Повесть о благонравном мятежнике - Латынина Юлия Леонидовна. Страница 2

А теперь послушайте о человеке по имени Цуй Ань.

Фань Гоуфу был известный богач и добрый человек, и щедро раздавал людям в долг инвентарь и денежные ссуды. Процентов, он, можно сказать, не требовал, но очень не любил, когда люди не возвращали ему одолженное в срок. Он считал, что на таких людей нельзя положиться.

Один человек, по имени Цуй Ань, а по занятию торговец тканями, взял у Фань Гоуфу для одного дела тысячу лан серебра. Но дело вышло хуже, чем он ожидал, и ему не очень хотелось отдавать денег. У него просто болела печень и темнели глаза, когда он думал о том, что ему придется безвозвратно расстаться с этими деньгами.

И вот однажды, когда Цуй Ань сидел в своей лавке и перемеривал тюки с материей, в лавку вошел посетитель по имени Цзи Дан. Цзи Дан служил сыщиком в окружной управе. На самом деле фамилия этого молодого человека была не Цзи, а Цуй, и он был родным племянником торговцу Цуй Аню. Но его отец рано умер, и ребенка усыновил один человек по фамилии Цзи. Поэтому сейчас сыщика звали Цзи Дан.

Торговец поставил на стол вина, принес угощение, словом, сделал все, как полагается. Ведь нечасто так бывает, чтобы родственник торговца служил при управе. Вскоре племянник заметил, что Цуй Ань невесел, и спросил о причине.

— Видишь ли, — признался Цуй Ань, — Фань Гоуфу ссудил мне тысячу лан серебра, и как раз через десять дней я должен отдать, как говорится, «мать с дочкою». И хотя у меня есть эти деньги, они, по правде говоря, сильно пригодились бы мне самому. Но трудно не отдать долг и при этом остаться честным человеком.

— Дядюшка, — сказал Цзи Дан, — я, пожалуй, научу тебя, как не отдавать этот долг.

Цуй Ань очень заинтересовался его словами, и Цзи Дан рассказал следующее. Оказалось, что в это время в Цзяннани развелось множество колдунов. Особенно известны были люди из секты Байляньцзяо. Эти колдуны склоняли народ к недозволенному, лечили болезни, а при попытках ареста морочили голову сыщикам всяческими фокусами. Главари сект раздавали зерно нуждающимся и говорили, что после пришествия будды Майтрейи земля станет подобна золотому песку, и не будет ни бедных, ни богатых, а все люди в Поднебесной станут как братья. Своим приверженцам они обещали, что когда все люди в Поднебесной станут как братья, те получат большие чины и богатство. Слыша это, многие охотно верили им. В иных местах, бывало, что они вместо чиновников ремонтировали запруды и дороги и сами собирали налоги, но в Цзяннани до этого дело еще не дошло. В это время вышел еще один указ о запрещении деятельности колдунов, и Чжу Инсян как начальник уезда, прилагал немалые усилия, чтоб его выполнить. Ему удалось разузнать, что члены секты собираются в одном храме, который был конфискован у них двадцать лет назад, и заполучить несколько баоцзюаней, но он не знал ни главаря секты, ни его ближайших приспешников.

И вот Цзи Дан предложил своему родственнику следующее:

— Почему бы тебе не сходить через десять дней в усадьбу Фань Гоуфу и не попросить отсрочить уплату долга всего на пять дней? Старый Фань, конечно, согласится. А ты, прямо из усадьбы, отправляйся в уездную управу и смело бей в барабан. Когда начальник Чжу Инсян выйдет, повалишься ему в ноги и скажешь следующее: «Фань Гоуфу поклоняется матушке Ушенлаому. Сегодня он обещал простить мне долг, если я вступлю в его секту». А в доказательство предъявишь бумагу, на которой записаны отрывки из баоцзюаней, которые будто бы дал тебе богач.

Лавочник испугался такого плана и спросил:

— Мыслимо ли, чтобы начальник уезда вот так, ни с того ни с сего поверил в такое дело? Говорят, он чиновник справедливый и честный, к тому же кто не снисходителен к богачам! А даже если он и поверит: старый Фань даст взятку, дело замнут, а наказан буду я.

— Глупости, — решительно сказал Цзи Дан, — в том-то и дело, что Чжу Инсян ненавидит этого богача, и не раз приговаривал: «Отчего это он так щедро дает в долг? Верно, за этим кроется мерзость!».

— Но откуда я возьму эти колдовские заклинания? — спросил лавочник.

