Черное лето - Крэйвен Майк. Страница 28
Окинув взглядом список личных визитов, По обнаружил, что можно одновременно удивиться и не удивиться.
Список был маленьким.
Очень маленьким.
Он состоял всего из одного имени.
Конечно, срок за убийство собственной дочери должен был распугать поклонников Китона, но По и представить себе не мог, насколько сильно. В разгар его великолепия шеф-повара обожали все. Кинозвезды делали с ним селфи, министры выбирали места для совещаний так, чтобы заглянуть в «Сливу и терн», даже члены королевской семьи были не прочь остановиться в Камбрии по пути в замок Балморал. Хотя По знал, что Джаред Китон лично должен был давать согласие на посещение только тем людям, которых хотел видеть, и не сомневался, что большая часть поваров, поддерживавших его до вынесения приговора, в глубине души были только рады, но уж один или два человека могли бы его поддержать? Как выяснилось, нет.
Видимо, предположил По, это еще одно проклятие психопатов: у них не бывает друзей.
Итак, в списке было только одно имя: Кроуфорд Банни.
Загуглив его, Брэдшоу нашла несколько статей и, пока они ели чечевицу с карри, читала их.
Уроженец Эдинбурга, Кроуфорд Банни работал в «Сливе и терне» с первых дней – начал с овощей, потом перешел к соусам. Видимо, Китон что-то в нем разглядел, потому что спустя три года Кроуфорд Банни был назначен су-шефом – фактически вторым в ресторане человеком. В интервью «Карлайл Лайвинг» Банни рассказал о том, какое смятение испытывает в связи с осуждением Китона, о вере в то, что правда когда-нибудь откроется, и о договоренностях, которые «Слива и терн» сделал до того, как этот день наступил. По сделал пометку выяснить, что именно представляют собой эти договоренности. Насколько могла выяснить Брэдшоу, Китон пока еще оставался единственным владельцем «Сливы и терна».
Он полистал вторую стопку документов – записи телефонных разговоров Китона. Эта информация была менее надежной, поскольку в британских тюрьмах нередко установлены нелегальные телефоны. Здесь часто фигурировали разные номера одной и той же юридической фирмы. Еще Китон, судя по всему, регулярно звонил Кроуфорду Банни, и некоторые разговоры были записаны и расшифрованы. По как раз читал один из них, о проблемах с поставкой рыбы, когда услышал звуковой сигнал.
Брэдшоу посмотрела на часы – одни из тех «умных часов», что как-то связаны с телефоном, – взяла стакан с водой, залпом выпила и что-то нажала в телефоне.
– Что? – спросила она, заметив, что По наблюдает за ней.
– Ничего. Если чечевица слишком горячая, могу добавить сметаны. – На самом деле он не мог. Он не купил сметаны. И не помнил, чтобы вообще когда-нибудь ее покупал.
– Я выпиваю шесть стаканов воды в день, По. Тебе тоже следует.
– Я пью много воды.
– Врешь. С тех пор как я вчера приехала, ты выпил четыре чашки чая, семь чашек кофе и две пинты пива. И я видела, сколько мяса ты купил. В холодильнике лежит пакет сосисок. Это вредно, По.
Он почувствовал, как краснеют щеки. Он знал, что его диета оставляет желать лучшего и впереди проблемы со здоровьем, но дело было в том, что… хорошую колбасу он считал произведением искусства. И готов был скорее скопытиться, чем с ней расстаться.
– Как только увижу аптеку, куплю тебе тест на холестерин, – пообещала Брэдшоу, забивая, вне всякого сомнения, первый гвоздь в гроб его мясной диеты.
– О господи, – только и ответил он. Спорить не было смысла.
– Сидите здесь, мистер, – велела она. – Я сделаю нам обоим фруктовый салат.
По вздохнул, взял новую стопку бумаг и продолжил чтение. Его губы сами собой растянулись в улыбке. Приятно было чувствовать, что о нем заботятся!
Они работали до самого вечера. По читал на улице, но, несмотря на великолепную погоду, Брэдшоу отказалась составить ему компанию – яркий свет экранов ее ноутбуков был слишком резким. Он прочитал еще несколько статей о Кроуфорде Банни, но они мало что ему дали. Заполнив блокнот пометками, вопросами и задачами, он вернулся в дом. Брэдшоу пока еще не нашла связи между Банни и Джаредом Китоном, но не собиралась сдаваться и отправила Флинн еще один список баз данных, к которым ей нужен доступ.
