Вишенка (СИ) - "Villano". Страница 14

Я улетел в сугроб, Штефан прискакал меня проверять, и как-то так незаметно получилось, что процедура спасения затянулась. Не знаю, может, пятый месяц без секса сказался, может, потяжелевшие ни с того, ни с сего яйца, но когда он меня поцеловал, я вырываться не стал и поцеловал его в ответ. Ну, а что? Если глаза закрыть и представить на его месте девицу, то отчего бы и не да? Впрочем, обмануть себя мне не удалось. Я знал, что целуюсь с мужиком, уж больно хватка у Штефана была сильная и губы настойчивые. В себя мы пришли, только когда кобыла Штефана жалобно заржала, от приставаний Лютика копытами отбиваясь. Пришлось неприличности прекращать и идти спасать невинную женщину от похотливого маньяка.

В замок мы вернулись к вечеру, после того, как егерскую избушку на Ближнем зимовье проверили и время этим крюком откровенно потянули. Ни мне, ни тем более Штефану в глаза жителей замка смотреть не хотелось. Несложно догадаться, что бы мы там увидели! Но наша долгая поездка обернулась удачей, потому что на одной из оголенных ветром опушек я заметил бересклет — неказистого вида куст, увешанный бородавками. На Земле из него гуттаперчу делали, а из нее скотч. Вот оно — наше спасение! Штефан оживился, куст с корнями из замерзшей насмерть земли выдрал и по возвращении прямым ходом ускакал в Башню, оставляя меня один на один со слугами и воинами, на целый день лишившимися более-менее теплого места для посирушек.

— Я тебя предупреждал? — возглавил армию недовольных Юлий. — Я говорил, что отцовские придумки ничего, кроме разрушения, не несут? Но ты ж у нас звезда! Все по-своему делаешь!

— Ничего страшного не случилось, — слегка растерялся от его напора я.

Чего он так орет-то? Подумаешь, сортир разгромили. Не стену же!

— Ничего страшного? Ты знаешь, во сколько нам ремонт обошелся?

— Не знаю.

— Конечно, не знаешь. Тебе до реальности дела нет!

— Неправда!

— Правда! Ты думаешь, почему у нас изо всех щелей дует?

— Так задумано? Вы, типа, закаленные воины и все такое? — предположил я, предпринимая тактическое отступление к лестнице. Ну его, буйного, нафиг. Ребенок же, а детей бить нельзя, даже если очень хочется.

— Потому что у нас денег на ремонт нет, а старые рамы на соплях держатся! — рявкнул Юлий. — Я думал, до постзимы подкопим деньжат, закажем новье и летом все поправим, но тут ты явился и все мои планы порушил. То подарки тебе дорогущие, то выкуп, то песни, то одежку новую! Отец из кожи вон лезет, чтобы тебя ублажить, а ты с ним даже не спишь! Совесть у тебя есть, малявка высокородная?!

Я где стоял, там и сел. Что значит «денег нет»? Обвел холл замка поумневшими глазами и понял: то, что я принимал за «благородную старину», на самом деле «ветхость и разорение». Юлий продолжал орать, но я его уже не слушал. Мне было над чем подумать. Например, откуда у Штефана взялись деньги на дорогущие мне любимому свадебные подарки? А на какие шиши отряд Коннора за мной в Академию ездил? А отцу моему приданое…

Хрясь!

Я увернулся, но не до конца — перстень Юлия царапнул мою скулу до крови.

— Ты ничтожество! Глупый похотливый пиклюк! Что в тебе отец нашел, не понимаю!

Хуяк!

— Рот закрой, поборник справедливости, — прямым в челюсть свалил зарвавшегося пацана на пол я. Стер кровь со щеки. Детей, конечно, бить нельзя, но бывают ведь и исключения из правил. — И на себя посмотри! Насколько я помню, каникулы давно уже закончились. Какого хера ты в замке делаешь?

— Его из школы выгнали за драку с преподавателем, — выступил из тени колонны мрачный, как снеговая туча, Коннор.

— Заткнись, — вскочил на ноги Юлий… и рухнул обратно, хватаясь за горло обеими руками.

— Какого черта?! — растерялся я. — Я ж его тихонько…

— Зато он тебя не тихонько, — ответил Коннор и не дал броситься к мальчишке, железной хваткой удерживая за плечо. — Клятва на крови на то и клятва, чтобы руки не распускать и вреда тебе не причинять.

