Черное лето - Крэйвен Майк. Страница 26

– Ну как?

Брэдшоу прижала палец к губам. Беспокоить ее было нельзя. Она свила себе маленькое гнездышко: переставила мебель так, чтобы на мониторы ноутбуков, выстроенных в ряд, не падал утренний солнечный свет, организовала рабочее пространство в форме полумесяца и сидела посередине, как Кирк на борту «Энтерпрайза». Просматривая видео, она одновременно печатала на портативной клавиатуре, лежавшей у нее на животе, и то, что она печатала, всплывало на экране ноутбука слева от нее. Она ни разу на него не посмотрела. Прочитав кусочек написанного, По увидел, что в тексте нет ни одной ошибки и он правильно отформатирован. Ноутбук справа от нее был заполнен яркими, прыгающими линиями графического эквалайзера аудиопрограммы. Как в лучших Hi-Fi-системах в конце восьмидесятых.

Брэдшоу нажала на паузу, и все процессы остановились.

– Ты прав, По. Он настоящий психопат, как по учебнику. Точнее сказать – психопат-нарцисс. Через слово «я», «мне» и «мое». Очень мало взаимодействия с гостями. Когда они говорят, он не слушает, ждет своей очереди заговорить снова.

– Ну, это всего лишь кулинарное шоу. В общем-то тут и должен быть некоторый элемент превосходства. К тому же ему приходится иметь дело с людьми, у которых эго тоже неслабое. – По не защищал Китона, но нужно было оставаться объективными.

Брэдшоу учла и это.

– Инструмент анализа текста, с которым я работаю, может сосредоточиться на том, что лингвисты называют «функциональными словами»: естественном языке, на котором мы говорим, не задумываясь. Исключая скриптовые фрагменты, типичные фразы Джареда Китона демонстрируют более частое использование местоимений «я», «мне» и «мой», чем в речи любого другого повара, и гораздо чаще, чем в речи населения в целом.

– Ну, хоть в чем-то я оказался прав, – проворчал По. Он до сих пор оставался единственным, кто считал Китона психопатом. – Нашла что-нибудь новое?

– Без тюремных записей заняться серьезной работой мы не можем, но… я заметила один интересный момент. – Брэдшоу вернулась на Ютуб и запустила другое видео. На экране появилась юная Элизабет Китон. Ей было около пятнадцати, и она участвовала в шоу Джареда. С другим поваром тоже была его дочь. Девушки вслепую дегустировали блюда и должны были угадать, какое из них приготовил их отец.

До этого По видел только фотографии Элизабет Китон. Он заметил, что на другом ноутбуке работает аудиопрограмма. Полоса внизу видео сообщала, что видео длится двадцать семь минут. Брэдшоу поставила его на паузу.

– Потом посмотрим целиком. Сейчас я просто хочу, чтобы ты послушал, как она говорит.

Спустя несколько минут она вновь остановила видео.

– Ее манера речи не отражает тех же нарциссических характеристик, что у ее отца.

– Вот как?

– Никаких доказательств.

– Ну, она еще очень юная, – заметил По. – Разве манера говорить не меняется с возрастом?

– Меняется, но как раз наоборот. Подростки еще не умеют скрывать, какие они на самом деле, их речевая манера максимально естественна.

Прежде чем По успел ответить, средний ноутбук громко завизжал. Брэдшоу нажала кнопку, и на экране появилось лицо Стефани Флинн.

Бывает усталость после бурной ночи и слишком обильных алкогольных возлияний. Утром тяжело встать с постели, но когда вы справитесь с этой задачей, вам понемногу полегчает. Может возникнуть такая усталость, если вы проработали восемь часов подряд без перерыва – таким образом ваше тело напоминает, что вам уже не двадцать один.

А бывает другая усталость. Та, что давит, как тяжелое пальто, та, от которой болят кости. Неважно, сколько вы проспали – вам кажется, что ваша энергия постоянно утекает. Что эта усталость будет с вами всегда.

Флинн выглядела именно так. Белки ее глаз были цвета мочи с похмелья, плечи безвольно поникли. Она не причесалась как следует, и в целом вид у нее был такой, будто она спала в машине. Такой она была уже примерно месяц.

