы. Он отправился на кухню запить шоколадку тепловатой, с чуть заметным привкусом хлорки водой.

На кухне вещала радиоточка, Вера Сергеевна жарила котлеты с луком под аккомпанемент репортажа об аресте на российской таможне ста сорока миллиардов рублей и одного человека.

– Котлетку хочешь? – спросила Вера.

– Нечего ему котлетку, – тут же рявкнул рядом Пал Палыч, – он у нас буржуй!

Ты с него за котлету столько спроси, сколько он с тебя за мороженое. Валерий молча пил воду.

– У, суки, – прибавил старик, бессильно грозя изрыгающему русскую речь приемнику. – страну продали! Вчера пришел к Петьке, а на соседней площадке в двери ванну вносят, шире моей комнаты ванна! Ворюги!

– Да ладно тебе, – сказал Валерий, – ты на себя посмотри, Гаврилыч. Ты человека из-за света в уборной готов в толчок спустить, а туда же – мораль читаешь. – Демократы продажные, – сказал старичок, – народ изводят. На улицах среди бела дня стреляют. Сто сорок миллиардов рублей продали!

– Изводят, – согласился Валерий.

– Только не из-за света в уборной. Из-за сорока миллиардов – изведут, а вот из-за света в уборной – навряд ли.

За всеми этими делами Валерий едва не забыл о вечерней встрече с Иванцовым.

Он приехал к ресторану минута в минуту, и припарковавшийся чуть ранее Иванцов с изумлением посмотрел на свежую, как речная форель, «шестерку» вишневого цвета, лихо подкатившую к бровке, и на одежду высадившегося из нее человека. Валерий был облачен в новенький, под стать машине, серый двубортный костюм, и по белизне его рубашка могла выдержать конкуренцию с совестью праведника. Единственным недостатком одежды был галстук. Галстук вполне достойный, тихой расцветки, однако завязан он был каким-то буйным узлом и свешивался непозволительно низко.

Когда они входили в стеклянные двери, Валерий оглянулся: на другом конце улицы, в стороне от веселья, тихо тормозил желтенький «Москвич» – это Пашка вызвался подстраховать Валерия, если чего.

В ресторане было шумно и весело, разноцветные фонари качались на потолке и рассыпались радужными блестками в начищенных квадратиках паркета и хрустальных бокалах, сияли на мокрых боках вытянувшихся во всю длину тарелки угрей и золотистых корочках жареных цыплят.

– Ну что, так сможешь? – с улыбкой справился Иванцов, обводя рукой низкий сводчатый зал.

– Дадите ссуду – смогу, – сказал Валерий.

Иванцов помолчал, поджидая, пока официант выставит на столе заказанные напитки. Вслед за напитками с тележки на стол перекочевали тарелочки с утопающими в зелени, тонко нарезанными помидорами, золотистые пальчики осетрины «орли» и мельхиоровая вазочка с пряным соусом. Официант отошел, и Иванцов спросил: – А что это за история с фирмой «Топаз»?

– Так, – сказал Валерий, – я с ними поговорил культурненько…

– Наивный вы человек, Валерий Игоревич. Думаете, они от вас отстали? – Не отстали, так отстанут.

Юрий Сергеевич отправил в рот пышущий жаром ломтик, задумчиво прожевал, прислушиваясь к собственным ощущениям, крякнул и сказал: – Понимаешь, Валерий, я тебе скажу честно, что твое вчерашнее приключение вызвало среди моих коллег не самые приятные комментарии.

–Ну?

– Мы не можем ссудить тебе деньги под тридцать пять процентов. Только под сорок два.

– Что?! – Это не мое решение, Валерий. Я, сосвоей стороны…

– Почему? – Все та же вчерашняя история. Фактор дополнительного риска. – Э, нет, – сказал Валерий. – Если человек платит «крыше» – это фактор дополнительного риска. Да вы с меня теперь не тридцать пять, а пятнадцать брать должны! – Валерий, ты пойми меня! Эти вопросы не я решаю!

Подошедший официант поставил на стол бутылку, завернутую в заграничную подарочную бумагу с тиснеными розочками.

– Я не заказывал, – сказал Валерий. – Вон та компания посылает вам, -объяснил официант.

Валерий взглянул: в глубине зала веселились несколько человек, незнакомые рожи.

Валерий потянулся к бутылке и развернул бумагу. Застыл. Это была не водка и не вино. Это была пластиковая бутыль с иностранной надписью: «Antifreeze».

– Ты чего? – испуганно спросил Юрий Сергеевич. – Я сейчас.

Валерий поднялся, зажав бутыль в руке, и направился к компании за столиком.

Компания была упакована как следует. У молодых людей из кармашков пиджаков торчали хвостиком вверх рации, а под мышками, судя по тому, как бугрились складки ткани, имелось что-то еще.

У человека, сидевшего во главе стола, было круглое, как грампластинка, лицо с чуть взлетавшими кверху уголками бровей. По обеим сторонам некогда сломанного носа глядели спокойные, чуть выпуклые глаза цвета мокрого асфальта. Кулаки торчали из рукавов рубашки, как садовые грабли из стаканчика для перьев, и каждый из них был размером с хороший батон «Бородинского». Он выглядел как огромный придорожный валун, обряженный в джинсы и привезенный в ресторан.

Среди сявок в дорогих костюмах этот человек был похож на художника-мультипликатора в компании нарисованных им бармалеев.

Двое поднялись навстречу Валерию. Он нехорошо усмехнулся, но тут человек, сидевший в центре стола, сказал: – Садись, Валерий Игоревич. Я уж ждал ждал, пока ты придешь, – пришлось приглашение присылать.

– А мы знакомы? – спросил Валерий.

– Заочно знакомы, – сказал мужик, блеснув золотыми коронками, – ты моему финансовому директору рожу начистил, – и махнул рукой влево.

Валерий оглянулся и только тут заметил скалящегося в полумраке Рыжего. – Ты зачем, Валера, – спросил Шерхан, – за Шакурова мазу тянул?