Чеченский этап. Вангол-5 - Прасолов Владимир Георгиевич. Страница 7

Фрол с ружьем в руках не успел среагировать, а Кольша, быстро шагнув вперед, принял руку чужака и заметил, как в его глазах мелькнуло нечто похожее на злость. Рукопожатие было крепким. Кольша был к нему готов, а Фрол точно бы лишился ружья. Кольша понял это, чужак тоже понял, что Кольша разгадал его мысли.

– Вижу, не пальцем деланы, – отняв ладонь из жесткой руки Кольши, медленно проговорил мужик. – Ладно, то, что я сказал, истинная правда, но вы больно суровы, с ружьем-то, не порешите нас ненароком?

– Нам душегубство ни к чему, но, ежли что, спуску не дадим, – спокойно ответил Кольша, прямо глядя в колючие глаза мужика.

– Ладно, прости за мысли дурные. Так выручите аль нет?

– Хорошо, припаса дадим, вон в сарайке на сене отдохните, в дом не приглашаю, не принято у нас нехристей в доме принимать.

– И на том спасибо.

– Спасибо в карман не положишь. По осени рассчет жду.

– Договорились.

Степан проводил, уже гостей, в сарайчик. Фрол и Кольша присели на лавочку продолжить разговор.

– За ними присматривать все одно надоть, – сказал Фрол.

– Я присмотрю, тоже в сарайчике с ними и расположусь пока, – ответил Кольша.

– Хорошо. Уйдут, в доме для тебя всегда место есть, – улыбнулся Фрол.

– Так куда же Петька делся?

– А никуда не делся, вон он, шлепает по тропе. – Фрол махнул рукой.

– Петька, а ну, давай сюда, смотри, кто к нам вернулся!

– Глазам не верю, нешто это Кольша?! – подойдя близко, сказал Петька, разглядывая своего давнего приятеля.

Они рассмеялись и обнялись.

– Где же тебя нелегкая носила?

Кольша задумался. Легкая или нелегкая его носила, не мог он определить. Улыбнувшись с нескрываемой грустью, ответил:

– Да уж, немало злодейка носила, будет время, расскажу. Ты-то как? Фрол сказал, ты на заработки подался, денег заработать, чтоб своих из неволи выкупить.

Разговаривая, они медленно шли по улице сгоревшей когда-то деревни, в зарослях молодой весенней травы угадывались бывшие дворы, проглядывали угли срубов, остатки глинобитных печей, обгоревших изгородей.

– Вот здесь, помнишь когда-то, наш дом был. Я тут поковырялся в углях, ложку нашел батину и молоток. – Петька вынул из кармана оплавившуюся алюминиевую ложку и показал Кольше. – Не знаю, чё делать. Мать и две сестры в лагере, где-то и отец. Хочу их найти и выкупить.

– Ты знаешь, где они?

– Да, мать и сестры в женском лагере недалеко от села Агинского, поселок Тугач. Там они, это точно. Оттуда несколько человек наших смогли освободиться. Такие страсти рассказывали, страшный лагерь. Люди зимами как мухи мрут от голода и холода. Так что до зимы мне их оттуда вытаскивать надо. Для того деньги нужны немалые, а лучше – золото. Но где его взять? Хотя, вон все ручьи золотоносные, везде золото артельно моют. А я один. За лето столько не намоешь. Да и не знаю я, как его добывают.

– А сколько надо?

– За человека одного не меньше фунта, вот так вот.

– Это за троих, считай, полтора килограмма надо? Да, Петька, много, а если добудем золото, точно вызволим твоих?

Петька посмотрел в глаза Кольше.

– Куприн свою жену выкупил. Значит, и я своих выкуплю, а ты что, помочь мне решил?

– А почему нет? Ты же друг мне, я свободен пока, как птица. – Кольша улыбнулся каким-то своим мыслям. – Вот, думал, чем заняться, дом хочу поставить, но это не к спеху. Твоих вызволим и вместе строиться будем. Поможешь, бревно-то с двух концов сподручнее класть.

– Конечно помогу, Кольша! – улыбаясь, ответил Петька.

– Тогда слушай. Немного, с полфунта, песка золотого у нас, считай, уже есть. Остальное тоже знаю, где взять, только далеко это и неизвестно, цело ли. Но если цело, тогда нам хватит на твоих точно.

– Кольша, у тебя есть золото?

– Я же сказал – есть.

– Откуда?

