Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович. Страница 19

— Душевно рад вас видеть, мой почтенный друг. Разрешите вам представить: Тами...

Он спохватился, что не знает ее фамилии, но Тами тут же выручила, видимо по наитию:

— Просто Тами, представления с фамилией по младости годочков пока что не заслужила. Но ведь и так вполне политесно?

— О, безусловно! — отозвался Фишта. — Это мы, скучные мужчины, всю жизнь прикованы к одной-единственной фамилии, а у девушек, особенно столь очаровательных, как Сюзани и вы, фамилия — категория зыбкая, ее предстоит сменить, и, я так думаю, довольно скоро...

Титорша глядела на него прямо-таки восторженно. Интересно, как он от этой отделается? — подумал Тарик, прекрасно знакомый с галантными похождениями Фишты. У нее на личике агромадными буквицами написано, что свою фамилию она не прочь сменить на фамилию бравого моряка, пусть и отставного. А ведь отделается, у него по-другому не бывает, всякий раз удается...

Тами засмеялась:

— Признаться, меня и моя фамилия устраивает, не вижу надобности ее менять, да и рановатенько... Тами Талерош.

Фишта есть Фишта. На Тами он смотрел ясным взором знающего самое галантное обхождение ценителя морей, не способным возмутить и самую благонравную даму, но прекрасно знавший его Тарик не сомневался: записной сахарник порта давно в мыслях снял с Тами платьице и не торопился надевать назад. Признаться, это наполнило законной гордостью: пусть длиннющий перечень любовных побед Фишты впечатляюще выглядит перед Тариком, вовсе пока что таких побед не имевшим, но то, что Фишта видел его с красавицей Тами, наглядно доказывает: Тарик не такой уж

сопленосый юнец, коли уж такая девчонка с ним гуляет, и эта училка, право же, в сравнении с Тами проигрывает!

— Вот кстати, мой молодой друг, — Фишта выглядел несколько озабоченным. — Вы не забыли, что мы так и не обсудили до конца то важное и секретное дело?

О чем это он, Тарик понятия не имел, но не потерялся и браво ответил в тон:

— Разумеется, мой почтенный друг! Как я мог забыть, когда речь шла о деле столь важном и секретном?

— Отрадно видеть, что вы даже посреди беззаботного ярмарочного веселья помните о серьезных делах, — сказал Фишта и одарил обеих девушек ослепительной улыбкой. — Милые дамы, поскучайте несколько минуток, пока мы с моим молодым другом завершим разговор о том, что не предназначено для посторонних ушей, даже ваших...

И уверенно, не оглядываясь, пошел в сторонку на зады торговавшей иноземным хрусталем лавки. Тарик следовал за ним, заранее ухмыляясь, — угадывал, зная Фишту, какой будет разговор.

Так оно и оказалось: не без горделивости на плутоватой физиономии Фишта поинтересовался с ходу:

— Ну, какова юбчонка?

Тарик изобразил известный знак восхищения, подняв руку с прижатым к ладони большим пальцем, и искренне сказал:

— Очень даже ничего, вкусняшка натуральная. Титорша?

— Ага, — Фишта жмурился, как сытый кот. — До рассвета ее драл сегодня со всей душой. Деваха — огонь! Все умеет. Веришь, нет, в ротик затягивает по самый корень, а вторым заходом и погремушки. На бадахарские штучки обещала нынче ночью согласиться.

— Здорово, — сказал Тарик. — А по виду и не подумаешь: вся из себя такая добродетельная...

— Мало я тебя учил жизни? Уложи такую вот добродетельную, она тебя заездит — мама не горюй! И уж невинненькими они притворяться умеют так, что куда там Королевским Лицедеям... А это что же, твоя?

Страшно хотелось Тарику приврать! Но это категорически не принято ни у правильных ватажников, ни у грузалей. И Тарик сказал честно:

— Да нет пока. Но свиданкой эта прогулка закончится, точно.

— Не гаральянка ли? Фамилия гаральянская, у них там как раз много на «ша». И глазищи, полное впечатление, гаральянские...

— Ага, — кивнул Тарик.

— Вот и действуй, при вперед, как пироскаф по спокойной воде. Надумал, что после ярмарки делать?

— Да вот думаю на мост Птицы Инотали ее сводить. Что посоветуешь, Фишта?

— О! — Фишта наставительно поднял указательный палец, украшенный моряцким перстнем с разлапистым якорем (он всегда тщательно следил за мелочами). — Не пропали мои уроки! От моста Птицы Инотали они тащатся, как кошки от мяун-травы¹¹, даже почище. Ага, ага... Гаральянка. В столице давно?

