Тонкий ноябрьский лед - Истрова Алёна. Страница 10

– Подумаем, – сказала я.

Лиза повела ненаглядного размяться у гипермаркета. При Денисе стоило бы помалкивать, но вопрос вырвался сам:

– Почему некоторые всегда надевают маску?

– Потому что надеются обмануть судьбу.

– В смысле?

Он вздохнул:

– Кирилл, например, творческая натура с тонкой душевной организацией. Он ранимый. Он любознательный, как дитя. Но он думает, что, если откроется миру, то его растопчут. Поэтому он идет в магазин масок и берет ту, которая видится наиболее неуязвимой: язвительную, жесткую, надменную и ироничную, – улыбался Денис, – Кстати, от судьбы не уйдешь.

– Ты фаталист?

В его глаза попадал песок, они слезились, и радужка теперь отливала бирюзовым цветом.

– Определенно. Что должно произойти, обязательно произойдет. От этого не откупиться.

– Что ты сделаешь, попав в прошлое?

Ответ на это раскрывает сущность человека в полной мере. Его сожаления, мечты и обиды всплывают на поверхность. Конечно, если человек скажет правду.

– Куплю биткоины, – он улыбнулся.

– А если серьезно?

– Это серьезно, – Денис стоял, опираясь на багажник, а я лишь положила ладонь на стекло, когда устала, – Про твое желание я догадываюсь.

Он мне все-таки солгал.

– Знаю. Его легко угадать, – опять комок в горле. Иногда я баловала себя иллюзиями, которые начинались с мысли – «почему?»… Все играют в иллюзии, потому что у всех есть поступки или иные обстоятельства, которые и спустя много лет хочется изменить. Почему я не поступил на престижный факультет? Почему я не свернул с той улицы, на которой споткнулся и остался хромым навсегда? Почему мы тогда поехали на озеро? И в воображении расцветают картины, где ошибки исправлены. Сладкий вкус идеальной реальности. Той, где все сбылось.

– Мне жаль, – сказал Денис.

Хорошо, что не добавил – «это была ее судьба».

– Спасибо… Эм. Как твои родители? Они здоровы?

Как великосветская дама, я заполнила пробел в диалоге вопросами о здоровье матушки.

– Как и твои, они развелись, – подмигнул Денис, – Но не мучаются от разлуки. Скорее, развод пошел им на пользу: ходят вместе на танго и собираются компанией после работы. Дружат новыми семьями. Видимо, для счастья им и не хватало развода.

– Ты хороший сын.

– С чего бы?

– Ты светишься, когда говоришь о семье.

Могла ли я назвать себя хорошей дочерью? Проснулась зависть к Денису. Его семья окрепла.

Мы смотрели, как Кирилл записывает видео, кувыркаясь колесом на брусчатке у аллеи: он передал Лизе телефон с камерой и скакал кузнечиком, переворачиваясь чуть ли не на мизинце. Публика забавлялась. Но я-то уже знала, что он не рыцарь без страха и упрека.

Денис закашлялся, вынуждая вспомнить про его астму:

– Это ничего серьезного, да? У тебя все в порядке?

– Поперхнулся, – при мне он постеснялся размахивать ингалятором. Я отвернулась и сосредоточилась на представлении, чтобы Денису было комфортнее. Порывалась спросить – есть ли у него вообще ингалятор? Может, и нет. Может, курс лечения состоит из таблеток.

Кирилл комично опрокинулся навзничь, потеряв равновесие, что существенно подогрело интерес у прохожих, но сам он этого не оценил в полной мере, потому что поднялся и уже догонял Лизу, которая продолжала снимать.

– Скоро дедушка с авоськой сможет обвинить тебя в шпионаже, – Денис проследил за моим взглядом, и я осознала, что ребята добежали до автобусной остановки, а я все так же пялюсь на дорожку у аллеи, где дедушка бросает крошки птицам, – Разглядываешь прохожих, чтобы не быть грубой и не застать астматика в приступе?

– Если откровенно, то ты не похож на астматика.

Ингалятора у него сейчас не было.

– Как они, по-твоему, выглядят? Щупленькие бедолаги с фарфоровой кожей, не отходящие далеко от капельницы? Рита, это клише из фильмов, нам их внушил голубой экран. В 90% случаев люди с хроническими заболеваниями визуально и физически не отличаются от людей без хронических заболеваний. Разве в школе по мне было видно?

Нет. Насколько мне известно.