— Не стоит беспокоиться, — возразил Цзи Дан, — я ведь как раз занимаюсь этим делом и спишу для тебя со свитков некоторые заклинания, вроде тех, которые позволяют оживить мертвое мясо или ловить рыбу без помощи крючков и сетей.

— А если меня будут пытать, — возразил Цуй Ань, — наверняка немало придется вынести!

— Ну, если тебе твоя шкура дороже тысячи лан, — возмутился сыщик, — тогда нечего и разговаривать. Конечно, придется немного потерпеть, однако я замолвлю словечко, чтобы тебя били несильно. Притом же раскрывшему это дело полагается награда, и я обещаю, что тебе перепадет не менее пятисот лан.

Словом, так они проговорили весь вечер, и в конце концов сыщик уломал Цуй Аня.

А все дело было в том, что Чжу Инсян, рассерженный медленным ходом расследования, уже не раз высказывал порицание сыщикам Цзи Дану и Ши Чжену, занимавшимся этим делом, и в конце концов установил для них предельный срок в десять дней.

В условленный день Цуй Ань, запасшись подарками, отправился в поместье Фань Гоуфу, наплел всякие небылицы о скором возвращении двоюродного брата и попросил отсрочить выплату долга всего на пять дней. Фань Гоуфу согласился. Цуй Ань переночевал в усадьбе. Утренние часы они провели в дружеской беседе, и Цуй Ань, в восторге от того, что все так хорошо удалось, поспешил в город. В рукаве его халата был спрятан небольшой свиток различными колдовскими заклинаниями.

Теперь надо сказать, что поместье Фаней отстояло от окружного города на сорок ли, и дойти пешком до уездной управы за один день было, конечно, нелегко, тем более что Цуй Ань вышел из поместья далеко после полудня. Племянник наставлял его, чтоб он непременно шел к самому начальнику, нигде не задерживаясь. Но Цуй Ань был полон самых мрачных мыслей относительно испытаний, ожидающих его в управе, непрестанно вздыхал и шел медленно. Нельзя сказать, чтоб земля так и горела под его ногами. Ведь управа — это такое место, в которое войти через восточные ворота гораздо легче, чем выйти через западные.

Словом, к вечеру он пришел в уездный городок Иньфу, расположенный на полдороге, и решил там заночевать. Он зашел в харчевню у городских ворот и попросил подать ему мяса и вина. Он пил одну чашку за другой, и готов был заплакать при мысли о мучениях, которые нынче должен вынести человек, решившийся не отдавать богачу свои деньги.

Когда ему принесли мясо, Цуй Ань уже основательно напился, и был в самом мрачном состоянии духа. Все в жизни доставляло ему огорчение. Он ткнул палочками в принесенное мясо и закричал:

— Как тебе не стыдно говорить, что это баранина! Это же собачатина!

Хозяин обиделся и возразил:

— Если б это была собачатина, я бы так и сказал, какая разница? Но это постная баранина.

Слово за слово — поднялся скандал. Тут Цуй Ань вспомнил, что у него в рукаве есть свиток с волшебными заклинаниями, и что среди этих заклинаний есть такое, которым можно оживить вареную тварь.

— А вот я сейчас посмотрю, баранина это или собачатина, — вскричал он, вытаскивая свиток из рукава.

Хозяину это показалось чрезвычайно подозрительным, и он вцепился торговцу в шею. Цуй Ань так и повалился со скамеечки, а хозяин вытащил у него из рукава бумагу и вскричал:

— Да это колдун!

На шею Цуй Аню накинули веревку и потащили его в ямынь. У ворот ямыня хозяин харчевни стал бить в барабан, и скоро вся компания предстала перед местным чиновником Вень Да.

Надо сказать, что сыщик Цзи Дан непосредственно подчинялся Вень Да, и был временно отдан последним начальнику уезда Чжу Инсяну для борьбы с колдунами. В этот день он находился в управе Вень Да, так как сердце его беспокоилось за родственника. Можете себе представить, как он перепугался, увидев своего дядю посереди толпы и с веревкой на шее! Пропали все его надежды на награду, да еще было непонятно, не проговорится ли сам Цуй Ань!

Цуй Ань между тем протрезвел и понял, что за беду навлек на себя. Он стал твердо рассказывать, что все соседи, зная его жизнь, подтвердят, что ни на какие недозволенные сборища он не ходил, а бумагу с заклинаниями он получил только что от Фань Гоуфу, который обещал ему простить долг, если тот вступит в секту, и что он, Цуй Ань, не посмел отказаться от такого дела в усадьбе, но, едва взяв бумагу, поспешил в ямынь.