Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович. Страница 59
— Ну, что такое? — спокойно спросил Тарик, вмиг убедившись, что толстый тугой бублик синего цвета, раскрашенный беленькими ромашками, надежно держит ее на воде.
— Таричек, у меня под ногами дна нету! Я болтаю ногами, а дна все нету!
Ее уже потихоньку сносило слабеньким прибрежным течением. В два гребка Тарик ее догнал и поплыл рядом. Тами больше не визжала, но личико стало ошарашенным.
— На то и река, чтобы глубина, — сказал Тарик спокойно. — Ногами не болтай, не дергайся, пусть река сама тебя несет... Ты хоть немножко грести умеешь?
— Чуть-чуть приходилось...
— Поглядывай на берег, — рассудительно давал советы Тарик. — Засеки расстояние меж собой и берегом, его и держись. И между мной и собой держи расстояние. Если окажешься слишком близко ко мне, чуть отгреби на прежний курс. Вот так, вот так! У тебя получается, прекрасно.
Очень быстро у нее все наладилось, благо дело было нехитрое, не требовавшее особого умения. Тами скользила с течением, ее
очаровательное личико стало умиротворенным и покойным, на нем появилась отрешенная мечтательная улыбка, она воскликнула:
— Таричек, это чудесно! Словно летаешь во сне...
Какое-то время они плыли в молчании. Вдруг Тами задержалась, опустив руки в воду, азартно воскликнула:
— Таричек, что я нашла!
И подняла над водой сочащуюся прозрачными струйками штуковину вроде длинной корзины, сплетенную из ивовых прутьев так, что ячейки были не больше монеты. В ней, внезапно извлеченные из привычного мира, бились крупные черные караси.
Тарик кинул по сторонам опасливый взгляд: ничего страшного, ближайшая лодка далеко впереди, и на берегу никого не видно. Забрал у Тами плетенку, осторожно примостил на дне горловиной навстречу течению, как лежала, поторопил:
— Поплыли дальше, пока никто не видит...
— А что это такое было?
— Заманушка, — пояснил Тарик. — Рыбари ставят... и мы тоже частенько. Видела, там воронка? Внутрь кладут кашу, рыбеха заплывает с течением, а назад выплыть мозгов не хватает, приходи вечером и вытаскивай. Хорошо, никто не видел. Тебе как девчонке ничего не сделали бы, а вот мне могли накидать...
Да уж. Сколько Тарик себя помнил на реке, ходили упорные слухи, что разозленные рыбари могут воришке (а поди докажи, что ты не воришка, если поймали с заманушкой в руках!) и колючего ерша в задницу затолкать. Никто своими глазами не видел такого бедолагу, но лучше не проверять, рыбари — народ суровый...
Да, место рыбное, Тарик здесь и сам иногда посиживал с удочкой. На стволах склонившихся над водой тополей и ветл густыми гирляндами висели надежно привязанные лески растопырок43. Иные чуть ослабли (еще не клевало), иные натянулись (попалась рыбка и уснула), иные дергаются (еще бьется, пытается сорваться с крючка), а в одном месте болтается только обрывок шириной
43
Растопырка — жерлица.
в ладонь (особо крупная рыбеха оборвала леску и улепетнула с крючком во рту). Каждое дерево отмечено своим набором разноцветных тряпочек — в первую очередь для того, чтобы хозяин не перепутал свое и чужое.
— Знаешь, — сказала Тами чуть смущенно, — все время кажется, что сейчас под водой большущая рыбина за ногу схватит и потащит на глубину. Я слышала, в реках тоже бывают такие, хищные...
— Это пройдет, — сказал Тарик. — В первый раз всегда так, по себе знаю. Большие хищные рыбы, что могут утянуть человека, только в море живут. Были когда-то и в реках, только давно перемерли или выловили их — тут им не море, особенно не спрячешься...
На Зеленой Околице любили пугать новичков, никогда прежде на реке не бывавших, жутиками про агромадных хищных сомов, в два счета способных утянуть на дно и коня, и быка, и взрослого человека. В древние времена здесь и вправду водились такие, чуть ли не в три человеческих роста, и немало нашкодили, но все-таки тут не море, и хищников понемногу перебили. Последний, как пишут книжники, заплыл в эти места при короле Магомбере, видимо, откуда-то из верховьев. Птицеводы стали недосчитываться гусей, пропали два Малыша, — очевидцев не было, и поначалу не всполошились. Но потом сомище средь бела дня напал у Золотой Пристани на гвардейского офицера и попытался утащить. Зубы у него хоть и острые, но гораздо меньше, чем у морских тибуронов, и ухватка не та. Офицер отбился и выплыл на берег с кровоточащей ногой.
