Когда говорит море (СИ) - Игровая Алина. Страница 8

Передо мной открывался совершенно незнакомый и таинственный мир. Все здесь казалось чужим, неприветливым и в то же время до странности привлекательным. Мне доводилось видеть человеческие поделки — их лодки, сосуды, изделия из металла. Но соприкоснуться с самой землей, исхоженной людскими стопами, я смогла лишь сейчас.

Не в силах пересилить искушение, я сгребла в ладонь горсть песка и рассыпала его, с восторгом наблюдая, как сухие крупинки падают сквозь мои пальцы, поблескивая крупицами слюды. От него исходил запах, совсем не похожий на тот, что я привыкла чувствовать под водой. Вдохнув эти сухие, землистые ноты, в которых еще ощущалась терпкость солнечных лучей, я едва не застонала от восторга. Это было так необычно!

Поколебавшись, я соскользнула со своего наблюдательного поста и опустилась в мелкую воду, устилающую дно бухты. Полная решимости дойти до самого берега, я поплыла вперед.

Своим хвостом я ощущала удивительные вещи — здесь были рассыпаны створки моллюсков, покрытые пушистым илом; бугристые камни, затейливо разрисованные водорослями; а повсюду хрустели жесткие плоские блины — поначалу я не могла даже определить, что это, пока не догадалась что это камни.

Каждый дюйм этого стихийного «сада» источал незнакомые ароматы и звуки, манил к себе своими тайнами. И раз уж судьба позволила мне хоть ненадолго очутиться во владениях людей, я жадно впитывала все новые впечатления, пытаясь запомнить каждую деталь этого волшебного места.

Но тут среди песчаных дюн мелькнул силуэт, и мое сердце замерло. Фигура приблизилась, и я поняла, что это молодой человек — длинноволосый, стройный, с загорелой кожей и гордой осанкой. Он вышел на берег и теперь стоял, засунув руки в карманы свободных штанов, с хмурым видом озирая горизонт.

Я провела в воде так много времени, изучая человеческие артефакты, что прониклась тягой к их создателям. И вот одно из этих прекрасных существ предстало передо мной воочию, чуть поодаль, будто бы для того, чтобы я могла налюбоваться им вблизи…

Притаившись в прибрежных камнях, забыв об осторожности, я немигающим взглядом уставилась на молодого человека. Он был так хорош собой, так непохож на грубых людей, чьи портреты мы видели на занятиях по человековедению. Его профиль был словно высечен из мрамора, а длинные волосы трепал ласковый бриз.

В тот момент, забыв о последствиях, я твердо решила найти способ приблизиться к этому юноше, пересечь границу между нашими мирами. Я жаждала увидеть все человеческое своими глазами, коснуться его красоты и гармонии. А может, тогда я пойму, ради чего нам действительно следует петь…

Движимая любопытством, я подобралась еще чуть ближе к берегу. Все мои мысли кружились вокруг того молодого человека на берегу. Как безумная, я жаждала рассмотреть его получше, постичь природу его чар, очаровавших меня. В то же время разумная часть меня кричала об опасности, ведь любое неосторожное движение могло выдать мое присутствие.

Осторожно выглянув из-за камней, я замерла, жадно вглядываясь в смутный силуэт юноши. Он все так же сидел на прибрежном песке, уставившись в горизонт. При виде его задумчивого, чуть хмурого профиля у меня перехватило дыхание.

«Какой он красивый!» — ошеломленно думала я, не в силах оторвать взгляд. Красота его лица была совсем не такая, как у русалок. Она была грубовата, лишена утонченности и кукольного очарования, но в ней чувствовалась особая мужская сила и стать. Квадратная челюсть, широкий лоб, нос с едва заметной горбинкой — все черты были словно высечены из мрамора. Непослушные пряди то и дело спадали ему на глаза, и он нетерпеливо отбрасывал их рукой, чуть щурясь.

Завороженная, я наблюдала за каждым его движением, вбирая каждую мельчайшую черточку. Судя по мощному, крепкому сложению, он был привычен к тяжелой работе. На нем были лишь свободные холщовые штаны, а торс оставался обнаженным. Загорелая от солнца грудь мерно вздымалась в такт дыханию, исходя тем же мускусным ароматом, что и песок, и ветер, и вся эта прибрежная жизнь.

