Зачарованное озеро (СИ) - Бушков Александр Александрович. Страница 60

— Так бы и плыла, плыла... — сказала Тами, не заметившая и не понявшая изысканного обмена любезностями. — Мы так далеко можем проплыть?

— Майлы три, — сказал Тарик, окинув взглядом сызмальства знакомые берега. — Дальше будет Мост Странников, а туда уже запрещено заплывать... Но мы к берегу пристанем раньше.

— Почему?

— Вон там, впереди, видишь, голая скала над рекой торчит?

— Ага.

— Ну вот, — сказал Тарик. — От того места, где мы отплыли, до Бесовой Скалы — две майлы с небольшим. Не близко и не далеко, в самый раз. Вернемся по берегу и поплывем опять, а если хочешь, еще раз и еще, времени у нас достаточно.

— Конечно, хочу! А ты?

— Я бы с удовольствием сплавал до середины, — сказал Тарик.

— Ой, это ж так далеко...

— Я хорошо плаваю, — сказал он. — Сто раз плавали на тот берег — понятно, в том месте, где нет бакенов... Ничего, если я сплаваю разочек?

— Во второй раз. А я буду сидеть на бережку и чуточку за тебя волноваться...

— А со мной? С бубликом — ничего трудного...

— Когда-нибудь потом, я еще не привыкла...

До Бесовой Скалы оставалось еще прилично. Глянув влево, Тарик недовольно поджал губы, как сделал бы всякий на его месте. Там в маленькой бухточке, заросшей по берегам камышом, большим табунком плавали жирные непуганые утки, порой ныряли, выставив хвостатенькие зады, — хватали на дне какую-то водяную мелкоту. Конечно же, на проплывших близехонько Тарика и Тами они и внимания не обратили, паршивки.

Уток в Арелате крепенько не любили — за то, что они, так получилось, выдали врагам святого Бено. В древние времена он спрятался от преследовавших его язычников в обширных камышовых зарослях на Джангодайских озерах — он не боялся смерти, но хотел пожить подольше, чтобы нести людям учение Создателя. Собак у погони не было, могло и обойтись, но утки большущей стаей кружили с криками над тем местом, где святой с головой укрылся в воду, дыша через камышинку. Кто-то сметливый из шаманов догадался, в чем дело...

Самих уток не гоняли и не убивали, помня, что святой Бено перед тем, как язычники уволокли его от озер, чтобы предать лютой смерти, сказал: «Прости, Создатель, этих неразумных тварей, не ведающих, что помогли злу!» — но никогда на них не охотились и утятины не ели. Это оставалось уделом Градских Бродяг и было занятием небезопасным: застигнутых за ним могли и побить. И куча приговорок еще есть вроде такой: «Он так обнищал, что скоро начнет уток жрать»...

Перед Бесовой Скалой желтела полоса крупного песка, где Тарик с Тами и вышли на берег, немного полежали на солнышке. Тарик, подумав, не стал рассказывать Тами связанные с утесом легенды, а таких хватало. Самые известные — про бросившуюся оттуда в реку девушку и про ловкого мошенника, устроившего на утесе хижину, в которой чеканил фальшивые далеры. Веры обеим легендам не было никакой: высоченная скала была отвесная, не в человеческих силах туда взобраться. Гораздо больше было веры тем, кто уверял, что с наступлением темноты на верхушке скалы хохочет и свищет речной бес Жаглар (отсюда скала и получила название), который может и утащить припозднившихся прохожих...

Потом Тами согласилась, чтобы Тарик поучил ее плавать. Бублик она сняла и выпустила воздух, они зашли в реку по грудь, и Тами легла на руки Тарика — нельзя умолчать, что он расположил ладони так, чтобы было как можно приятнее. Тами это распрекрасно поняла, но не противилась. Она старательно гребла руками и ногами, поднимая тучи брызг, смеясь и повизгивая. В конце концов поддалась уговорам Тарика и там, где ей было с головкой, худо-бедно проплыла «по-собакиному» ромайлов десять, но потом пошла ко дну, как утюг. Тарик ее вовремя подхватил, пока не успела испугаться и наглотаться воды, и, крепко ухватив за шею под затылком, вывел на мелководье. Обнадежил весело:

— У тебя для первого раза неплохо получается, правда. Вода захолодает только через два месяца, будет время научиться плавать — не как рыбка, но уж никак не топориком... Пойдем?

— Пойдем, — согласилась Тами.

