Как приручить дракона 2 (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 2

— ДАЦ! — я сильно и резко двинул кулаком в потолок машины рядом с контейнером.

— ЛЯП! — симбионт шмякнулся в емкость, я мигом закрыл его крышкой и защелкнул зажимы.

Живое стремное желе явно было недовольно своим заточением и принялось биться о стенки и пробовать крышку на прочность, пришлось даже встряхнуть его хорошенько, чтобы не наглело.

— Работаем, работаем! — двери машины тут же отворились, у меня из рук выдернули контейнер, меня выдернули наружу, прямо на асфальт, и один из опричников запшикал весь салон каким-то аэрозолем с мерзким запахом, особенно усердствуя на потолке.

— Однако, — я встал, отряхиваясь. — Вам не кажется, господин Рикович, что это не спецоперация, а какой-то балаган?

— С тебя не убудет, — отмахнулся Рыжий. — Главное — симбионт нейтрализован. И вот еще: куратор тебе больше не нужен. Наталья Кузьминична на другое направление переводится. Но если что-то случится — ты все равно можешь ей звонить.

— Ваша собака сдохла, — прокомментировал я. — Но вы все еще можете с ней поиграться.

— Фу! Как некультурно! — дыхнула на меня табачным дымом Пруткова. — Как будто тебе с моего кураторства какой-то прок был? Ну, пялилась я на тебя по четыре часа в сутки через монитор, ну и что? Как ты тех молодчиков угробил, я все равно не поняла.

— Что-о-о-о?!! — подкинулся я.

Может быть — не очень натурально получилось, но я старался. По крайней мере — пробрало меня на самом деле. Что тут за убийство десятка человек полагается? На кол сажают? Собаками травят?

— Что? Ой, не делай из себя оскорбленную невинность, Пепеляев! «Горючая смесь органического происхождения», говорили они. «Никакой магии» — говорили они! Конечно, никакой магии! Ты же нулевка! Небось, что-то из армейских штучек, да? — Наталья Кузьминична снова затянулась папиросой. — Нет, пойми меня правильно: там одни скоты сгорели, никто плакать не собирается. Ни мы, ни сыскари, ни местная милиция. Но с самосудом ты заканчивай. Это чревато. Есть наводка — набери мне или Ивану Ивановичу. Вон — Криштопову твоему, в конце концов, он дядька принципиальный… Вообще — я бы, Иван Иванович, на вашем месте к этому Криштопову присмотрелась.

— Ну, во-первых, вы не на моем месте, а во-вторых он отказался, — вздохнул Рикович. — Говорит — Вышемир любит.

— Идеалист, — закатила глаза Пруткова. — Еще один. Беда с ними. Вот, Иван Иванович, взгляните на нашего интеллигента: поджарил целую банду и глазами хлопает, строит из себя целку. Не верю, Пепеляев! Не ве-рю!

— Я не Господь Бог, чтобы в меня верить, — огрызнулся я. — Что вы ко мне вообще прицепились с утра пораньше?

В этот момент опричники закончили свои манипуляции в салоне «Урсы», броневик с симбионтом в пластиковом контейнере укатил куда-то, следом за ним — еще один.

— Всё, — сказал рыжий целовальник Сыскного приказа. — Давай, убирай свою тачку с эвакуатора. Там зарядки километров на двести крейсерского хода хватит, по городу на сто пятьдесят. А! Вот тебе ай-ди браслет, а вот — бумажный техпаспорт и договор купли-продажи, мы там все за тебя заполнили…

Заполнили они! Контора пишет! Еще и подписи, небось, мои поставили… Страшные люди! Но вслух я спросил совсем другое:

— А ключи? — и пошевелил пальцами.

— Какие ключи? — удивился Рикович. — На кой черт тебе ключи? Он с полуметра твой ай-ди отсканирует, двери и откроются. Можешь по отпечатку большого пальца — вот, на водительской двери сканер. Это ж не земская модель, а нормальная!

— Однако, — сказал я и полез на водительское место.

