Остров пропавших девушек - Марвуд Алекс. Страница 12
— Конечно, мне не все равно, — отвечает она, — я с ума схожу от страха.
— Ага, — презрительно фыркает Джемма, — я только что видела, как ты сходила с ума от страха на моей кровати. Аж храпела.
Первым делом Робин думает: «Боже, неужели я теперь храплю?» Но потом она берет себя в руки, предпринимает еще одну попытку вести себя как взрослый человек, хватает стаканчик для полоскания, наливает в него из крана воды и протягивает дочери.
— Пей.
Джемма берет его в руки, но не пьет, просто сидит на полу, словно обиженный гоблин.
«И не надо смотреть на меня с таким видом, будто я сама во всем виновата, моя дорогая. Мне, между прочим, в семь вставать, а потом колесить по пригородам, продавая дома, чтобы сохранить крышу у тебя над головой».
— Этому надо положить конец, — говорит Робин, — дальше так продолжаться не может.
Дочь вздыхает.
— Джемма, это просто... неправильно. Ты еще слишком маленькая. Понимаешь? Еще слишком рано шляться по ночным клубам. Ты должна взять себя в руки.
— Да кому какое дело?
— Мне, Джемма! — чуть ли не кричит в ответ Робин. — Я за тебя волнуюсь!
— Ты волнуешься, что скажут соседи, — говорит Джемма. — Тебе плевать, чего я хочу.
— Какая разница, чего ты хочешь. Ты несовершеннолетняя.
Джемма отмахивается. Потом, кривляясь, пародирует мать:
— И пока ты живешь в моем доме, будешь следовать моим правилам.
На Робин накатывает новая вспышка раздражения.
— Да! — рявкает она. — Так и есть! Хочешь спустить жизнь в унитаз, ради бога, но только не за мой счет. А если не образумишься, тогда...
— Что? Стану риелтором? — презрительно улыбается Джемма.
Ого. А вот это уже больно.
— Ну да, — говорит Робин, пытаясь сохранять в голосе достоинство. — Когда появляются дети, приходится идти на жертвы. Может быть, ты когда-нибудь это поймешь.
От жалости к себе на глаза Джеммы наворачиваются слезы.
— Значит, это я виновата, что ты старая неудачница, да?
— Помолчала бы, тупая малолетняя эгоистка! — огрызается Робин, не успев себя остановить.
Джемма отшатнулась, будто ей только что влепили пощечину. Робин так и подмывает схватить ее за плечи и трясти, пока у нее не застучат зубы. Посмотри на себя! Ты только посмотри на себя! Сама во всем виновата, а ведешь себя так, будто я твоего котенка утопила!
Надо дышать — один... два... три...
— Попей воды, — строго велит Робин, — и ложись в постель. Завтра поговорим.
Через три с половиной часа придется вставать. И до обеда предстоит показать клиентам целых три объекта. Джемму просто придется оставить в постели — с бутылкой воды и надеждой на лучшее. Что наверняка станет очередным пунктом в списке поступков Дерьмовой Матери.
В такие вот моменты Робин порой размышляет о том, какой была бы ее жизнь, если бы не совершенно обычное решение — выйти замуж и родить ребенка. Если бы она «последовала за мечтой», как пишут на постерах, ей точно не пришлось бы жить в дуплексе в получасе езды до ближайшего метро и таскать депрессивных миллениалов по крохотным студиям, где кровать стоит вплотную к кухонной плите.
Возмущение Джеммы, видимо, поутихло. Она выпивает стакан воды и совсем не сопротивляется, когда мать помогает ей подняться на ноги. Робин выводит ее из ванной, придерживая, так как у Джеммы подгибаются ноги и она опирается рукой о стену.
Но сложно удержаться от соблазна оставить за собой последнее слово.
— Одно точно, — говорит Робин, — с этой Наз ты больше общаться не будешь. Интересно, а ее родители вообще знают, чем она занимается?
Джемма стремительно поворачивается к ней и орет:
— Нет! Нет! Пошла ты! Нет!!!
— Завтра позвоню им, — говорит она, по-детски торжествуя в душе, хотя и не собирается ничего такого делать.
— Не смей, тварь! Не смей! Она моя подруга!