Она надела пустой бублик на шею, отчего стала чуть похожа на рыцаря в латном наплечнике со старинного рисунка, и они пошли к тому месту, где оставили одежду. Было малолюдно, только пару раз встретились ватажки, судя по виду — Подмастерьев или Приказчиков, одна одетая, с сухими волосами, другая — в мокрых купальных труселях. Обе были без девчонок и обе огладили Тами взглядами с ног до головы — в прилипшем к телу мокром и тонюсеньком ситцевом платье она смотрелась пленительно. Оба раза у Тарика был повод малость напыжиться: позавидуйте, охламоны...

— А ничего, если мы так поплаваем подольше? — спросила Тами. — Мне ужасно понравилось...

— С полным нашим удовольствием, девичелла, — сказал Тарик. — Готов и без обеда потерпеть до ужина...

— Ну, без обеда мы не останемся, — засмеялась Тами. — Когда я разворачивала сверток, ты ведь видел большой узелок?

— Ну да. Еще хотел спросить, что там, но как-то не собрался...

— А вы, когда купаетесь, не берете перекуса?

— Да нет. Разве только Данка, когда идет с нами, того-сего прихватит...

— Мужчины... — вздохнула Тами, закатив глаза в притворном удивлении. — Как сказочные рыцари: когда поедет на дракона, всякого оружия прихватит целый ворох, даже того, в котором нет особой надобности. Но никогда не читала и не слышала, чтобы хоть один пару лепешек в торока сунул... У меня там свежий хлеб, и бизонья колбаса, и сыр, и коврижка, и пляшка вишневого сока. Так что с голоду не помрем, доживем до ужина...

Долго ли, коротко — дошли до места, где оставили одежду: на большую поляну в густом кустарнике, куда вел узенький извилистый проход. Тарик не стал делиться соображениями с Тами, но у него осталось стойкое подозрение, что поляна служит местом для встреч парочек для времяпровождения более занятного, чем простое купанье. Очень уж удобное место: кустарник обширный и густой, никаких посторонних глаз, а поперек прохода в таких случаях натягивают прихваченную из дома бечевку — если кто

случайно и забредет, сразу поймет, что к чему, и тихонько уйдет, чтобы не мешать...

Перед самой поляной проход круто сворачивал вправо. Подойдя совсем близко, Тарик явственно расслышал тихие разговоры и смех и пожал плечами: что за непорядок, кто будет располагаться там, где уже лежит чья-то одежда? Неполитесно. Иногда забредают ватажки шуршал, но очень редко. Однако считаться с такой возможностью надо — вряд ли Бабрат врал, когда рассказывал, как он с дружками шкодил на берегу...

Ну вот, помяни беса, а он тут как тут!

На поляне вольготно расположилась пятерка, что до недавних пор считалась ватажкой Бубы, а теперь стала ватажкой Бабрата. Уж куда вольготнее: опустевший узелок Тами лежал в траве кучкой пестрого ситца (явно того же, что пошел на ее купальное платье), и пятеро дожирали все, что там было, а пляшка зеленоватого стекла лежала на боку пустехонькая.

Тарик аж задохнулся от злости, увидев столь вопиющее нарушение негласок, с коим столкнулся впервые в жизни. Решительно вышел на поляну и, насупясь, тихо, недобро сказал:

— Вы что же творите? И какого беса тут вообще торчите?

Ряшки Бубы и Близняшек выражали некоторое смущение, как

и мордочка Шалки, а вот Бабрат не просто остался невозмутим — таращился с нахальным вызовом. Все пятеро поднялись на ноги, и Бабрат сказал ухмыляясь:

— А у тебя бумага с печатью на эту землю есть? Или у твоей гаральянской соски?

За одно это словечко, произнесенное при девчонке, он заслуживал хорошей взбучки, а уж за распотрошенный узелок...

— Буба, — сказал Бабрат таким тоном, будто отдавал приказ.

Пирожок, словно выполняя заранее полученное указание, встал

в проходе, загородив его. Страха Тарик не испытывал, с какой стати, но ему происходящее все больше и больше не нравилось — настолько шло вразрез с привычным укладом жизни, что и не верилось...

— Понимаешь, Морячок, мы тут — ватажка борцов за справедливость, — протянул Бабрат. — А несправедливость в первую очередь в том, что у нас одна соска на четверых, а у тебя — одна для тебя одного. Несправедливо это, с какой стороны ни смотри, выправлять надо по справедливости...