— Штефан!!! Етить-колотить! Помоги!!! — заорал я во всю глотку и воздухом подавился, потому что он моментально материализовался прямо передо мной.

— Что…

— Сына спасай! — толкнул его в сторону малолетнего самоубийцы я. — Он меня случайно поцарапал, а теперь помирать изволит.

— Случайно? — тихо-тихо и очень страшно переспросил Штефан, склоняясь над сыном. Оглянулся на меня.

— Случайно, — изобразил ангельскую невинность на лице я и наступил на ногу открывшему рот Коннору.

Штефан подхватил сына на руки и испарился, а Коннор неодобрительно покачал головой:

— Зря ты Юлию жизнь спас. Он тебя ненавидит и никогда за сегодняшнее унижение не простит.

— Простит — не простит, — пожал плечами я и медленно потопал вверх по лестнице. — Он наследник, и имеет полное право ненавидеть того, кто его наследство просирает.

— Ты младший муж. Тебе можно, — подал голос Гуннер.

— Железная логика, — махнул на всех рукой я и удалился в свои покои. Мне было над чем подумать.

…

Я, наверное, какой-то неправильный попаданец. У всех книжных товарищей в новом мире дар к обогащению почему-то первым делом прорезывался. То они, ни хрена не зная, с первой же попытки рабочие магические побрякушки ковать изволят, то имением, походя под руку попавшимся, распоряжаться с умом начинают, то послания с подробными инструкциями от предыдущих могучих попаданцев находят, то еще чего. Один я, как лох, ничего толком для своего и мужниного скоропостижного обогащения вторые сутки придумать не мог.

Казалось бы — лес, полный зверья, под рукой. Торгуй мехами — и будет тебе счастье. Ага. Ушлые родственнички Штефана при проезде через свои земли такую заградительнную пошлину установили, что смысла везти меха куда бы то ни было не было. Вот и сдавали их подлым говнюкам задешево — какой там разбогатеть, прокормиться бы! Сельское хозяйство на Пустошах развивать пытались — гиблое дело в прямом смысле слова: торфяное болото сжирало все семена без следа, а на его осушение и поддержание земель в надлежащем виде (с помощью магических артефактов запредельной мощности, ибо об ирригации здесь слыхом не слыхивали) денег не было. Потом золото и камни драгоценные добывать пробовали — минусовая температура, сугробы на улице семь месяцев из десяти и скудные месторождения сводили усилия горнодобытчиков на нет. Про Белое море и говорить нечего — до него два дня пути по Пустоши, которую магические твари своим логовом облюбовали. Поди доберись.

— А если путь в обход земель Гераклиусов найти? — спросил себя я и пошел в библиотеку смотреть карты. — Партизанен Янен тропу находяйнен!

Хрен мне, а не тропа. Как рассказал Коннор, застукавший меня за изучением карт ближе к вечеру, долину ушлые и очень богатые родственнички Штефана контролировали с помощью магии; на реке, протекающей через их владения, три порога, которые торговому каравану ни в жисть не одолеть; ну, а по правую сторону от долины Гарнакские горы, в которые никто даже соваться не пытался. Чего там делать? Смерть искать?

— А если скот или лошадей каких-нить понтовых разводить? — спросил себя я днем позже и пошел в библиотеку читать книги по животноводству.

Хрен мне, а не животноводство, потому что мозг мой отказывался воспринимать магически-биологическую мутотень напрочь. Гребаный мир! Магия здесь была не даром, а проклятием, тормозившим развитие науки с неебической силой. Зачем изучать законы, если их можно смело игнорировать? Хорошо хоть Штефан был из редкой породы любознательных гениев-почемучек, которые с детства достают родителей вопросами, на которые нет ответа, и невразумительным мычанием в ответ не удовлетворяются.

В общем, мучился я поиском оптимального решения проблемы до тех пор, пока не решил посмотреть на этот мир не с его, а с моей точки зрения. Я провел на войне большую часть жизни и понял, что как бы хорошо дела у народа ни обстояли, если у него нет сильной, хорошо вооруженной армии (либо мировых банковских хранилищ), то жить ему долго и счастливо не позволят. Рано или поздно найдется пиклюк, который перевернет устоявшийся порядок с ног на голову в угоду себе любимому.