Король Магомбер рявкнул, чтобы брали живым и целехоньким. Его приказы исполнялись быстро и с величайшим рвением — плохо приходилось нерадивым. В реку вошла флотилия рыбацких и военных кораблей, и состоялась грандиозная облава — встав на пять майлов выше и ниже Золотой Пристани, тесно, как зубья у гребенки, они начали сходиться, забросив сети с мелкими ячейками так, что меж них и карась бы не проскользнул. И поймали-таки сома!
Парочку сетей он порвал, но уйти не смог и был в громадном чане с водой торжественно доставлен в королевский дворец, где в спешно излаженном огромном купалище44 прожил еще более десяти лет — к зависти окрестных венценосцев. При дворе даже была учреждена новая почетная должность — Надзирающий за королевским сомом — с двумя дюжинами смотрителей и прислужников. Занял ее любимчик короля, смотрителями стали благородные дворяне, а прислужниками, как заведено, — простолюдины из потомственных дворцовых слуг с особыми заслугами перед троном.
Они-то и горевали больше всего, когда сом издох, а нового взять было неоткуда — похоже, этот был последним на белом свете. Магомбер в доброте своей сохранил за ними до самой смерти звания, жалованья, мундиры и ливреи — но понемногу они с течением времени один за другим покинули наш грешный мир. Шкилет сома выставили в Музеуме Диковин, где Тарик его и видел в прошлом году, когда их класс водил туда вместо урока животноведения Титор Нубиуш.
Однако не стоило пугать Тами обычными страшными байсами, Тарик хотел, чтобы о сегодняшнем походе на реку у нее остались одни приятные воспоминания. И в который раз вяло удивился: почему про огромных сомов не писали сочинители жутиков, и в первую очередь Стайвен Канг? Будь у Тарика способности к сочинению жутиков, он непременно написал бы о соме-людоеде, да еще пущей завлекательности ради припутал бы ему дружбу с нечистой силой...
А там они проплыли мимо той замеченной издалека лодки, стоявшей на якоре ромайлах в двадцати от берега напротив разбитой молнией высокой сосны, — ну да, там богатая рыбная яма, но нечего и думать там поживиться: согласно тем самым старинным привилегиям, с лодок могут ловить только речные рыбари, а все прочие (речь идет только о простолюдинах, конечно) должны сидеть с удочками на берегу...
Купалище — бассейн.
Молодой рыбарь в шляпе, по их обычаю украшенной вокруг тульи унизанным раковинами шнурком, воззрился на них хмуро, но претензии, конечно, не объявил: на этой половине реки купальщики могут плавать невозбранно. Но все же не удержался от легкой подначки, не влекшей никаких претензий:
— А ты что же без бублика, потерял?
Тарик ответил подначкой того же разряда:
— Часто сегодня лягухи на крючок цепляются?
Не по вкусу пришлось, сразу видно, но придраться не к чему — и в самом деле лягухи по дурости своей иногда приманку глотают и на крючок цепляются, бывает. Вот если бы Тарик спросил, много ли лягух рыбарь сегодня наловил... Предположим, они и тогда успели бы добраться до берега и убежать раньше, чем рыбарь снимется с якоря и схватит весла. Однако рыбари — народ злопамятный, оскорблений не прощают, запомнит — и мало ли где судьба сведет на реке...
— Ни одной, твоими молитвами... — проворчал рыбарь.
И, пользуясь тем, что Тами смотрела на берег, сделал распрекрасно всем известный непристойный жест, означавший «Удачного жульканья!», — тоже ничему не подлежавший, потому что Тами его не видела.
Тарик ответил:
— К тебе за советом не пойду!
Для ответа пришлось обернуться — течение неспешно, но неотвратимо унесло их от лодки. Такой крохотусенькой победой и не стоило гордиться, но последнее слово, да еще в словесном поединке со взрослым, осталось за Тариком — тоже кое-что...