Инсайдер - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 34

— Потом был другой премьер и программа государственных инвестиций. Очень высокие налоги и очень высокие расходы бюджета. В стране не осталось других официальных денег, кроме тех, которые были в казне. Или в банках, чьими акционерами были крупнейшие чиновники. А рабочим запретили увольняться с предприятий и свидетельствовать против хозяев.

Идари усмехнулась и добавила:

— В это время Шаваш был одним из самых горячих сторонников государственных инвестиций. Ему надо было оправдаться от дружбы с Наном, и он сочинял правительству все программы, по которым деньги уходили в песок. Там, где клали тонну асфальта, писали, что положено три тонны, там, где использовали килограмм краски, писали, что ушло пять килограммов.

А по поводу законов, превращавших рабочих в рабов, он написал докладную записку, в которой говорилось, что вейский путь отличается от галактического тем, что хозяин не использует работников, как наемный скот, а пожизненно и отечески о них заботится. Это должно было кончиться гибелью страны, но это кончилось восстанием и уходом правительства.

Потом был Арфарра. Он урезал государственные расходы и отменил законы о рабочих. А мой муж подавил восстания в тех провинциях, где наместники загрустили о старых временах.

Бемиш почти не слышал того, что говорила женщина. Скрещенные полосы света от двух полногрудых лун сверкали на мраморной дорожке сада, и вокруг тонких, как ветка ивы, запястий Идари обвивались серебряные браслеты в виде многокрылых змей.

— Спустя некоторое время Арфарра сказал одному человеку, Ванвейлену, у которого раньше очень много денег было инвестировано в Вею: «Мы сейчас распродаем государственные стройки, почему бы вам не купить Ассалах?» — «Я не буду этого делать, — ответил Ванвейлен, — это самая омерзительная из кормушек Шаваша». — «Экономика Вей улучшилась за год, — сказал Арфарра — а вы использовали этот год, чтобы законсервировать стройки, или продать их моему правительству, или избавиться от акций через подставные компании. Почему?» Ванвейлен подумал и сказал: «Я вложил в Вею много денег и понес большие убытки. Я поставил на кон — и проиграл. Вы упустили время. Народ потерял доверие к чиновникам, землянам и государю. Вы старик и больны, — что будет, когда вы умрете?» — «Я шесть лет как умираю, — рассердился Арфарра, — вы купите Ассалах или нет?» — «Нет». На этом они расстались. На следующий день Арфарра умер.

Бемиш теперь слушал, затаив дыхание.

— Мой муж боготворил Арфарру, — продолжала Идари, — и мне стоило большого труда умолить его не мстить Ванвейлену иначе как на Вее. Но тому все-таки пришлось улететь с Вей, потому что на Вее его бы ничто не спасло, и он потерял гораздо больше денег, чем рассчитывал. Я рассказываю это к тому, чтоб вы поняли, господин Бемиш, что на Вее выгода и смерть ходят гораздо ближе, чем на Земле. Особенно если вы покупаете Ассалах и дружите с Киссуром.

Бемиш вернулся в гостиницу поздно ночью. Где-то далеко в городе брехали собаки, над белым храмом висели звезды, и в соседнем квартале женский голос что-то жалобно пел под флейту.

Засыпая, Бемиш думал о женщине с черными глазами и черной косой, уложенной вокруг головы, и о двух людях, которых она свела с ума, — Киссуре и Шаваше. Еще он думал о человеке по имени Клайд Ванвейлен, о котором он, в отличие от других персонажей рассказанной Идари истории, знал очень много. Ибо Ванвейлен был миллиардером и человеком, за каждым шагом которого финансовое сообщество следило затаив дыхание. В отличие от Идари, Бемиш знал, что спустя полгода после описанных событий Ванвейлен едва не погиб: у его семиметрового лимузина на воздушной подушке отказали тормоза, машина пробила ограждение и нырнула в воду с двадцатиметрового моста, шофер утоп, охранник разбил голову о приборную доску, а Ванвейлен чудом из реки выплыл. История эта, благодаря связям Ванвейлена, в газеты не попала. И теперь Бемиш не был уверен, что Киссур сдержал свое обещание не мстить иначе как на Вее.

Харчевня «Рыжая Собака» располагалась в довольно-таки нефешенебельной части города. Вход в нее был обрамлен богами в форме змей, обвивающих два бронзовых дверных столба, под дощатым потолком качались бронзовые с блестками лампы, и деревянные стены были украшены двумя дюжинами подписей и крестов. Подписи собирались в течение двух десятков лет и принадлежали самым известным ворам нынешнего царствования, которые умели писать. Кресты тоже принадлежали самым известным ворам, которые писать не умели.

По крайней мере двое из этой почтенной компании сидели в углу, обсуждая свои какие-то малопристойные дела, и при появлении Киссура подошли к нему поклониться.

Киссур познакомил с ними Бемиша. Первый из воров, мрачный золотозубый красавец лет сорока, извлек из кармана визитку, на которой именовался директором какой-то экспортной компании, и заверил Бемиша, что, если господину понадобится, он будет в полном его распоряжении.

Засим оба вора, сопровождаемые телохранителями, отбыли в неизвестном направлении. Киссур мрачно заметил, что они едут на встречу с конкурентами и что если их сейчас задержать, то одной перестрелкой в городе будет меньше.

— Так задержите, — посоветовал Бемиш.

— А зачем? Пусть пауки едят друг друга.

Киссур и Бемиш только приступили к молочному поросенку, нежно-белой горой выступающему из моря ароматной подливки, когда Киссур вдруг поднял голову: перед ним стоял Камински. Коммерсант имел несколько унылый вид. Под глазом у него было огромное синее пятно, словно у шамана, раскрасившегося для гадания, а рука висела в шелковой петельке.

— Я пришел попрощаться, — сказал Камински, — я завтра улетаю на Землю.

Киссур молча смотрел на него.

Камински отодвинул стул и сел.

— Я был неправ, — сказал он, — изо всех вейских чиновников вы — действительно честный. Вам от меня не надобно было ни гроша. Вернувшись, я непременно расскажу всем моим друзьям, что вейские чиновники делятся на две категории: нечестные чиновники, которые просят у землян взятки и сводят через них собственные счеты, и один честный чиновник, который искупал меня в бассейне.