— Да пару дней всего.

— Еще лучше. Для нее мост — приманчивая диковинка. Еще убойней подействует, чем на наших, столичных. Ты ей по дороге расскажи про мост позавлекательнее, можешь даже присочинить, но чтобы красиво и заманчиво. С ходу умани ее в закуток, а там уж не теряйся, только гладь поласковей да с шепоточками на ушко: мол, первый раз такую прелесть вижу, непохожую на других... Девахи ушами любят. Вешай ей вирши на уши, да побольше, да покрасивее — и будет тебе победа. Ты сходил в ту книжную лавку, что я указывал?

— Сразу из порта и пошел, — сказал Тарик. — Даже два вирша заучил. Я вот что еще думаю... Нужно пригласить ее на пляски. Сам знаешь: по всему городу в ярмарочные дни большие пляски устраивают.

— Правильно мыслишь, — одобрил Фишта. — Как мы, мореходы, говорим: должным курсом следуешь. От плясок и виршей девахи особенно млеют. Мы с Сюзани пойдем на ту плясовую, что

11

Мяун-трава — валерьяна.

иа Адмиральской, там благолепнее, драк почти не бывает. Я с ней нацелился мутить подольше, чем обычно, деваха в ночных проказах невероятно искушенная, да и поболтать с ней интересно: и знает много, и ученые слова вворачивает то и дело. А то была у меня до нее одна — страшное дело. И симпотная, и в постели сущая акробатка, но как рот откроет — хоть из дому беги. Тупенькая, как полено, а я люблю не просто пожулькаться, а с разговорами. Сюзани поговорить может, и про умное тоже... Ну, чего еще? Когда с девахой будешь распускать руки, начинай скромненько, а потом понемногу все смелее и смелее, ты и без меня уже знаешь, кой-какой школариум прошел. Глядишь, гаральяночка стройные ножки и раскинет быстренько. Тем более что... Ставлю золотой против медного гроша, она уже распечатанная. Я их по глазам узнаю, ни разу не ошибался.

— Точно? — спросил Тарик. Что греха таить, этакое заверение его обрадовало. Зная нахватанность Фишты в иных делах...

— Святое слово, чтоб мне провалиться! — Фишта сотворил знак Создателя. — Ни разочка осечек не было, верь моему опыту. Женские у нее глазищи, отпробовала уже мужского достоинства, а значит, точно знает, чего хочет... — Он присмотрелся внимательно. — Тарик, может, у тебя эти самые... возвышенные чувства? Ты не сердись, я ж ничего плохого не говорю. Вовсе даже не утверждаю, что гаральянские девахи — шлюхи по жизни. Просто-напросто запускают «тверденького бесика» пораньше, чем наши, и замуж выходят тоже на пару годочков раньше. Уж я-то знаю. Есть у меня один друган, еще с юности. Он когда-то влип в историю: затяжелела от него одна дуреха, а жениться на ней он никак не собирался, не дышал к ней настолько уж неровно. А папа у нее был суровый, половиной грузалей в порту заправлял, и ходили слухи, в потаенке не последний человек, так что запросто мог Тарда утонуть в неглыб-ком месте, где курице по колено. Вот Тарда для пущей надежности сдернул аж в Гаральян — рассудил, что уж там-то портов нету, так что гадский папа туда не дотянется. И пять лет там прожил, пока папа сам в неглыбком месте не утонул — о чем я ему отписал добросовестно, он и вернулся. Уж он-то понарассказывал в таверне о гаральянских девахах. И жену с собой привез оттудошнюю. Распечатал — и, понимаешь ли, воспылал. Ну, ничего не скажешь: и красивая, и домовитая, и от него хвостом не крутит, и глаза, как у твоей, сиреневые — в Гаральяне такие часто встречаются. К чему это я? А к тому, что он ее распечатал в тринадцать годочков, и для Гаральяна это было обычное дело. А твоя тем более — уже распечатанная, так что не теряйся... Пошли? А то умыкнет наших девах какой-нибудь прыткий бадахарец, их тут полно...

Бадахарца не оказалось (они в эту пору дня поглощены торговлей по уши), но возле Титорши и Тами торчали двое молодых Мастеров, оба Столяры и, судя по отсутствию венчальных серег в левом ухе, холостые. Издали видно по умильным рожам и ужимкам: знакомились вовсю и похвальные словечки сыпали пригоршнями. И Сюзани, и Тами их слушали с отсутствующим видом, без улыбок, чуть отвернувшись.