Дело о лазоревом письме - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 40

Наконец в дальнем углу харчевни зашумела занавеска, хозяйка кинулась снимать сапоги посетителя.

– Ишь ты! Цыпленок сам на вертел пришел! – сказал хриплый голос.

Шаваш оглянулся: перед ним стоял разбойник по имени Свиной Глазок. Свиной Глазок был широк в кости и в пузе; волосы у него были черные, и он носил длинную бороду, заплетенную в две косички. Кулаки у него были как два чугунных горшка, ум свой он держал в кулаках, а души у него было на самом донышке. Он избавлял людей, подозреваемых в богатстве, от излишних забот, связанных с владением нечестно нажитым добром, и это он предлагал Шавашу быть мизинчиком в его шайке. Свиной Глазок чмокнул этак разок, и партнеров Шаваша сдуло, как при слове «облава».

Свиной Глазок повертел Шаваша, подергал шелковые штанишки и сказал:

– Этакое дерьмо да в таких штанах! Зачем явился?

– Я слыхал, – сказал Шаваш, – что вы, господин Свиной Глазок, послезавтра устраиваете пир в честь свадьбы племянницы: нельзя ли мне покушать на этом пиру?

– Нет у меня припасов кормить чужих рабов.

– Если у вас нет припасов, – промолвил Шаваш, почему бы вам, господин Свиной Глазок, не устроить свой пир за счет моего хозяина?

– А чего это ты заботишься о моих припасах? – насторожился Свиной Глазок.

Шаваш молча снял шелковую курточку и показал разбойнику свою спину: а спина у него была вся синяя от недавнего угощения, как овощ баклажан. Увидев, что с мальчонкой сделали в богатом доме, Свиной Глазок всплеснул руками. Всю его досаду на мальчишку, который его, Глазка, бросил, а к императорскому наставнику пошел, как рукой сняло.

Он подумал и сказал:

– Слишком жирный это кусок – дворец императорского наставника. Боюсь подавиться.

– А я и не предлагаю вам дворца господина Андарза, – возразил Шаваш. – Зачем я буду вам предлагать господина Андарза, если спину мне разрисовал домоправитель Амадия?

– Что же ты задумал? – сказал Свиной Глазок.

– А вот что, – ответил Шаваш. – Домоправитель Андарза, Амадия, на самом деле только по названию домоправитель, а всеми делами собственно домового хозяйства занимается начальник охраны Шан’гар. Что же до Амадии, то тот живет в маленьком домике через реку. Вокруг домика ограда, а внутри ограды, по документам, место, где императорский наставник пасет лошадей. Но вместо лошадей там стоят два красных сарая, а в них – станки, изобретенные Амадией, и сотня рабов на этих станках день и ночь ткут кружева. Господин Амадия в этих станках похоронил всю свою душу, и, как я уже сказал, живет там с женой и детьми и сотней рабочих. Мне доподлинно известно, что господин Амадия обманывает Андарза, продавая эти кружева, и держит в своей усадьбе великое богатство, украденное у бедняков и у хозяина. Завтра днем он выплачивает рабочим деньги, и сегодня вечером он должен их считать. Полагаю, что если украсть эти деньги, господин Амадия вряд ли сможет пожаловаться властям, ибо он превратил это место в завод вопреки строжайшим указам господина Нарая.

– Так-то оно так, – сказал разбойник, – но в заводике сто человек! Не кинутся ли они на нас?

– В том-то и дело, – возразил Шаваш, – что, наведайся мы в усадьбу господина Андарза, дворня, преданная хозяину, непременно кинулась бы на нас, будь мы даже Небесными Стражниками, что же касается рабов на заводе, то тут беспокоиться следует только об одном: как бы они не съели Амадию живьем раньше, чем он укажет нам сундуки и лари. Амадия помыкает народом, обкрадывает господина; только зная, как вы цените справедливость, я и решился предложить вам пойти на грабеж!

– Что за негодяй! – изумился разбойник, клянусь, что не остригу своих волос, пока не восстановлю справедливость и не отберу у него деньги!

