Остров пропавших девушек - Марвуд Алекс. Страница 10

— И что же ты ешь в обед, если тратишь деньги на лотерейные билеты?

— Не билеты, а билет.

— А, ну да, — отвечает Патрик, — так мы и поверили. Раньше ты ничего такого не делала и попалась в первый же раз. Конечно.

Я не попалась. Я сама вам сказала, а это совсем другое дело. Тем не менее урок усвоен.

Джемма сдается, перестает сдерживаться:

— Ну что же, приятно видеть, как вы согласны хоть в чем-то. Воодушевляет.

Патрик отодвигает стул, встает и грузно топает к окну.

— Не хами, — говорит ей Робин.

— Но это ведь правда, — отвечает Джемма, — если вы в чем-то и сходитесь, то только в том, что я засранка.

Она сама себя ненавидит, произнося эти слова.

Патрик проделывает ряд дыхательных упражнений, снимает очки, протирает их небольшой тряпочкой из кармана.

«Интересно, почему у салфеток для очков всегда зубчатые края?» — думает Джемма. Такое часто бывает — в ожидании катастрофы в голову лезут посторонние мысли, никак не связанные с происходящим, словно стараясь заполнить собой тишину. «А в постели он тоже в очках?» — всплывает следующий дурацкий вопрос. Ее тут же начинает тошнить — так противно представлять, что родители занимаются сексом. Отец точно занимается. Что до матери, то у нее с развода мужчин даже рядом не было. Непонятно, что хуже.

— Итак, — говорит Патрик, — вопрос в том, что нам теперь делать.

«Уверена, что вы мне сообщите», — думает Джемма.

— Меня так и подмывает отдать этот выигрыш на благотворительность, — произносит он.

— Но это мои деньги! — в ужасе протестует она.

— Не совсем, Джемма, — безжалостно заявляет он.

— Может, объяснишь почему?

— Патрик, по правде говоря, я не думаю, что... — начинает Робин, однако он поднимает руку с таким видом, будто говорит с подчиненными у себя в кабинете.

— Я прекрасно знаю, что эти деньги без остатка ты потратишь на туфли и айпады, — продолжает он.

«Да! — думает Джемма. — Господи, мне пятнадцать лет. И у всех моих знакомых тряпок втрое больше, чем у меня! А если им хочется капучино, они просто покупают его, а не копят! Надоело позориться и выдумывать предлоги, чтобы отказываться от совершенно нормальных штук!»

В ожидании приговора она нервно переплетает пальцы.

— Поступим иначе, — говорит Патрик, — я скажу вам, как мы поступим. Эти деньги я обналичу и положу на сберегательный счет, доступ к которому ты получишь, когда поступишь в университет.

Через три года. Целую вечность. В этом году ей еще только предстоит сдать экзамены на получение аттестата о среднем образовании. А если она вообще не пойдет в университет, что тогда?

— Но хоть что-то из этой суммы я могу получить?

На глаза наворачиваются слезы. Тут ничего не поделать. Джемма уже представила себя в том черном бархатном платье из «Зары», и ей тяжело просто взять и отказаться от него.

— Зачем?

И Джемма опять сдается, лишь прижимает руки к вискам, молчит и наконец говорит:

— Не важно.

— Ну и не дуйся. Радовалась бы, что мы вообще тебе их оставили. Многие родители так бы не поступили, уж поверь мне на слово.

С кончика ее носа на стол срывается крупная слеза. «Дело совсем не в деньгах, — думает она. — Просто я смертельно устала от того, что вы меня совсем не любите».

Джемма точно знает, что оба видели эту слезу, но родители молчат. Да, сейчас они на нее злятся, но им и обычно не приходит в голову ее обнять.

— Ты приходишь, только когда со мной проблемы, — говорит она.

Патрик несколько мгновений молчит, потом отвечает:

— Так не устраивай проблем.

— В таком случае я вообще не буду тебя видеть.

Ножки его стула скрипят по полу.

— Ну все, хватит, — говорит он, — жду тебя в пятницу.

Он не целует ее на прощание.

[10] Йотам Оттоленги — известный британский шеф-повар и ресторатор.

