Игры судьбы - Матвеева Любовь. Страница 26

– В это время началась индустриализация страны – вспоминаеит мой собеседник, Михаил Скиданов. – Мы стали выпускать свои машины, трактора. Народ был малограмотный, и потому тогда, если человек выучился на водителя машины, тракториста – это было всё равно как сейчас – на лётчика. Выучился я и на тракториста, и на водителя, наступил 1933 год, потом 1934-й. Работал я в Возвышенском районе области.

Как-то приехал из рейса, зашёл к начальнику политотдела, а у него мужчина сидит – огромного роста, в форме лётчика, из Москвы, уполномоченный. В тот год урожай отличный удался, но была угроза, что не успеем с уборкой – хлеб мог уйти под снег. Вот и ехали уполномоченные из самой Москвы, чтобы мобилизовать все силы на уборку. Я зашёл в контору, а мой начальник и говорит уполномоченному:

– Вот вам шофёр, – тот встал, руку подал, представился, жаль, что я не запомнил фамилию. Сели мы с ним в мою машину, поехали в Булаево. А впе-

реди нас другая машина ехала, везла Сергея Мироновича Кирова, приезжавшего с той же целью в нашу область. Они свернули перед нами в Чаглинский совхоз. Через два месяца Сергея Мироновича убьют в собствен-

ном кабинете…

Потом Михаил Григорьевич переехал жить в город Петропавловск, шесть лет проработал в облпотребсоюзе сначала водителем, потом – заведующим механическим складом.

– Жили тогда у нас в городе китайцы, люди хорошие, трудолюбивые, пищу готовили по-своему. Было у их артели несколько цехов – квасной, алкогольный, конфетный, в селе Кривозёрка сажали большие огороды, овощи выращивали. В 1939 году стал я работать у них: возил продукцию в городские буфеты: мёд, яйца, конфеты, овощи всякие. Машина у меня была ГАЗ-2А. Как-то вызвали меня в НКВД и неожиданно предложили работу, я пошёл, а через месяц все гаражи в городе объединили в одну автобазу.

Скоро началась война. Какой-то умник из начальства распорядился, и погрузили нас, водителей, вместе со всеми машинами, в железнодорожный эшелон, отправили на запад, под Можайск. А когда маленько опомнились да потребовались машины тому же начальству, им докладывают:

– Нет в городе ни одной машины!

– Вернуть!!! – уже за Казанью мы были. Сняли нас с эшелона, двое суток стояли в поле – не было горючего. Потом достали где-то, заправились и своим ходом вернулись в Петропавловск. Наложили на нас бронь, то есть водители не подлежали мобилизации на фронт. А хотелось сразиться с врагами лицом к лицу! Работать же и во время войны, и после было тяжело – дороги плохие, иногда по нескольку суток сидишь в какой-нибудь колдобине вдали от населённых пунктов – ждёшь помощи. Мокнешь, мёрзнешь, страдаешь от жары, от холода, от дождя, без еды и питья. От машины не уйдёшь – воровство большое было, за груз надо отвечать. Из-за нервов я сильно заболел желудком и целых три года провалялся в больнице. Потом снова работал, а в 66 лет пошёл на пенсию.

Вот и получилось, что вся жизнь моя – как длинный почтовый

тракт. За одной станцией – другая. Тяжёлой была жизнь, не надеялся, что стану долгожителем. И по статистике водители долго не живут – слишком много стрессов на дороге испытывают.

Было Михаилу Григорьевичу Скиданову 95 лет, когда он рассказал мне свою историю. По жизни его сопровождала верная подруга Матрёна Си-

доровна. Много лет она работала санитаркой в бывшей поликлинике на улице Красноармейской. Горе и радость делили супруги ни много ни мало – семьдесят лет!

НЕХОРОШИЙ ХАРАКТЕР

– Родилась я в 1913 году, в селе Медвежка под Курганом. В семье было десять детей, с родителями – двенадцать. Мать моя, Пелагея Терентьевна Колесникова, красивой была, а детство у неё было очень тяжёлым. Жили они на Украине. Сиротами с братом остались, когда ей было три года, а ему —

шесть. Кто-то их пожалел, вырастил, но с братом разлучили. Снова встретились с ним, когда им было по шестьдесят лет, стариками. Брат так всю жизнь и прожил на Украине.

