Если забуду тебя, Тель-Авив - Кетро Марта. Страница 8

Сегодня села обрабатывать фото, увидела надпись на подошве одной пары. Погуглила, узнала примерно всё: имя, возраст, род занятий, аккаунты в соцсетях, что он делал прошлым летом, сколько зарабатывает и в каком статусе живёт в Израиле. Узнала бы и больше, но это за первые пять минут.

Так что пишите письма, читайте письма. Другой вопрос – нафига. Мне лично просто любопытно.

Заодно пересчитала свою обувь, оказалось 27 пар, и это при том, что я приехала в Тель-Авив с двумя чемоданами несколько лет назад. Но я не умею выбрасывать стоптанные туфли моего размера – вспоминается голодное детство, когда на всё лето были одни узенькие белые лодочки фабрики «Парижская коммуна», вечно полные крови к концу дня. Нечеловеческим усилием воли выпустила на волю красные башмачки и тут же полезла в Интернет восполнять потерю. С трудом удержалась от покупки туфель ручной работы, конечным аргументом стал тот факт, что они из свиной кожи, некошерно же.

– Но вам же их не есть, – заметила моя знакомая.

– Ах, никто не знает, как повернётся жизнь нового репатрианта.

Но в Сети достаточно обуви из коровы. К концу шопинга всерьёз задумалась о своём поведении и пристала к другу, с которым у нас давняя договорённость – если один из нас рехнётся, второй непременно ему об этом скажет:

– Серёжа, я не в порядке! Вчера перед сном дала себе слово завязать и начала день с покупки сандаликов. Мне плохо? Что я компенсирую? Недоедание или потерю социального статуса? А? А?!

– Ты же похудела. Просто стала нравиться себе в зеркале и хочешь наряжаться, это нормально.

– Нравлюсь себе? Тогда я точно рехнулась.

Радует только, что меня окружают лучшие в мире мужчины. Переписываюсь с мужем:

«Я купила итальянские сандалики с доставкой в Москву, сможешь забрать?»

«Конечно. Давай переведу денег, чтобы не опустошать твою карту, пяти тысяч хватит?»

«Что ты, они со скидками, достаточно и трёх».

«Нет, я соскучился, поэтому переведу пять».

Какое счастье, когда у тебя с близким человеком совпадает язык любви.

Прогулка 18 ияра

Восемнадцатое ияра, как и все другие дни еврейского календаря, началось с вечера, потому что «и был вечер, и было утро – день один» – прямое доказательство того, что Всевышний – сова, и совы ему угодны, в отличие от жаворонков отвратительных. Началось трудно, потому что супруг мой удалился в Москву, учить людей делать бубны, а мне оставил полный холодильник еды, сиротствующих котов и хамсин в придачу. Хамсин у нас, впрочем, давно. Выглядит, будто евреи ушли из Египта, а теперь Египет пришёл за ними в виде своих пустынь. Правда, в этот раз к нам явилась сирийская, но Сахара вряд ли гаже – тоже жёлтая взвесь в воздухе, в глазах и в самых секретных складках тела. От хамсина у женщин мигрень, а у мужчин гнев, и у всех першит в горле.

Кроме прочего, почта Израиля, которая генетически является слабоумной дочерью российской почты, отправила мою посылку в местное Бологое – замкадный город Модиин, лежащий между Иерусалимом и Тель-Авивом. Двадцать девять страшных километров и пятьдесят минут в автобусе отделяют меня от маленькой коробочки с косметикой, которая шла из Канады всего неделю, а теперь между нами вечность.

Чтобы как-то исправить ситуацию, пошла в Яффо глядеть на тель-авивских художников, возле театра оркестр играл музыку, которую я узнала, но не вспомнила, а с балкона клоун что-то кричал с чудовищным русским акцентом, наверное, в этом и состояло веселье. На выставке понравилась одна картина, для меня это много. Потом осмотрелась вокруг, сразу же почувствовала себя одинокой – всё люди какие-то со стаканами, не знаю никого. И тут вдруг из толпы проступило знакомое лицо, примерно, как в оптических иллюзиях с непонятными пятнами, к которым если приглядываешься, можно увидеть голую бабу. И вот я пригляделась и увидела Сашеньку. А потом вдруг Анну, Сашу, Машу, Эллу, Мишу, Дину и ещё полдюжины знакомых, то есть вдруг вся толпа оказалась своя, как во сне – чёрт, а я не одета (не то чтобы голая, но кое-как, я же шла на выставку, откуда бы там люди). Не знала только борзую собаку, и то неизвестно, может, во френдах.