– Кстати, почему ты не поступил в какой-нибудь элитный лицей? – это ведь так естественно, когда есть деньги.

– Будто уровень твоих знаний зависит от ценника, который назовет школа. И, тебя, может, это удивит, но я любил наш класс, – Денис закончил неожиданно, – У Франклина Рузвельта была астма. Не надо списывать нас в утиль.

Будь я посторонней, я бы решила, что Денис оправдывается, доказывая собственную дееспособность. Но нет, он лишь поддерживал разговор. У меня не было проблем с пониманием. Болезнь – не клеймо. Я не из тех, кто даже за простуду презирает. И Денис уж явно не из тех, у кого шаткая самооценка.

– Таких, как ты, не списать, – улыбнулась я подходящим друзьям. Кирилл наигрался в звезду.

– Вы пополнили банк идей? Куда едем? – Лиза удаляла обрывки записей, – Погода-то нелетная.

Грозовые облака нависли над городом. Сидеть на побережье в палатке, продуваемой всеми ветрами, под проливным дождем, и молиться, что вас не снесет стихией, удовольствие сомнительное. Небо чернело, а порывы ветра усиливались, нагоняя тоску, Лизина юбка раздувалась пузырем от жвачки.

– Снимем номера в отеле, – заключила я за всех. Кирилл усмехнулся над женской пугливостью, но вздохнул полной грудью, – Нам еще отдавать…

– Подарки для бабушки, – остановила его Лиза.

Чуть не проговорился.

– Именно, – подтвердил Кирилл.

– Для твоей? – изумился Денис, – Вроде, они обе проживают в Петербурге. Нет? У кого-то из них мы на каникулах копали картошку, к другой ездили за граммофоном для музыкального спектакля.

– Это двоюродная бабушка, – лгал на ходу Кирилл.

Я нагнулась, чтобы поправить ремешок на босоножках перед тем, как уехать, и наблюдала за безобразной сценой: мужчина с коляской отчитывал подростков, гоняющих на роликах, за то, что они радостно кричали, и рассказывал о нормах приличия, а, как закончил, забрал у дочери опустошенную упаковку сока и метнул ее мимо урны. В урну он даже не целился. Я возразила ему – «достойное поведение показывается на собственном примере», подростки заулыбались, их глаза заблестели. Поднять упаковку не успела – они добежали до нее раньше и отправили в мусор.

До отеля не доехали. Встали в пробку, длиной с километр, и она текла, подобно ручью, не имея конца и края, все увеличиваясь в размерах. Намертво встали. Кирилл сорвался и свернул в расселину между многоквартирными домами. Теперь мы застряли в бетонных коридорах.

– Объедем? – Лиза отрегулировала зеркало над пассажирским местом.

– Маловероятно, – постучав по навигатору, уведомил всех Кирилл, – Протиснемся здесь и найдем отель в другой части города.

Дорога постоянно петляла, узкие улочки, по которым мы кружили, превратились в абсолютно одинаковые, словно ксерокопии. Когда вышли из машины, на улице мне стало дурно, будто попала в западню: воздух был горячим, как в печке, и духота мешала даже говорить. Порывы ветра стихли, обрекая нас жариться, пока облака не разразятся дождем. Когда мы шли к гостинице, мне в глаза попала пыль, и я никак не могла достать влажные салфетки из сумки, чтобы ее убрать.

Издалека отель напоминал советский пансионат. Прямоугольное здание без изгибов. Но вблизи хорошо видна современная отделка: на площади перед ним раскинулся небольшой сад с маленькими, розовыми кустиками, их название я, естественно, не знала, потому что ничего не понимаю в растениях, а посреди этих кустов, в самом центре, возвышался фонтан, изображающий прекрасную девушку, которая несет на плече кувшин с напитком.

Кирилл помрачнел – за рулем у него была возможность вспомнить свой утренний конфуз. Денис углубился в телефонные заметки, вновь игнорируя нас. Вообще он производил двоякое впечатление. Серьезный и сосредоточенный, он умел вести себя мягко и осторожно, словно ощупывая дно неизвестного водоема. Нельзя было сделать какой-то определенный вывод, о чем он думает и как поступит.

Отель, хоть и переделанный пансионат, но не из дешевых… Мраморный пол, сверкающие, как хрусталь, высокие потолки с чудесным орнаментом – вся мебель, даже диваны, выглядели так, словно завтра на них будут усаживать английских монархов.