Понедельник

8

Робин

Полицейский участок и таможенный пост расположены в одном здании. Она трижды проходит мимо, прежде чем заметить его, потому что вывеску xandarmerie наполовину скрывают многочисленные национальные флаги, которыми в честь фестиваля украсили улицы.

Толкнув перед собой дверь, она входит в помещение бывшего склада с высоким потолком, где члены экипажей яхт в форме выстроились в очередь к стойке справа, а слева поигрывают своими дубинками трое загорелых мужчин в мундирах. Она идет налево, к стойке посетителей. Затем ждет, когда на нее обратят внимание.

Троица смотрит на нее как на инопланетянку. Раздражены ее появлением. Шепчутся между собой, окидывая ее взглядом. Наконец, один из них с ворчаньем встает со стула и выходит вперед.

— Что вам надо?

Сразу на английском, потому как ее гражданство представляется им вполне очевидным.

Грубиян.

Робин делает глубокий вдох, следя за тем, как держит себя.

— Помогите мне, пожалуйста, я ищу дочь.

Он вытягивает шею, оглядывает помещение и говорит:

— Дочерей здесь нет.

Он ухмыляется, явно довольный собой.

«Я недостаточно расстроена, — думает она, — он принимает мои английские манеры за спокойствие».

— Нет, я...

Он берет ручку и несколько раз ею щелкает.

— Простите меня, — продолжает она, — но мне действительно нужна ваша помощь. У меня пропала дочь. В интернете мне на глаза попались некоторые сведения, позволяющие предположить, что она здесь.

Он опять делано оглядывает помещение, по-прежнему не воспринимая ее всерьез.

Мужчины.

— Не прямо здесь. На острове Ла Кастеллана. Она сказала, что отправляется на Ла Кастеллану. Что-то насчет дня рождения. Вот я и приехала, чтобы ее найти.

Он смотрит на нее, не говоря ни слова.

— Мои поиски продолжаются уже почти год.

Ее глаза наполняются слезами. Он переспрашивает:

— День рождения?

— Да, она...

Он упирает локти в стол, улыбается и неожиданно тепло говорит:

— На этой неделе все жители Ла Кастелланы отмечать день рождения. El duqa — наш герцог. Его день. Официальный. Как у вашей королевы, да? Праздник. Festa. — Потом он к ней присматривается, и ему приходит в голову мысль. — Ваша дочь — подруга el duqa? — В его голосе явственно пробивается сомнение.

Робин силится подобрать слова. Как же мало она знает свою дочь и ту жизнь, которой та живет. Кто его знает — то, что она наплела Назрин и всем остальным, может оказаться вымыслом чистой воды. Джемма вполне может жить у какой-нибудь подруги или колоться в грязном подвале Ньюэма. Но кое-что из ее рассказов подтвердили поиски в гугле. Места, люди, даты.

— Не знаю, — отвечает она, — возможно, она дружит с кем-то, кто, в свою очередь, дружит с герцогом.

Собеседник мрачнеет еще больше.

— Сколько ей лет?

— Семнадцать. Недавно исполнилось семнадцать.

В ответ на эти слова у него чуть подрагивает бровь, но суть этой его реакции она определить не может. После чего он задает ей тот же вопрос, что и до этого сеньора Эрнандес:

— У вас пропала дочь и ей всего семнадцать?

Робин хочется выть.

— Помогите мне, пожалуйста, — произносит она, — прошу вас. Она всего лишь ребенок.

— А от меня-то что вы хотите?

— Я... может... у пассажиров парома должны проверять паспорта, так? Вы не могли бы посмотреть, может, остались какие-то записи? Чтобы узнать, здесь ли она.

— Конфиденциально, — возражает он.

— Она лишь ребенок! — молит она.

Xandarm вдруг поворачивается к ней спиной и зовет двух других. По полу стучат шаги, они слушают, до ее слуха долетают едва знакомые слова. Filja. Mama. Perdida. Pasaporte. Старший из них что-то говорит, жандарм в ответ согласно кивает, поднимает трубку и набирает номер.

Робин ждет, не вмешиваясь из страха, что что-то пойдет не так.

Когда ему отвечают, жандарм переходит на кастелланское наречие и быстро говорит. Sinjora. Filja. Perdida. Forse loqo. No sé. Si. Si. Потом вешает трубку, опять смотрит на нее, показывает на деревянную скамью, скрывающуюся в тени у двери: