Как приручить дракона 2 (СИ) - Капба Евгений Адгурович. Страница 4

Изнутри школы, по ступеням крыльца на свои места под веселенькую музыку вышли хорошенькие маленькие детки: зареванные, веселые, озадаченные, растерянные — разные. Все хлопали, особенно — родители. Никто не тыкал смартфонами: в земщине почти ни у кого не было телефонов с камерами, а два-три обладателя цифровых фотоаппаратов погоды не делали.

Для того, чтобы расставить первоклашек на места, понадобилось некоторое время. Солнце жечь не переставало, ученики потели, учителя обмахивались классными журналами, обстановка накалялась.

— А-ы-ы-ык! — в три погибели согнувшись, долговязый худой восьмиклассник от всей души принялся блевать под дерево.

— Марьванна, Буровой плохо! — в этот же самый момент раздался голос с другого конца строя.

— А? — очумело мотая головой, пыталась сориентироваться немолодая уже учительница. — А ну-ка, тихо, Мурашко! Не видишь — Игнатова сейчас тошнит! Причём тут Бурова?

Бурова же — высокая девочка, которая вот-вот превратится в девушку — в этот момент уже очевидно позеленела. Я дернулся — и стремительным броском преодолел семь метров, разделявшие меня и детей. Успел! Подхватил за плечи!

— Бурова, — сказал я. — Сядь на бордюрчик, посиди, а то ты уже не Бурова, а совсем Зеленова.

— Спа-а-асибо… — девчонка и вправду была не в порядке. — У Марьванны та-а-какие духи, просто кошмар, если честно.

Она уселась на беленый бордюр и прикрыла коленки юбкой, пытаясь выглядеть пристойно. С зеленым лицом эта пристойность казалась откровенно вымученной. Наконец и Марьванна сориентировалась, и один из мальчишек побежал за медсестрой, и родители засуетились — у кого-то была вода и даже — наштырный спирт. Игнатова довольно быстро привели в порядок. Бурова, видимо, отдышавшись от зловонных марьваннских духов, тоже довольно быстро пришла в себя. Не беда — бывает. Подростки!

— … йа сиводня учи-ница

Ф первый клас и-ду учица!

И ска-жу йа в эта-а-ат де-е-ень…

Што учица мне ни ле-е-ень! — премиленькая первоклассница, у которой не хватало восемь или десять зубов, на крыльце-трибуне наконец домучила стих и сорвала бурю аплодисментов.

Эстафету подхватил лопоухий мелкий шкет в очках. Он выдернул из рук ведущей микрофон и радостно завопил так, что колонки начали фонить и хрипеть, а дети помладше — затыкать ладонями уши:

— Ланьсе мы иглали в сколу

Но законцилась игла!

Нам завидуют сиводня-я-я…

Даскалята са двала!!!

И тоже сорвал аплодисменты. Хлопали, кажется, потому, что он наконец утих.

— Слово предоставляется Ингриде Клаусовне Гутцайт, директору школы! — в неравной борьбе ведущая отвоевала микрофон у мелкого. — Прошу вас, Ингрида Клаусовна.

И похлопала. Все тоже похлопали — чуть более бодро и чуть менее жидко, чем Такому-то Такомутовичу.

Директор у нас, как ни крути, далеко не дура. Даже наоборот: Гутцайт — умная женщина и хваткий руководитель. Она долгим взглядом осмотрела свое воинство, которое постепенно теряло остатки боеспособности на жаре и в большинстве своем имело довольно бледный вид. Даже — бледно-зеленый.

— В добрый путь, дорогие друзья! Удачи в новом учебном году! Проходите в учебные классы! — сказала Ингрида Клаусовна и сделал царский жест рукой.

И овацию сорвала ничуть не меньшую, чем первоклашки. Те, у кого с собой были цветы — побежали дарить цветы, и я снова порадовался, что не классный руководитель, и вообще имею шансы прикинуться шлангом в этот период времени и сойти за случайного посетителя. Может, я чей-то папа или старший брат? Зачем мне цветы дарить. Хорошо, что меня никто пока толком не знал, потому что мужчина с цветами выглядит довольно нелепо, согласитесь? Есть, конечно, исключение — если он эти цветы идёт кому-то дарить, но мне их дарить было решительно некому. Даже гипотетически.

