Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 64

Александр вынужден был признать, что для своих лет хромой бизнесмен выглядел неплохо: гладкое, без жира тело, плоский живот с белой дорожкой сбегающих к паху волосков. Но мускулы Барова были как воздушная кукуруза: форма есть, а силы нет. Яковенко сомневался, что Данила Баров может убить или всего лишь покалечить человека. Руками, разумеется. Что он может убивать языком, Яковенко не сомневался.

Баров кончил говорить по телефону, мазнул взглядом по четкам в руках майора и приветливо кивнул.

– Как добрались?

– Нормально, – сдержанно ответил Яковенко.

– Хочешь? – Баров обвел рукой расставленные вдоль иллюминаторов тренажеры.

– Я ими не пользуюсь, – сказал Яковенко.

– Почему?

– А ты пользуешься резиновыми женщинами?

– А. а… разочарованно протянул олигарх, прищурился и добавил:

– Кстати, спасибо за совет.

– Какой?

– Ты мне сказал идти в задницу. Я рассудил, что самая большая задница – это ваш начальник. Так оно и оказалось.

Яковенко сжал зубы. В глубине души он был вполне согласен с таким определением генерала Терентьева. И по причинам, куда более веским, чем те, что имелись у олигарха.

– Завтракать хочешь? – спросил Баров. – На третьей палубе накрыт стол. Я там буду через полчаса, но он вообще накрыт.

Яковенко кивнул и вышел из тренажерного зала. Завтракать он не пошел, а вместо того оделся и вышел на палубу. Яхта шла ходко, делая не меньше двадцати пяти узлов и оставляя за кормой два рога белой пены. Ни берега, ни неба не было видно: все заволокло сплошным туманом, и по морю ходили волны с барашками. Два бешено вращающихся радара на верхушке яхты тонули в серой мгле, и чуть выше их угадывались очертания двух флагов: американского и бело-золотого, с эмблемой группы «Логос».

Яковенко был на палубе не один: рядом курил человек в камуфляже. Нашивка на рукаве свидетельствовала о его принадлежности к внутренним войскам, а погоны изобличали подполковника. При виде Яковенко вэвэшник повернулся, приветственно взмахнул рукой и сказал:

– Петр.

– Александр, – представился Яковенко, не называя ни звания, ни рода войск. Внезапно он вспомнил, как фамилия подполковника. Его звали Исенин, и Яковенко видел его один раз живьем и дважды – по телевизору. Два года назад, в Чечне, в день своего рождения, майор Исенин со товарищи отправился за бабой. Они вышли на дорогу и заметили ехавший навстречу «Уазик». Они стали стрелять по «Уазику», но были пьяны и не сразу попали. Когда наконец они убили шофера, «Уазик» остановился, и выяснилось, что баб в «Уазике» нет. Зато там были дети: девочка полутора месяцев и мальчик восьми лет. Исенин приказал расстрелять всех, включая девочку. Так как дядя одного из пассажиров был из службы безопасности Кадырова, дело дошло до суда.

Присяжные оправдали Исенина и его людей.

Александр Яковенко никогда не верил в искалеченную войной психику. Он скорее считал, что близкая смерть действует как катализатор. Если человек был нормальный, он нормальным и останется. А если в человеке была какая-то кривизна, то да, точно, на войне он совсем тронется. В конце концов, большую часть своей истории человечество только и делало, что резало друг друга. Почему-то все эти Цезари и Атиллы не страдали от афганского, вьетнамского или чеченского синдрома.

Майор Яковенко также не верил в мирных чеченцев. Не бывает мирных людей в стране, где против тебя воюет весь народ.

И все же он без всякого снисхождения относился к людям вроде Исенина. Свою собственную коллекцию чеченских ушей, одну из самых обширных в России, Яковенко отклонением не считал. Детских ушей там не было.

При виде Исенина майору стало совсем погано, так же погано, как вчера, когда его вызвали в кабинет к начальству и срочно озадачили этой поездкой. Попытка тут же заявить о командировке в Чечню успеха не принесла: генерал Терентьев раскричался так, что было ясно: Родина желает, чтобы майор Яковенко и его люди были завтра на Дальнем Востоке, а желает этого Родина потому, что Данила Александрович Баров просил прислать именно майора Яковенко.