Пелагея, когда подросла, работала у немцев в экономии – так зажиточные хозяйства в тех местах назывались, там и встретилась с моим будущим отцом, тоже батраком – Сидором Тимофеевичем Родно. Поженились и подались с ним в Казахстан, на вольные земли – государство приглашало туда желающих приложить руки к земле. Получили они надел земли, рады без памяти, здесь и ОКОПИРОВАЛИСЬ. Своими руками построили дом из самана, как все, длинный такой дом. В одной горнице пол деревянный, в другой – земляной. Гладко так руками вымажем землёй, края выведем, уголки – красота! И прочный…

Помню: в горнице круглая печь, мы, дети, встанем вокруг, греемся и семечки лузгаем. Много кожуры на пол нащёлкаем, потом подметаем. Мать всё время на кухне – готовила, и на пашне работать успевала. А ещё женщины и дети пряли, ткали ткани, полотенца, ковры, дорожки, шали вязали, сита

плели из конского волоса – всё самим делать приходилось, денег на покупное нет. Сестра Валя особенно рукодельница была, всё у неё получалось! Не училась нигде, а шила всей семье шубы, пальто, костюмы, платья…

Отец, Сидор Тимофеевич, тоже на все руки мастер – и столяр, и плотник, и кузнец, и печник, ну и, конечно, земледелец. В праздник если одну рюмку водки выпьет – и всё, мать совсем не пила. Отца мы боялись и уважали, даже став взрослыми, строгий был! Перед едой, помню, приказывает:

– Молитесь! – все падаем на колени и молимся. А если кто ослушается – за ухо его или на соль коленками. Минут двадцать-тридцать

Стоим, больно, плачем!

– А ну, вставайте! – долго такой урок помнится, в другой раз приказы повторять не надо – по струнке ходим! Работали все с детства – сначала гусят пасли, потом начинали за животными ухаживать. Сеяли, кроме пшеницы,

лён, КОНОПЛЁ. Коноплё после уборки недели по две в озере вымачивали, потом вытаскивали, сушили, мяли руками, ногами, били деревянными колотушками. Человек по пять стоим, топчемся. Потом отец сделал механическую мялку, ткацкий станок – тоже его работа.

Мой брат Егор молодым погиб – ездил на заработки в Карталы, как-то вёз домой тридцать пять рублей, кто-то позавидовал: убили, деньги забрали. Другой брат, Анастас, войну прошёл, жил в Донбассе, лет до шестидесяти. Детей у него не было. Гриша с Медвежки переехал жить в Алма-Ату. Тимофей, лет тридцати, погиб в аварии – жил Тимоша в другой деревне, по соседству. Заехал он как-то, до гибели ещё, ненадолго с товарищем домой, познакомил. Мы и понравились с Михаилом друг другу. Было мне лет двадцать в 1933 году. Сватать меня приехала его мать, гречанка – красивая, черноглазая, но неграмотная. И стали мы жить в Возвышенском совхозе, в бараке, в одной комнате с его матерью, прожила она 72 года. Голода у нас не было —

ячмень, пшено мололи и ели.

Через год после свадьбы поехала я, беременная, навестить своих

родителей, там и родила, прямо у них дома, сына – приспичило ему… На-

звали его Альберт. Почему? Начальника мужа так звали, вот и сына назвали, чтобы потом тоже начальником стал. Имя это мне понравилось, необычное. По-домашнему – Алик. В 1936 году переехали в город Петропавловск. На углу улиц Куйбышева – Моторной, где сейчас детсад стоит,

построили домик, опять из самана. Сами топтали глину с соломой… Много это работы, тяжёло. Алик, сын, к тому времени семь классов закончил, у баптиста Тагильцева выучился на фотографа: тот в городском парке держал фотомастерскую. Затем сын закончил водительские курсы и в армии служил

уже шофёром на Дальнем Востоке, в Советской гавани.

После армии приехал к тётке в Москву, встретил в Люберцах хорошую девушку, женился. Невестка – красивая, кудрявая, высокая, но вспыльчивая, как я, и внучка Ольга вспыльчивая. Жили они здесь, в Петропавловске. Сын, кроме работы, любил на рыбалку съездить, на охоту. А тут приходит известие из Чистовского совхоза, где мать мужа, свекровь жила. Пишут – пошла она к сестре Марфе в соседнее село, и не дошла, пропала, убили, верно. Так