Все двинули в школу, ну, и я — последним. Почему? Да потому, что на часы посмотрел: линейка закончилась на пять минут раньше, чем по расписанию должен прозвенеть звонок с урока, а впереди еще — пятнадцать минут перемены… Кабинет у меня открыт, пусть старшеклассники там освоятся, проникнутся произошедшими в нем переменами, заинтересуются странными словами на доске, вообще — всей обстановкой… Может, сломают что-нибудь, например. А через десять секунд после того, как прозвенит звонок на урок — появлюсь я.

Весь рыжий, бородатый и в костюмчике.

— ДАДАХ! — ляпнула дверь за спиной, и я ворвался в кабинет.

Десятиклассники подскочили со своих мест и пожирали меня глазами. Ух, страшновато… «Раз-два-три…» — я по старой привычке дождался, чтобы на три секунды в кабинете установилась тишина, а потом взмахнул рукой:

— Здравствуйте, десятый класс, садитесь. Меня зовут Георгий Серафимович, и я к вам всерьез и надолго. Буду вести у вас обществоведение, историю и географию.

Десятый класс, как и одиннадцатый в моей прежней жизни — это уже серьезные люди. Выпускники. Они тут самые главные, в этой школе, самые крутые. Большие, красивые парни и девушки. Им море по колено и горы по плечо. Правда, стоит этим уверенным и взрослым людям выпуститься из школы и прийти на первый курс колледжа или университета, как снова по неведомому волшебству они превратятся в напуганных цыплят, но пока — пока все у них в порядке.

— Какой у нас сейчас предмет? — спрашиваю.

— Общество! Обществоведение… — откликается несколько голосов посмелее.

— Общество? А что такое общество? — продолжаю делать вид, что веду с ними непринужденную беседу.

Черноглазый пацан с задней парты — крупный, мощный — хмыкает:

— Это — люди, понятно…

— Любые люди? Какие угодно люди? Только люди? — закидываю вопросами я.

— Ну, мыслящие существа. Нелюди, понятно, тоже, — смелеет девочка с розовыми волосами. — Которые вместе.

— Ладно… Люди, которые стоят на электробусной остановке — это общество? — на самом деле я сильно нервничал, но — виду не подавал.

Расхаживал по кабинету, беседы с ними беседовал, рукой размахивал. Вторую, правда, в карман сунул, чтобы совсем дирижера не косплеить.

— Нет! — откликается тот самый Кузевич, чемпион по многоборью. — Они случайно же собрались, на остановке. И недолго там стоят. Значит — не общество. Класс — общество, спортивная команда тоже… Где у каждого своя роль и все связаны между собой долгое время, вот!

— То есть для появления общества должны сформироваться устойчивые долговременные связи и появиться распределение ролей, да? От-ли-чно! — жестом фокусника открываю доску, и они видят всю эту мешанину из слов, с факелом, фонарем, спичками, аптечкой и прочими сигнальными ракетами. — Теперь представьте: вы все, весь ваш класс летит на воздушном шаре над океаном. Шторм, буря, шар порвался, из него выходит воздух, вам нужно долететь до берега — до него километра два, там необитаемый остров. Нужно облегчить корзину, за пять минут выбросить лишнее. Давайте, быстро, быстро надо решать, а то утонете все! Что бросаем?

После полуминутной заминки понеслось:

— Ляшкова бросаем, он самый толстый! — орали наиболее маскулинные.

— Нафиг нам противогаз? — возмущался единственный снага в классе.

— Бутыль с водой кидаем! — предлагал Ляшков.

— Себя кидай, вдруг там пресной воды нет? — парировал Кузевич.

Знаете, как могут орать двадцать четыре десятиклассника? Вот так они и орали друг на друга, раздухарились. А я смотрел и замечал: Кузевича слушают, но он не очень инициативный. Черноглазый пацан на последней парте, его Вадим зовут, явно имеет группу поддержки из четырех парней из небогатых семей, они вместе стебутся над толстым Ляшковым в очках, но тот спуску им не дает, не фрик ни разу, довольно умный, веселый. Из девчонок явно выделяются две подружки: одна с розовыми, другая с голубыми волосами — интеллектом не блещут, но очевидно — активистки, артистки и все такое. А вот отличница Анастасия Легенькая, которая с Кузевичем флаг поднимала — она помалкивает и больше на меня смотрит, чем на одноклассников.

В какой-то момент этот самый Ляшков выскочил к доске и, прислушиваясь то к одному, то к другому мнению, принялся вычеркивать вещи из списка. Наконец, спустя шесть минут, на доске было вычеркнуть все, кроме спичек, радиоприемника и сигнальной ракетницы.