Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 78

Баров плохо запомнил путь обратно. С того момента, как он узнал командира чеченцев, он больше не думал ни о деньгах, ни о заводе. Бок болел все сильней, из раны текло, как из крана с сорванной прокладкой, и когда Данила поворачивался, ему казалось, что кто-то вгоняет ему под ребра тонкие стальные скрепки.

Один раз Барова вырвало прямо в машине, на чьи-то рифленые ботинки, и державший его чеченец нечаянно ударил его по ране. Баров очнулся вовремя, чтобы услышать гортанный голос, обещавший, что в следующий раз русская собака сожрет не только свою блевотину, но и свои глаза.

Заводоуправление на глазах превращалось из офиса в укрепленную огневую точку. По отрытой траншее, внезапно превратившейся из канавы в окоп, бежали люди, таща оружие и сошки. Двое боевиков возились с проводами у ворот проходной, и в тот момент, когда Данилу выволокли из машины, наверху, на втором этаже, расскочилось стекло, и в окно высунулось тридцатимиллиметровое рыло станкового гранатомета.

Здание стояло, как пельмень на тарелке: что пустая площадь впереди, что мелкие сарайки и трубопроводы сзади. Чеченцы явно понимали, что их контроль над огромной территорией завода носит несколько умозрительный характер, и подходы к зданию укрепляли со всех сторон.

В предбаннике на ковре темнело мокрое пятно. Дверь в кабинет помощника была открыта, и в ней Данила заметил двух заложников, долбивших под руководством автоматчика дыру в полу.

Дверь суриковского кабинета – того самого, в который Баров так и не зашел, – распахнулась перед Данилой. Баров увидел стол красного дерева, ряд телефонов и «вертушек», включенный компьютер, обеспечивавший мониторинг жизнедеятельности завода, и над компьютером – черное шелковое знамя с золотой вязью арабских слов. Российский триколор уже валялся у двери вместо половичка.

– Входи, – сказал Халид Хасаев.

Войти Баров не смог. Его втащили внутрь, он упал на четвереньки, прямо на российское знамя, потерял равновесие и повалился на бок. Чья-то пятерня схватила его за шиворот и поставила на колени. Рядом мешком рухнул молодой директор.

В кабинете было необычайно темно, и все предметы почему-то потеряли фокусировку. В воздухе над наборным паркетом плавали темные пятна, и мятый Суриков в испачканной грязью и кровью рубашке колыхался в углу дивана, как привидение.

– Ты хотел говорить с главным, – сказал Хасаев Сурикову, – говори.

– Отпустите меня, – закричал Суриков срывающимся тенором.

– Отпустить? А что, Маирбек, это идея. Может, и в самом деле отпустим его? К примеру, миллион, как ты думаешь? Он сможет раздобыть миллион часа через два?

Пальцы Барова скребли по шелковым складкам. Каждый раз, когда он пытался поднять голову, в шею ему упирался ствол.

– Я могу порешать эту проблему за миллион, – сказал Халид, – и я могу решить вторую твою проблему. Хочешь, мы убьем его?

И автомат качнулся в сторону Барова.

– Еще миллион, и никто никогда не обвинит тебя в убийстве, Артем. Мало ли кто может погибнуть от рук чеченских террористов? Ненамного дороже, чем то, что ты заплатил за похищение его дочери. Ведь это он приказал похитить твою дочку, Данила. Ты же это знаешь?

Висхан, стоявший за спиной Барова, вдруг отдернул ствол, и пленник с трудом вскарабкался на ноги. Ему казалось, что легкие его сейчас вывалятся из горла. Баров сделал шаг вперед. Пол под ним штормило. Маирбек, поигрывая автоматом, заступил ему дорогу. В следующую секунду Баров вцепился в оружие. Кумык играючи перекинул его через себя, но сила хватки пленника была такова, что ствол остался в его руках.

Суриков взвизгнул и попытался подняться. Баров ударил его прикладом, сшибая на пол. Все предметы вокруг потеряли четкость, и Баров слепо шарил по стволу, пытаясь нащупать курок, тело стало тяжелым и непослушным, как у летчика, выполняющего фигуру высшего пилотажа с восьмикратным ускорением. Суриков орал, как циркулярная пила.

Очередь, выпущенная в потолок, обдала Барова конфетти из лепнины. Чья-то рука вырвала у Данилы оружие, он выпустил ствол и вцепился Сурикову в горло. Они покатились по паркету. Суриков хрипел и вырывался, лицо его расплылось в огромную сизую вишню, и Баров потерял сознание только тогда, когда Халид ударил его ногой под подбородок.