Тогда Шаваш оглянулся вокруг и, заметив, что они со Свиным Глазком одни, сказал:

– Я слыхал, что в этих местах бывает новый судья Четвертого Округа Нан. Это человек с лисьим хвостом и волчьими зубами, и я боюсь, что, если меня показать твоей шайке, кто-нибудь из них проболтается с пьяных глаз, и от этого на нашу долю выпадут через Нана большие неприятности. Хочу поэтому устроить так, чтобы наша дружба осталась тайной. Из этого произойдет двойная выгода: мы сможем еще не раз наведаться в усадьбу, а добытое в этот раз разделим меж собой. Согласись, что когда одно и то же делят напополам, получается гораздо больше, чем когда одно и то же делят на двадцатерых.

«Экое разумное дитя», – восхитился про себя Свиной Глазок.

Тут Шаваш изложил свой план, а напоследок сказал:

– А сейчас мне нужно четырнадцать ишевиков. Тут один человек попал из-за меня в беду, и он пропадет без этих денег. Я хочу, чтоб этот человек остался цел, что бы ни случилось со мной ночью, а если все сойдет как надо, ты можешь забрать из моей доли двадцать ишевиков.

Свиной Глазок дал ему четырнадцать ишевиков.

Шаваш навестил хозяйку Таси. Он отдал ей золотые, и они объяснили Тасе, что делать, когда придут стражники. Провожая Шаваша, хозяйка сказала:

– Шаваш, на тебе лица нет! Как ты заполучил эти деньги?

Шаваш показал на часовню напротив: а на часовне, по указанию господина Нарая, был нарисован бог богатства в виде огромной свиньи, испражняющейся золотыми монетами:

– Как-как! Накакал!

И был таков.

Днем господин Андарз прибыл во дворец. Он застал государя в кабинете: тот, облокотившись на столик, слушал доклад советника Нарая. Со своими большими ореховыми глазами, с бровями, изогнутыми наподобие листа антурии, в голубой куртке, вышитой гуляющими павлинами, государь был прелестен.

Справа от него лежала печать для утверждения бумаг, которым суждено было стать указами, а слева – бронзовый нож для разрезания бумаг, которым это было не суждено. На столике, близ государя, Андарз заметил старинную «Книгу наставлений», – это была любимая книга Нарая, на которую Андарз написал вот уже три эпиграммы, но так и не прочел до конца.

Указ, который читал Нарай, запрещал торговлю с Осуей. Нарай кончил, и государь Варназд спросил, есть ли у Андарза возражения.

– Никаких, – сказал Андарз. – Почему бы господину Нараю не издать указ о том, чтобы небо выкрасили в желтый цвет?

– Потому что, – совершенно серьезно ответил Нарай, – это не дело чиновника – вмешиваться в распорядок движения звезд. Боги поддерживают строжайший порядок на небе, а чиновники должны поддерживать строжайший порядок на земле. Если солнце перестанет всходить и заходить в точно расчисленное время, погибнут люди и звери! Если товары перестанут продаваться по цене, указанной государством, погибнет государство! Посему не следует издавать указы о цвете неба и следует издавать указы о запрещении торговли!

Государь слушал Нарая с явным удовольствием, опираясь правой рукой на «Книгу Наставлений».

– Государь! – сказал Андарз. – Разумный правитель не подписывает невыполнимых указов! Если мы опубликуем этот указ, мы не сможем его осуществить! Если мы конфискуем богатства осуйских купцов, то Осуя употребит деньги на то, чтобы нанять варваров и разорить земли империи!

– Довольно, господин Андарз, – сказал государь. – Ваши подворья кишат осуйскими банкирами, ваши гавани переполнены осуйскими судами! Я не желаю слушать, как вы защищаете город, в котором вы провели шесть месяцев! Шесть месяцев я тосковал без вас, а вы – вы устремились к осуйским взяткам!

– Я не устремился, – сказал Андарз, бледнея, – я был сослан.

– Сослан ко взяткам?

– Руш выслал меня из столицы, чтобы причинить вам боль.

– Что вы так ненавидите Руша, Андарз? Или вы хотите сказать, что моя мать не умела выбирать министров? Едва мать моя умерла, вы не успокоились, пока не добились его казни! Боже мой! Тело, которое ласкала моя мать, рвала на части глупая толпа, руки, которые обнимали, достались воронам!

– Мне кажется, – проговорил Андарз, – обвинение Рушу зачитывал господин Нарай…

– Нарай ненавидел Руша за вред, приносимый им государству, а за что ненавидели Руша вы?