На обратном пути шли с Аннушкой по бульвару, и я вдруг увидела огромные рыжие апельсины на деревьях:

– Экая странность, – говорю я, внимательный ботаник. – Откуда плоды, когда цитрусовые ещё толком не зацвели?

– Да ещё на фикусах, – поддержала она.

Но это всё-таки очень большая радость, когда привыкаешь в детстве к картинкам с лубочными алыми яблоками или солнечными апельсинами в пышной листве, и всю жизнь тебе не хватает этого образа среди невыразительных садов реальности, а потом хоба, кто-то позаботился.

По дороге встретились с Аниным мужем и ребёнком, и я познала удовольствие, когда кто-нибудь озвучивает твои нехитрые мысли. Ну там «ой, киса! аааа, таракан! какашка большая!» – так-то всё время сдерживаешь себя, а вот с младенцем можно об этом подробно поговорить. Разом поняла ликование комментаторов, которые мне пишут под колонками «это же мои мысли!» – казалось бы, отчего ты радуешься, человек, что идеи твои не уникальны? а смотри-ка, приятно.

Дома меня привычно опозорили коты. Из моих записей очевидно, что Моничка – нелюдима, а Веничка – душа-паренёк, и люди ждут соответствующего поведения. Вместо этого к ним с порога кидается Моника и кричит, тычась волосатым лицом, как здесь её не любят и притесняют, и, может быть, ты заберёшь меня, добрая женщина. Веня же говорит: ой всё, и растворяется под кроватью, пока гостей не станет. От этого на меня смотрят с подозрением и начинают думать, что я и в остальных своих историях так же вру. А на самом деле в остальных я вру не так, а по-настоящему, про кошек же только и пишу чистую правду, она просто выглядит неубедительно, с ней это всегда.

Потом ребёнок выразил желание «победить таракана», и гости ушли в ночь на поиски, а я дождалась сообщения, что муж мой отправился на небеса, не опоздавши на самолёт, и уснула. Просыпалась только на звуки в лотке, по привычке. Кот с месяц назад многое пережил: случился у него обычный приступ гастрита, но нашего врача не было под рукой, мы пошли к новому, и не успели оглянуться, как у кота уже наркоз, пальпация, эпиляция, анализ крови, рентген и только потом необходимый набор уколов, таблеток и капельница. Видимо, среди этих процедур была какая-то очень особенная, потому что после неё Веничка в одночасье научился гадить ровно в лоток. Гастрит тоже притих, так что всё к лучшему, и мне теперь не нужно контролировать чужую дефекацию, это большое облегчение.

А встала я уже днём и первым делом умылась кислотой. Это случайно вышло, у меня три одинаковых пузырька, в одном сыворотка, а в другом кислый вечерний тоник, который с утра нельзя, потому что солнце, но я перепутала. Потом вкусила что-то там из холодильника своего и ушла провожать хамсин. За порогом увидела кошачью женщину с выражением ужаса на косоглазом лице, а потом пыльную машину с таким количеством штрафов под дворниками, что дешевле будет её продать. На пляже Бен-Гурион^[19] подставлял пятки заходящему солнцу, в воздухе плыла золотая пыль, на яхте пританцовывала графически выверенная кошка, и Тель-Авив любил меня, а я его.

Вернулась, подмела двор и день закончился, началось девятнадцатое, и люди в домах зажгли субботние свечи. А если вы ждали какой-нибудь драматической кульминации, то её нет, я же сказала – лытдыбр.

Прогулка в шабат

1

В девять утра пятницы выскользнула из дома, оставив на подушке записку «ушла купаться не ищи» и полетела к морю. Из одежды на мне тапки, купальник, превращающий тело в лёгкий набросок тушью, и белая просвечивающаяся рубашка, а из вещей – браслет шагомера и ключи на нём. И рубашка парит на утреннем ветру, и я вместе с ней, и так мне вольно, что даже состроила глазки отцу двоих детей, очень красивому и совершенно безопасному. И вся я, как свежий пятничный персик на утреннем Кармеле – тёплый, чистый и каждому желанный, а также лилия долин. Даже подумала, что нужно бы всё-таки дать шанс какому-нибудь прекрасному спасателю с пляжа, чтобы научил меня плавать, потому что который год жить в весёлом городе Тель-Авиве и ни разу не нырнуть глубже семейного бассейна – это ведь грех.