Впрочем, он очнулся через секунду. Пузырь в боку лопнул, и волна боли катилась от легких к животу. Его волокли по паркету цвета перистых облаков, и за ним тянулась темно-бордовая полоса. В другую сторону тащили Сурикова.

– Уберите от меня этого придурка, – орал Артем Иванович, – я заплачу! Я все заплачу, что скажешь, убей его сейчас же!

– Ты слышишь, Данила, – сказал Халид. – За твою голову дают миллион. А сколько ты дашь?

– Два миллиона, – закашлялся Баров, – я плачу два миллиона, а ты даешь мне автомат. С одним патроном в стволе.

– Три миллиона, – отозвался Суриков.

– Тридцать.

– Тридцать один!

– Сто.

– Ставки повышаются, – усмехнулся Халид, – Данила лидирует. Он щедрее тебя, Артем.

– Да вы просто издеваетесь над нами! – воскликнул Суриков.

Баров уже не слышал его. Боль затопила его всего, от корней волос до кончиков пальцев. Кровь уходила из тела вместе с жизнью. Он закрыл глаза и провалился в тоннель без дна.

Завод начали блокировать с десяти вечера. Кольцо оцепления начиналось сразу за бетонным забором, и только площадь перед заводоуправлением была пуста: по требованию Халида никто не мог приблизиться к зданию ближе, чем на триста метров.

По тревоге подняли всех, кого смогли. Первыми у места происшествия по понятной причине оказался спецназ ФСБ «Восход», приехавший с Рыдником. Затем к заводу выдвинулись районные милиционеры. Вскоре прибыл ОМОН и почти все городское ГИБДД. В десять вечера приехал спецназ МЧС. В десять двадцать – спецназ ГУИНа, и сразу же вслед за ними приехал отряд «Кесарь», – еще один специальный отряд Кесаревского МВД. К одиннадцати в район теракта выдвинулись пограничники, рыбохрана (она тоже имела свой собственный спецназ с гордым названием «Скат»), подразделение физической защиты при таможне, оно же спецназ «Кондор», и аналогичное подразделение при Госнаркоконтроле. Управление Госнаркоконтроля по Кесареву было образовано совсем недавно, и место его руководителя купил крупнейший в городе оптовый торговец героином, бывший мент, азербайджанец Алик Гусейнов.

В числе последних прибыли флот в лице морпехов и прокуратура – в лице недавно приданной краевой юстиции экспериментальной группы физической поддержки «Варяг».

В «Варяг» отбирали бойцов ростом не ниже ста девяноста сантиметров. Все они были облечены в новенькие армейские ботинки, которых так не хватало в Чечне, и подбитые мехом камуфляжные куртки. Бойцы были снабжены японскими рациями, резиновыми дубинками и пижонскими «кипарисами», дальность прицельного боя которых не превышала пятидесяти метров. Экипировка их вызывала ужас у подследственных, восторг у телевизионщиков и недоумение у профессионалов.

Автобус с «Варягами» доехал до формирующегося оцепления, негодующе бибикнул – и после короткого спора с часовыми поехал дальше на пустую площадь.

Его остановил «Кесарь», руководитель группы Арифкин выскочил из автобуса и начал стыдить всех трусостью; с его слов выходило, что только преступная халатность всех прочих родов войск мешает прокуратуре расправиться с гнездом трусливых террористов, занявших заводоуправление. В прошлом Арифкин командовал отделом кадров, спецподразделение возглавил для дальнейшего карьерного роста, и прежнее место работы не научило Арифкина мириться с реальностью.

Командир «Кесаря» и Арифкин чуть не подрались, и неизвестно, чем бы кончилось дело, если бы за спиной разъяренных спецназовцев не раздался спокойный голос:

– Прекратить!

Командиры обернулись и узрели за собой очень высокого – под два метра ввысь – и, пожалуй, несколько тучного человека с добродушной физиономией серийного убийцы. Это был Никита Травкин, командир отряда «Дельфин», – спецназа ГРУ, база которого была расположена на полуострове Дальнем у выхода из залива. Еще десять лет назад «Дельфины» застолбили за собой торговый порт и нефтеналивной терминал; с тех пор они никогда не влезали в разборки и вели только оборонительные войны. Успешно, впрочем: последний из урок, претендовавших на торговый порт, был застрелен в мясном павильоне собственного рынка через сутки после обнародования своих претензий. Смерть эта обдала жутью всех бандитов Кесарева; трудно было даже понять, из какого спецоружия стреляли, ибо официальное следствие скрепя сердце заключило, что вор в законе был убит в лишенном окон помещении пулей, выпущенной из СВД.