Но даже в страшном сне майор не мог представить себе, что командировка на предмет захвата какого-то заводика обернется путешествием на белобокой посудине ценой в полтора эсминца. В голове вертелись какие-то злобные и потому детские мысли. Нагадить на пол в каюте. Бросить в джакузи гранату.

Самое же удивительное заключилось в том, что ночной кошмар не давал майору покоя. За много лет игры в покер со смертью он научился предугадывать вежливый стук в дверь. И сейчас темное, непонятное предчувствие беды лезло в душу, мешаясь с классовой ненавистью, а возможно, и проистекая от нее.

От нечего делать Яковенко принялся планировать, сколько минут ему и его людям хватит, чтобы взять яхту и зачистить всех на борту, включая, между прочим, жирного подполковника Исенина. Вот это будет операция так операция: и точно с катастрофическим итогом.

От раздумий его оторвал помощник капитана. Нещадно мешая русские слова с родным английским, помощник сообщил, что мистера Александра ждут на третьей палубе.

На покрытом белоснежной скатертью столе дымилась чашка черного кофе, и Данила Баров мазал свежий круассан маслом и джемом. Чересчур длинная челка была зачесана наверх, открывая еле видный звездчатый шрам чуть ниже и правее глазницы.

Яковенко хорошо помнил осколки кости, которые восемь лет назад торчали наружу из этого лица. Он не знал, что на свете есть деньги, способные превратить эти осколки в маленькое аккуратное пятнышко. У одного из офицеров его группы, полгода назад попавшей в засаду под Назранью, таких денег не было: офицер до сих пор дышал через пластмассовые трубочки.

Яковенко сел и вытащил из кармана четки. Пальцы привычно заскользили по бусинам. Безмолвный стюард тут же бросился наливать ему кофе.

– Это правда, что ты всегда надпиливаешь пули? – нарушил внезапно тишину Баров.

– Да.

– Чтобы убить наверняка?

– Это не самый лучший способ убить наверняка, – ответил Яковенко, – при стрельбе очередями это уменьшает кучность.

– Тогда зачем?

– Для счета. Чтобы было ясно, кто убит моей пулей, а кто нет.

– И зачем тебе считать трупы?

– Каждый человек любит что-то считать. Ты считаешь доллары, а я – трупы.

Льдистые глаза олигарха глядели прямо в глаза Яковенко, и майору захотелось отвести взгляд.

– Смотри. Кесаревский НПЗ.

Берег тонул в глубоком тумане, и только где-то вверху горел яркий, словно у статуи Свободы, факел.

– Странно, – сказал Баров, – факел один.

– А сколько должно быть?

– Два. Один погас. Сейчас снова зажгут.

– А что сжигают в факелах?

– Все, что не смогли переработать. Чем хуже менеджмент, тем больше сжигают. Через год этого не будет.

Кофе был восхитителен, как и булочка. Весь этот корабль был как маленький кусочек Америки, вырезанный и наклеенный на карту возле российского берега, и от этого кусочка майора тошнило.

– Так я понимаю, цель – именно Кесаревский НПЗ, – сказал Яковенко.

Баров кивнул.

– И какова программа концерта?

Олигарх поглядел на часы.

– Через полчаса мы встанем на рейде. Решение суда у меня с собой. После этого мы берем судебного пристава и с ним заходим на завод.

– А кто завод охраняет?

– Никто. Нас не ждут.

Яковенко поднял брови. Только омоновцев, валявшихся на тигровых шкурах за соседней стенкой, было человек двадцать. А еще были люди Исенина. Не говоря уже о десяти офицерах ЦОН ФСБ. Кто ж берет борзых охотиться на мышей?

– И почему ты уверен, что нас не ждут?

– Тебе интересно?

– Хотелось бы услышать.

– Хозяин завода создал перекрестную схему владения собственностью. Заводом владеет корейская компания, которой отдает приказы компания русская. Если сменить владельцев корейской компании, ничего не будет, потому что русская компания имеет опцион на выкуп акций. Если сменить владельцев русской компании, тоже ничего не будет, потому что завод принадлежит корейской компании.