— Да что ты. — Робин нравится накручивать ситуацию, хотя она и знает, что это на руку лишь ее темной стороне. — Откуда тебе знать, что такое подруга. Ты их меняешь как перчатки.
Джемма влепляет ей пощечину.
На миг Робин застывает в немом изумлении. В голове звенит, сердце в груди отдается гулкими ударами.
— Да как ты посмела, — произносит она.
Джемма плюет ей в лицо.
Плотину прорывает, и Робин делает то, что ей так хотелось еще пять минут назад: хватает дочь за плечи, трясет и трясет, глядя, как ее дурацкая голова болтается из стороны в сторону. Вся ярость, вся тревога, вся злость вытекают из ее плеч в руки. А внутренний голос Робин визжит: «Вот тебе! Вот тебе! Вот каково это, мерзкая...»
Она останавливается. Так же резко, как начала. Щеки Джеммы исполосованы потеками туши, рот распахнут.
У Робин горит щека в том месте, где ее ударила дочь.
— Иди спать, — говорит она.
Джемма плачет, потирая ладонями плечи.
— Иди спать, — приказывает мать.
— Ненавижу тебя! — кричит Джемма.
Робин в упор смотрит на нее — не зная, разумеется, что это их последний разговор.
— Уж поверь, дорогуша, сейчас ты мне тоже не особо нравишься, — надменно отвечает она.
[12] Корейская поп-музыка.
[11] Духи от Диор.
Понедельник
10
Мерседес
Женщины убирают второй этаж. Комнаты для гостей сияют чистотой: серебро, золото, мрамор и хрусталь блестят так, будто их только-только привезли с завода. Окна от пола до потолка, выходящие на море и бассейн, вымыли, насухо протерли и отполировали с такой тщательностью, что об их наличии теперь свидетельствует разве что кондиционированный воздух. Даже пятно от автозагара, и то исчезло без следа.
Во всем доме стоит восхитительный запах хлорки. Позже ей, конечно же, придется заглушить его ароматизатором от Jo Malone. Если Татьяна и ненавидит что-то больше грязной комнаты, так это свидетельства того, что в ней наводили порядок.
Несколько минут Мерседес удаляет с телефона фотографии, которые накануне переслала Лоренсу: паспорта, карты и чеки Банка Кастелланы. Женушки, тусовавшиеся тут на прошлой неделе, разбросали их по всему дому. Во многих отношениях богачи беспомощны как младенцы, особенно жены и дети: полагаются на других буквально во всем.
Она идет на кухню, где пересчитывают лангустинов и надраивают стойки, берет торт с апельсином и фисташками, идет в комнату охраны, чтобы отдать его Пауло. Мерседес всегда кажется, что ему там очень одиноко, и, хотя у него стальные мышцы, в кобуре под мышкой пистолет и он старше ее на пару лет, она помимо своей воли питает к нему материнские чувства. Как говорит он сам, для человека действия довольно странно оказаться в таком месте под занавес карьеры. Но после девяти лет в парашютно-десантных войсках две тысячи фунтов стерлингов в день с лихвой компенсируют скуку. В основном он с утра до ночи читает Платона, качается и загорает, а раз в полтора месяца отправляется домой в южный Лондон, чтобы потратить все заработанное на жену и дочерей. Для них он Пол, а не Пауло.
— Ух ты, — говорит Пауло при виде ее подарка, — ладно, сегодня в последний раз, а потом сделаю перерыв. С завтрашнего дня сажусь на безглютеновую диету.
Пауло отрезает большой кусок и ест, под футболкой от Армани перекатываются бугры мышц. С друзьями он само дружелюбие, но при этом одним движением может сломать тебе шею.
— Все готово? — спрашивает он.
— Если бы, — вздыхает она. — Я пришла сообщить, что уборщицы уйдут через несколько минут.
— Понятно, — отвечает Пауло. — Только дай мне доесть. Когда сюда заявятся телохранители, здесь будет та еще суматоха. Последний шанс насладиться тишиной.
— Телохранители? У тебя есть список гостей?
Он на миг поднимает глаза от торта и удивленно говорит:
— Само собой.
— О господи, Пауло, дашь копию? А то мы как слепые котята.
— Конечно.
Он выводит на экран компьютера файл и нажимает CTRL-P. А когда принтер под столом выплевывает лист бумаги, выуживает его оттуда.