– Доброе утро, детектив-инспектор Стефани Флинн, – сказала Брэдшоу.

Флинн не стала размениваться на любезности.

– Глубоко он в жопе? – спросила она резко. Брэдшоу покраснела.

– Я пока не могу сказать, инспектор Стефани Флинн. Проанализировав то, что нам прислала Камбрия, предположу, что это довольно точная оценка. По представил подробный отчет о цепочке хранения крови, согласно которому кровь была взята, перевезена и проверена благополучно. Следовательно, Элизабет Китон жива, и мистер Китон не мог ее убить.

– Но…

– Но есть момент, о котором По вам еще не рассказал. – Брэдшоу повернулась к По. Пришлось рассказать Флинн о следах трюфеля, обнаруженных в крови Элизабет, однако же он не стал говорить, какой счет скоро ляжет на стол детектива-инспектора.

– Возможно ли, что похититель накормил ее трюфелями? Ты сам мне всегда говорил, что гадать, как может вести себя преступник, – бесполезное занятие.

– Верно, – признал По. Хотя он в этом сомневался. Наиболее вероятным объяснением было то, что у Элизабет Китон, что неудивительно при ее воспитании, развился вкус к изысканным блюдам, и она в них себе не отказывала даже в своей добровольной ссылке.

Флинн ничего не ответила, и По решил, что не очень-то ее убедил.

– Это все, что ты мне скажешь?

Прежде чем По успел это признать, вмешалась Брэдшоу:

– Нет, не все, что он скажет, инспектор Стефани Флинн. Есть некоторое противоречие в том, где была Элизабет Китон последние шесть лет. Оно подтверждает теорию По.

– То есть на версию с похищением вы не повелись? – уточнила Флинн.

– Мне кажется, есть определенные несоответствия.

– Какие?

– Не считая того, что она пришла в библиотеку Олстона, именно когда там находился полицейский, хотя такая вероятность составляет лишь 3,29 процента, главная проблема заключается в том, что, по ее словам, она дошла туда пешком. Вчера вечером я выяснила, сколько времени мне потребуется, чтобы добраться до дома По, и сопоставила это со словами Элизабет Китон.

По пристально посмотрел на нее. Он так и знал – она что-то скрыла. Она хотела не только немедленно приступить к делу, но и выяснить, могла ли Элизабет Китон за ночь пройти такое расстояние.

– Я взяла с собой девятикилограммовый рюкзак, чтобы компенсировать тот факт, что она, по ее словам, не ела четыре дня. С помощью вариации теории асимптотического расширения я внесла необходимые коррективы.

Флинн скрестила руки на груди и посмотрела на По. Иногда то, что крутилось в голове Брэдшоу, было нелегко перевести в слова, понятные обычным людям. До того, как начать работать в отделе анализа тяжких преступлений, она общалась только с людьми с самым высоким ай-кью, людьми, понимавшими и ожидавшими научных объяснений. Ей не хватало чувства такта донести информацию до коллег другого типа, не выглядя грубо или снисходительно, и хотя По мягко тренировал ее по части дипломатии – в которой и сам был не эксперт, – это было непростой задачей.

– Объясни для меня, Тилли, – попросил он. Брэдшоу вздохнула.

– Я подсчитала, как далеко она могла бы пройти, а затем нарисовала круг на карте.

– А, как в «Беглеце». – По кивнул.

– Это базовая статистика. Не понимаю, как вы, ребята, справляетесь, – пробормотала Брэдшоу.

– Ну и? – нетерпеливо молвила Флинн.

– Я применила расчеты к спутниковой фотографии Олстона и его окрестностей, – пояснила Брэдшоу. – Это сельская местность, и поблизости больше ничего нет. Если бы она сбежала из здания, то полиция уже ее нашла бы…

Флинн переплела пальцы.

– Может быть, все было иначе? У Элизабет не было причин за что-нибудь отомстить отцу? Она могла инсценировать собственную смерть, чтобы потом сидеть сложа руки и наслаждаться тем, что с ним происходит?

По задумался. Теоретически эта версия была логичнее. И, само собой, оставляла меньше вопросов без ответа.

– Конечно, возможно, босс.

– Но ты так не считаешь, верно?

– Нет, не считаю.

– Почему же?