В его лице и фигуре не было ни капли изнеженности или кокетства, которые я часто видела в юношах-тритонах нашего города. Он излучал природную мужскую силу — нечто совершенно новое и неведомое для меня. Здесь на берегу он был хозяином и был в своей стихии. Я была зачарована.

Как долго я так пролежала, бережно укрытая среди скал и вглядываясь в малейшее движение этого существа, со смесью страха и восторга? Минуты показались мне часами сладкого мучения. Его глаза были устремлены куда-то вдаль; губы чуть шевелились, будто читая молитву или беззвучно напевая что-то. Должно быть, он и не подозревал, что его странная соблазнительная красота стала предметом интереса для увлеченной русалочьей души.

Иногда он вдруг хмурился, и тогда я замирала, затаив дыхание — вдруг он заметил мое присутствие? Но нет, его взгляд просто блуждал по горизонту. Тревожные складки разглаживались на его челе так же внезапно, как и появлялись. Словно в забытьи, он комкал пальцами песок, рассыпая его бусинки в воздухе, и те сверкали на солнце золотой пылью.

И вдруг все изменилось в одно мгновенье. Устав от неподвижности, он резко выпрямился, потянулся всем телом с довольным стоном. И только теперь, когда его лицо повернулось в мою сторону, я поняла, что все это время безмолвно изучала его, припав жадным взглядом к самой воде. Он заметил мое движение краем глаза — как я отпрянула в ужасе под воду, подняв тучу брызг.

Его глаза округлились, он замер на мгновение, уставившись в том направлении, где мелькнул мой хвост. А я съежилась, скрывшись под водой и не смея вынырнуть вновь. Сердце гулко колотилось в груди, меня бросало то в жар, то в холод от волнения и стыда. Что он мог обо мне подумать? Почему я так глупо выдала себя?

Вдруг он вскочил на ноги, встряхнув песок со штанин. Я не видела его лица, скрытого от меня набежавшей волной, но он двинулся вперед, к самой воде. Мои губы застыли в беззвучном крике ужаса.

Лихорадочно работая хвостом, я бросилась прочь, стремясь поскорее уплыть в спасительную глубину. Волны продолжали накатывать на берег с монотонным шумом. Мне слышался сзади неровный топот ног. Он бежал за мной по мелководью, звал меня, силился разглядеть? Или я все это выдумала в панике? Я не решилась обернуться и проверить. Лишь жалась к самому дну, до боли сжимая руками виски и ожесточенно работая хвостом.

В волнах я стремглав умчалась обратно в свой родной мир, бежала отчаянно и безумно, пока наконец не скрылась за надежным валуном в водорослевой чаще. Лишь здесь, судорожно хватая ртом воду, я осмелилась обернуться. На берегу больше не было никого. Разве что далеко в ночи мерцала крошечная золотая искра — вероятно, свет окошка чьего-то домика. Но человека, заставившего забиться мое сердце диким страхом и восторгом одновременно, и след простыл.

Забившись в дальний уголок среди подводных скал, я позволила себе немного перевести дух. Тяжело дыша, я прижималась щекой к холодному камню, ощущая, как моя грудь часто вздымается. Испуг после столкновения с незнакомцем на берегу все еще не отпускал меня.

Передо мной то и дело всплывал его образ. Я видела его как наяву — высокий, статный, с загорелыми мускулистыми плечами и копной непокорных темных волос. Человек, и в то же время воплощение мужской силы и привлекательности, от одного присутствия которого у меня замирало дыхание и подкашивался хвост.

То, как бесстрашно он повернул голову, заметив мое движение в воде, до сих пор пугало меня. На миг мы встретились взглядами, и от этой его хмурой решимости во мне вспыхнул первобытный страх добычи перед хищником. Что если бы он меня поймал? Сковал бы цепями и запер в темном каменном ящике, как однажды проделали это люди с моей подругой Каллиопой? Она так и не вернулась в наш город, сгинув на побережье…

От одной этой мысли по моему хребту пробежала дрожь, и я ощутила вдоль чешуек судорогу. Нет, мое неосторожное любопытство к людям могло обернуться моей же гибелью. Конечно, сирены сильнее в воде и могущественнее их по части магии. Но за веками, прожитыми в укрытии от опасностей, мы разучились защищаться.