По объявил перерыв, и они пообедали коричневой пастой в заранее приготовленном томатно-базиликовом соусе. По добавил в свою порцию бекон, но все равно это было ужасно.
– Я начну с досье Элизабет Китон, – объявила Брэдшоу. По кивнул. В этом документе могли быть рассмотрены те области жизни Элизабет, которые не были учтены в ходе первоначального расследования. К тому же Брэдшоу намеревалась рассмотреть дело жертвы под радикально другим углом.
Если По при наборе текста руководствовался старой доброй техникой «засада и нападение», то пальцы Брэдшоу летали по клавиатуре так, что видно было лишь размытое пятно, а ее глаза не отрывались от экрана.
– Это займет немало времени, По. Может быть, на сегодня закончим и я поеду в отель? Ускорение и повторение хороши, но для продуктивной работы мне нужна более высокая пропускная способность. Если сейчас мы закруглимся, завтра я буду работать эффективнее.
Эта идея понравилась По. Он очень устал. Ему не хотелось об этом говорить, поскольку он спал больше, чем Брэдшоу, но в его глаза как будто засыпали песок. Лечь спать пораньше было бы на пользу им обоим.
– Ну, поехали. Бери все что нужно, и я тебя отвезу.
Бар отеля был полон, и хотя отношение По к туристам было таким же, как у Уильяма Вордсворта – «Пусть красота останется неискаженной», против тех, что в Шап-Уэллсе, он не особенно возражал. Даже в разгар лета холмы в этой части Камбрии привлекали только серьезных путешественников. Здесь не было национального парка из тех, что рисуют на открытках. Не было ни озер, ни высоких гор, ни симпатичных деревень, ни паровозов – ничего, что могло бы развлечь туриста двадцать первого века. Шап-Уэллс представлял собой суровый и бесплодный ландшафт с безлесными склонами, гранитными холмами и заболоченными лощинами. Место, где обитали десятки людей и десятки тысяч овец, было ошеломляющим, как гадюка: красивым на вид, но опасным, если не проявить осторожность. Погода была хорошей, но могла измениться в считаные минуты даже в это время года.
Он купил пинту «Спан Голд», солодового и хмелевого пива, сваренного пивоваренной компанией «Карлайл», безалкогольный напиток для Брэдшоу и пакет чипсов для Эдгара. Выпил залпом половину пинты и подумывал, не взять ли еще, как вдруг Брэдшоу задала ему вопрос:
– Скажи мне, По, почему в твоей жизни нет женщины?
Ой-ой…
Оторванность Брэдшоу от внешнего мира могла объяснить некоторые странности ее характера, но отнюдь не все. Она не объясняла ее излишней прямоты. Они могли молча работать бок о бок, но внезапно она заявляла: «Ты мне нравишься, По!» – а потом как ни в чем не бывало возвращалась к своему занятию. Если бы она питала к нему чувства, выходившие за рамки дружеских, она бы уже об этом сообщила.
Так почему же она хотела это знать?
И что он должен был ответить?
Он не мог сказать ей правду. Он никому не мог сказать правду о том, какую боль ему причинила мать, отказавшись от него, и о том, что это сказалось на его отношениях с противоположным полом. Что, встретив симпатичную ему женщину, он тут же начинал искать причины, почему ничего не выйдет. Что каждый их недостаток становился проблемой, на которой можно было зациклиться, пока не случалось неизбежное и он не переставал им звонить. Самый долгий его роман продлился шесть месяцев, и то только потому, что четыре из них он работал под прикрытием.
Но теперь, зная, что мать не бросила его, а ради него пожертвовала всем, он снова начал думать о женщинах, хотя и не признался бы в этом Брэдшоу. Жутко соблазнительная Эстель Дойл, горячая и разведенная Флик Джейкман и даже, к его стыду, скорбящая Виктория Хьюм – все они в последние дни нередко ему вспоминались.
– Тилли?
– Да, По?
– Ты помнишь наш разговор по поводу такта?