Инсайдер - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 36

— Значит, из девяносто четырех миллионов вы рискуете лишь четырьмя своими собственными?

— Я рискую чужими деньгами, но своей головой. Шаваш откинулся в кресле.

— Насколько я знаю, так обычно покупают компании с уже существующим потоком наличности, который идет на выплату процентов. А вы — дыру, в которую еще надо вкладывать прорву денег.

— Мы постараемся сконструировать финансовую оболочку сделки так, чтобы почти ничего не платить в этом году. Мы планируем сделать часть облигаций бескупонной, со сроком погашения через два года. Это означает, — пояснил Бемиш, — что облигация будет продаваться со скидкой по отношению к номиналу, а доход составит разница между продажной ценой облигации и ценой погашения, равной номиналу.

— Вы спутали меня с Киссуром, Теренс, — заметил Шаваш, — я знаю, что такое бескупонные облигации.

Бемиш досадливо крякнул.

— Мы предусматриваем также бумаги, по которым возможна альтернативная выплата — деньгами или же новыми облигациями.

Шаваш помолчал. Из раскрытого окна вдруг раздалось пение рожка: это деревенский пастух заводил в деревню коров.

— Это довольно рискованная сделка, господин Бемиш. Я не уверен, что ваши облигации будут стоить на рынке хотя бы 70% от номинала. И что же тогда остается от ваших якобы восьми с половиной денаров за акцию?

Бемиш сглотнул. Он знал, что чиновник более чем прав.

— Бумаги будут стоить денар за денар, — сказал Бемиш, — проспект эмиссии содержит условие, согласно которому через год после выпуска процент по облигациям пересматривается так, чтобы бумаги шли ровно по номиналу.

Шаваш помолчал.

— Несколько необычное решение, — наконец сказал он.

— Это решение позволит мне через год снизить стоимость финансирования сделки на три процента.

— А если цена ваших бумаг, напротив, упадет?

Вам придется платить не на пять-шесть процентов меньше, а на пять-шесть процентов больше.

— Цена будет только расти, — сказал Бемиш.

Теренс Бемиш был настолько самоуверен, что не собирался пугать инвесторов пределом пересмотра ставки. Как впоследствии выяснилось, этим самым он подписал Ассалахскому проекту смертный приговор.

Но сейчас Шаваш, казалось, был благоприятно впечатлен словами землянина.

— На Вее найдутся банки, — сказал он, — которые были бы рады участвовать в этой сделке и купить ваши облигации. В больших объемах. Однако сделка крайне рискованная, и ее надо немножечко подсластить. Я полагаю, крупные инвесторы могут иметь возможность купить, помимо облигаций, еще и ордера акций, на три года, — по денару за десять акций. На это дело можно зарезервировать до 20% акций.

Бемиш чуть поднял брови. Предлагаемый Шавашем вариант означал, что покупатель ордера через три года сможет купить акции Ассалаха по их теперешней цене. Бемиш надеялся, что через три года акции Ассалаха будут стоить в сто раз дороже.

— И кто же получит эти ордера? — спросил Бемиш.

— Вейские банки, которые купят облигации.

— Нельзя ли конкретнее?

— Я и мои друзья.

Через час Уэлси и Шаваш спустились в центральную залу. Бемиш остался наверху, чтобы вымыться и переменить рубашку, — за время разговора с Шавашем он вспотел. Когда он сошел вниз, Киссур сидел в зале и рассказывал двум молодым помощникам Тревиса о том, как дрессировать разбойничьего коня, чтобы тот разбирал дорогу в темноте и не ржал в засаде. Банкиры внимательно слушали. На их молодых и честных лицах был написан неподдельный интерес. Банкиры привыкли проявлять неподдельный интерес к любому клиенту. Можно было подумать, что сидеть в засаде меж скалистых ущелий — их основное жизненное занятие.

— Если тропа каменистая, копыта надо обернуть мягким войлоком, — говорил Киссур.

На звук шагов он обернулся.

— Ты чего такой смурной, Теренс, — сказал он по-вейски, — и что за грязь у вас тут?

Киссур с отвращением провел пальцем по столу дорогого розового дерева: один из банкиров, обедая в спешке перед компьютером, уронил на стол пиццу.

— Женщины у тебя нет, вот что, — заметил Киссур, — и Идари то же говорит.

Управляющий, неслышно подошедший сбоку, поклонился и быстро встрял:

— Если господину нужна служанка, то у меня есть одна подходящая кандидатура, дочь мелкого чиновника, барышня семнадцати лет, нежная, как лепестки жасмина. Отец ее совершил растрату и в настоящее время находится под следствием. Чтобы собрать деньги на хорошее отношение судей, а также беспокоясь за судьбу дочери, он готов продать ее за пятьдесят тысяч.

Бемиш стрельнул глазами в сторону коллег: разговор велся на вейском, и те его явно не поняли.

— Я подумаю, — сказал Бемиш.

— Тут и думать нечего, — заявил Киссур, — я посмотрю девочку, и если она так хороша, как уверяет этот мошенник, она твоя.

На соседнем столе застрекотал принтер, и из него полезли последние финансовые проектировки.

На следующую ночь, когда донельзя усталый Бемиш в два часа поднялся в свою спальню, он обнаружил, что он не один. В постели, свернувшись в клубочек, безмятежно спала хорошенькая девица лет семнадцати. Бемиш стащил с нее одеяло и убедился, что девица вполне голая: видимо, Адини привел ее вечером и не решился беспокоить хозяина, занятого расчетами, — а девица ждала-ждала и заснула.

Как только Бемиш приоткрыл одеяло, девушке стало холодно: она проснулась и уставилась на Теренса большими и круглыми, как луна, глазами. У нее были маленькие, неспелые грудки с крошечными сосками, тяжелые бедра и длинные белые ножки. Лобок ее был чисто выбрит. Девица глядела на Теренса безо всякого смущения, словно ее каждый день нагишом разглядывали незнакомые иностранцы.

— Как тебя зовут? — спросил Бемиш, коверкая вейские слова.

— Инис.

— Тебе сколько лет?

— Шестнадцать.

— Ты девушка?

— Конечно, господин. Господин Киссур сам выбрал меня.

Брови Бемиша недовольно дернулись.

— Это как это Киссур тебя выбирал?

— Он отвел меня к госпоже Идари, — сказала Инис, — и госпожа сказала, что вам нужна женщина для тела и дома. Она посмотрела, девственница ли я и хорошо ли готовлю, и была удовлетворена.