– Друг у меня был, погиб на фронте, золото для меня оставил, с полфунта, тут недалеко, в деревне у человека надежного. А вот остальное… Это нам, Петя, потопать придется ножками по тайге забайкальской, – чуть поразмыслив, сказал Кольша.

– Расскажи.

– Не сейчас, тут, пока тебя не было, двое чужих пришли, вроде старатели. Фрол их в сарай отдохнуть пустил. Какие-то они… в общем, надо за ними присмотреть. Я с Арчи тоже в сарай на ночлег пойду, а ты пригляди снаружи, может, не одни они. В случае чего филином прокричи, не разучился еще?

– Не разучился, – рассмеялся Петька.

– Ладно, вечереет, надо ночлег посмотреть. Пошли, Петь, завтра обговорим все.

– Пошли.

Они вернулись к дому, где их поджидал Фрол.

– Ну что, наговорились? Идите, там на стол накрыто, ужинать будем.

После ужина Кольша, позвав Арчи, облюбовавшего уже себе место под старой лодкой на берегу ручья, пошел в сарай. Там те двое, что пришли в деревню, тоже готовились ко сну. Увидев вошедшего, они встали с топчанов.

Кольша подошел и, протянув старшему высокому мужику руку, представился:

– Николай.

Тот, пожав руку, ответил:

– Федор Егорыч, а его Семен зовут.

Кольша протянул и пожал руку Семену.

– Ты, паря, не серчай на меня, я действительно хотел твоего друга немного проучить, но не более того. Не люблю, когда на меня ствол направлен, с войны не люблю. Он-то явно пороха не нюхал, как и ты, верно?

– Не верно, я, дядя, войну прошел от Сталинграда до самой победы.

– Да? Ну прости, не думал, что в староверской деревне фронтовика встречу.

– Ладно, все в порядке. Я тут тоже в гостях, так что на ночь к вам присоседюсь.

– Места хватает, располагайся, Николай.

Когда Кольша устроил себе место для сна и лег, Семен уже посапывал в своем углу, а Федор Егорыч подсел к Кольше и спросил:

– Так, говоришь, в Сталинграде воевал, у меня брат там пропал без вести, рядовой Алексей Грошев, не встречал такого?

– Грошев? Может, и встречал, только разве упомнишь всех в том аду. Там столько народу полегло на переправах, да и в городе, в руинах. Извини, рядом со мной такого не было, запомнил бы. Ты-то где воевал?

– Ленинградский фронт, но недолго, по ранению выбыл, у меня на ноге, видишь, четырех пальцев нет. – Он показал ступню, на которой действительно не хватало пальцев. – Там они и остались, вместе с сапогом, а меня в санбат и эвакуировали по Ладоге. А потом в обозе до конца войны служил, в нестроевые списали. Снаряды подвозил, в общем, на извозе. Трех лошадей за три года убило, а я уцелел. Вернулся домой, а дома-то и нет. Сожгли немцы дом, жена с сынишкой у матери. Вот теперь ходим с Семеном, он мой родственник дальний, вдовец, зимой плотничаем, а на лето едем сюда, золота помыть втихую.

– Ну и как, на золоте заработать получается?

– Ежели место фартовое, получается. Но с каждым годом все тяжелее. Тесно в тайге становится, в прошлом годе еле успели ноги унести. Под осень чуть не попали в облаву, на дорогах, вокзалах кордоны милицейские, патрули, в общем, завинчивают гайки.

– Я не пойму, Федор Егорыч, почему вы прячетесь от всех. Добыча золота не запрещена, наоборот, я слышал, власти помогать добытчикам всячески должны.

– Согласен с тобой, но у Семена судимость, он три года как на свободу вышел, а таким, как он, «врагам народа» запрещена золотодобыча. А без него я в этом деле не смыслю. Он старатель от Бога. Знает и умеет. Он этот металл благородный каким-то природным чутьем чует. Потому и прячемся.

– Враг народа?

– Ага, вражина несусветный. В тридцать восьмом году, на партсобрании, заступился за женщину, которую из партии исключали, как дочь врага народа, ну и сам стал врагом народа. Его тогда чекисты долго били, но то, что он будто немецкий шпион, он так и не признался. Это он мне потом рассказал, зубы, говорит, жалко было – половину выбили, сволочи.

– Да, и у меня друг Семен был, тоже сидел в лагере, а на самом деле настоящий мужик и герой. Война все показала, кто враг настоящий…

– А где твой Семен сидел?

– Где он только за эти годы не сидел. Сначала Колыма, на приисках, чуть богу душу не отдал, а потом здесь, в Красноярском крае, в Тугаче, кажись.