А сам подумал, что знатно затупил: это ведь электрокар, зачем ему зажигание? Машину я водить умел, а местные авто не особенно отличались от наших, тех, которые на коробке-автомате. И права тут вовсе не требовались: считалось, что если ты дебил и попал в аварию, то сам виноват. То есть, водительские школы тут процветали, вот только никаких документов особых не требовалось, как в некоторых американских штатах. Езди да и все. Нарушил — будешь наказан, со всей строгостью. Покалечил кого или убил — добро пожаловать в казенный дом, а то и на плаху. А с правами, без прав — это мало кого тут волновало. Жизни случайных жертв, похоже, тоже. Социал-дарвинизм как есть!

Медленно сдавая назад, я косился на потолок: никаких следов симбионта там не было. Сюрреалистическая ситуация! Брился, потом — звонок, опричники, жижа эта…

— Так что там в бардачке? Давай уже, — постучал по стеклу Рикович, когда «Урса» съехала на асфальт.

Опять эти его штучки! Задолбал он в темную меня играть… Это уже начинало выводить из себя, но — делать нечего. Открыл бардачок. На сидение выкатилась сначала граната (благо, с чекой внутри, но вспотеть я успел), следом за ней — маленький серебряный шарик, напоминающий по текстуре ртуть. Такой же текучий и нестабильный.

— Ч-ч-черт! — Рикович захлопнул дверь и прогудел оттуда: — Подожди, сейчас еще один контейнер принесу.

Вопросов я не задавал. Ни к чему это — сам виноват. Я ведь, получается, продался с потрохами: этот местный «гелик» стоит кучу денег, и если ради этого мне нужно вспотеть от гранаты и запихать две магические штуковины в контейнеры — ну, что ж, так тому и быть. В конце концов, у меня теперь машина есть. Не нужно идти на остановку, не нужно ждать электробуса и толкаться в душегубке среди школьников с гладиолусами, которыми они тычут тебе в лицо, и надушенных мамаш. Можно сесть — и поехать! Просто праздник какой-то.

Так что вот вам шарик из бардачка, вот — портмоне, которые так был нужно — и спасибо большое. А одна граната — это всего лишь одна граната. Пустяки, как говорил Карлсон. Дело житейское.

То ли дело — первая линейка в этом учебном году.

* * *

Хуже всего первого сентября приходится классному руководителю. Даже если первое сентября на самом деле третье. Вообще — классному руководителю в принципе приходится хуже всего. Собери обормотов по всей школе, запихай в кабинет, займи чем-то до линейки, пересчитай для организации питания, а там кто-то опоздал, а этот — цветы помял, а тот уже дневник начал заполнять абы-как, а у этой бантик оторвался…

И совсем по-другому чувствует себя свободный и независимый учитель-предметник!

Конечно, я не удержался и приехал на машине. Припарковался у магазина, метрах в трехстах от школы, чтобы не создавать лишний ажиотаж: родители привозили своих чад, и транспорта у калитки скопилось предостаточно. Да и привыкнуть стоило, за рулем я не сидел года три точно, по субъективному времени, и, получив такой вездеход, добирался на улицу Куракина осторожно, по грунтовым улицам частного сектора, не выезжая на Земскую или Бакланова.

Стайка пацанов окружила «Урсу»: тыкали пальцами, что-то обсуждали… Знакомых среди них не было, так что я, глядя в зеркало, поправил складки костюма, расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, подхватил портфель с бумагами и канцелярщиной — и выбрался на улицу.

Утреннее солнце уже начинало припекать, предвещая теплое бабье лето в начале сентября. Толпы детей с родителями шумною толпою кочевали по направлению к школе. Белоснежные блузочки, гольфы, бантики и кучеряшки девочек соседствовали со смятыми от рюкзаков пиджачками, отутюженными брюками и расчесанными на пробор волосами у мальчиков. Старшеклассники, конечно, выглядели гораздо более свободно, но тоже — парадно и отутюженно. И куда это денется через пару дней?..

По школьному двору, мимо дриады и астролябии, под сенью яблонь и груш я пробирался к крыльцу, где разворачивалось основное действо.

— … Государя почитать и порядок уважать

Учат в школе, учат в школе, учат в школе… — надрывались динамики на крыльце.

За аппаратурой сидел Гасан, и его белозубая улыбка сияла на смуглом лице. Оптимист, однако! Так улыбаться в первый день учебного года — это нужно иметь стальные нервы.

— Сардэчна запрашаем, — на чистом белорусском языке произнес южанин.

— Ваалейкум ас-салам, — откликнулся я. — Ты что — тоже свободная птица, классного руководства не всучили?