Иллюзия себя: Что говорит нейронаука о нашем самовосприятии - Бернс Грегори. Страница 46
В 12 лет я оформил подписку в клубе любителей научной фантастики. К счастью, когда нам начали присылать книги коробками, родители не отправляли их обратно, а разрешали держать, пока я их не прочту. Это было справедливо. До сих пор помню, как меня оглушило «Основанием» (Foundation) Азимова и «Дюной» (Dune). Если бы меня спросили про книгу, сформировавшую мое мировоззрение, я бы назвал одну из этих. Отчасти сказалось то, что созданные авторами миры в корне отличались от знакомого и привычного мне, но гораздо более важную роль сыграли герои. Я представлял себя и психоисториком Гэри Селдоном, прогнозирующим будущее Вселенной с помощью математики, и Полом Атрейдесом, укрощающим песчаного червя. Даже сейчас, глядя на свой экземпляр «Дюны», я мгновенно переношусь мыслями в комнату своего детства. Вот я валяюсь в кровати с книгой, силясь разобрать сложный язык, придуманный Фрэнком Гербертом для своей вселенной. Прочитай я эту книгу на каком-то другом жизненном этапе, она повлияла бы на меня совершенно иначе.
Если человек утверждает, что некая книга изменила его жизнь, проделанная его сознанием гигантская работа наверняка должна была как-то изменить и мозг. Вопрос в том, можно ли как-либо обнаружить эти изменения. И если можно, что они будут означать?
Утверждая, что мозг под тем или иным воздействием меняется, мы говорим о двух типах изменений. Первый – изменения мимолетные, преходящие. На этом явлении построено большинство психологических экспериментов. Преходящие изменения отследить относительно нетрудно: выбрать контрольное условие, а затем предъявить испытуемому стимул, призванный вызвать определенную реакцию. Экспериментатор предполагает, что после исчезновения стимула реакция вернется к исходным значениям. Реакция может быть какой угодно, главное, чтобы она была измеримой и наблюдаемой. Это может быть нажатие на клавишу, а может быть физиологический отклик – изменение частоты сердцебиения или уровня электропроводимости кожи. Может быть и реакция мозга, отмечаемая с помощью фМРТ. Такие эксперименты вполне эффективны: их можно повторять снова и снова, пока исследователь не соберет достаточно данных для анализа.
Изменения второго типа сохраняются дольше, но труднее поддаются отслеживанию. Возникающие в мозге в результате мимолетных трансформаций, они почти эфемерны, поэтому большинство специалистов рассматривают их как кратковременную обработку информации, а не оставляемый отпечаток. Зрительная кора, например, реагирует на перемены в поле зрения, которые по самой сути своей не могут быть долговечными. Как только пропадает стимул, пропадает и реакция мозга. Но культурные отпечатки, которые оставляет литература, – другое дело, и нам очень хотелось бы выяснить, вызывают ли они какие-то долговременные структурные изменения. Для этого и обнаруживать их следы придется иначе.
Общее правило для всех биологических систем – приспосабливаемость. Зрительная система, в частности, приспосабливается к изменению освещенности. Вы вряд ли заметите разницу в освещенности между улицей при ярком полуденном солнце и комнатой при нерезком белом искусственном свете. Из-за приспосабливаемости отслеживать изменения в мозге оказывается намного труднее – в основном именно поэтому в исследованиях отпечатков, которые оставляют в мозге прочитанные книги, пока нет большого продвижения.
К 2011 г. появились новые методы нейровизуализации, позволяющие отмечать устойчивые паттерны активности в мозге. Раньше с помощью фМРТ удавалось замерить только мимолетные изменения, исчисляющиеся секундами. Альтернативой была структурная визуализация, которая представляла собой что-то вроде моментального снимка анатомической структуры мозга, но и такие снимки были недостаточно подробными, чтобы уловить изменения, предположительно возникающие в результате иммерсивных переживаний. И как я выяснил лично, даже в мозге убийцы никаких очевидных аномалий не обнаруживается. Новый же метод назывался фМРТ в состоянии покоя – фМРТп, или фМРТ покоя. Состоял он в том, что человек находился в томографе в полном сознании, но ничего не делал. Если минут десять непрерывно сканировать с помощью фМРТ мозг в состоянии покоя, начинают вырисовываться паттерны: проявляется координированная активность в отстоящих друг от друга областях мозга – измеряемые сигналы там усиливаются и ослабевают одновременно. Это так называемые сети пассивного режима работы мозга, или дефолтные сети (сети по умолчанию, сети покоя), поскольку они отражают состояние активности мозга, когда человек не делает ничего{131}.
По поводу функциональной значимости сетей пассивного режима ученые еще спорят. Одно из предположений состоит в том, что такая активность – не более чем фоновый шум мозга, что-то вроде общего гула жужжащего улья, и никакой особой функции у нее нет – просто нейроны, как рабочие пчелы, прилежно занимаются своим делом, поддерживая жизнь в мозге и в организме. Согласно другой, довольно занятной версии, сети пассивного режима отражают анатомию создания мысленных образов (грез наяву){132}. Сторонники теории улья апеллируют к тому, что сети пассивного режима действуют даже под легкой седацией, когда притупляются произвольные когнитивные процессы{133}. Однако всякий, кому доводилось подвергаться этой легкой седации (при стоматологических процедурах или колоноскопии), знает, что ее никак нельзя приравнивать к полноценному наркозу.
В действительности термин «состояние покоя» немного некорректный, поскольку в этом режиме сети могут отвлекаться на другие задачи{134}. В ходе одного эксперимента студенты проходили фМРТп дважды – перед подготовкой к стандартизированному вступительному тесту для юридических вузов (LSAT) и спустя 90 дней{135}. После подготовки связи в лобно-теменной сети пассивного режима оказались прочнее, а потому исследователи заключили, что эти паттерны крепнут при интенсивной проработке логических вопросов. Возможно, во время фМРТ-сканирования студенты думали о предстоящем экзамене. Но, вероятнее всего, к физическим изменениям в мозге привела сама подготовка, зубрежка, тем более повторявшаяся изо дня в день неделями, и эти изменения сохранились до более спокойного послеэкзаменационного периода.
Если подготовка к серьезному экзамену вызывает измеримые изменения в состоянии мозга при пассивном режиме, то что происходит при чтении книги? Я задумался, можно ли аналогичным образом распознать читательский опыт, переворачивающий сознание, как было у Стивена Кинга с «Повелителем мух». От этого вопроса мы и отталкивались в эксперименте, который провели в 2011 г.{136}
Первое решение, которое нам предстояло принять, – какую книгу выбрать. Несколько недель моя научная группа ежедневно собиралась за большим столом в лаборатории. Студенты, дипломники, научные сотрудники и прочий факультетский народ предлагали свои любимые книги, так или иначе изменившие их жизнь. Один обожал поэзию, но больше никто его любовь к стихам не разделял, и вряд ли ее разделили бы предполагаемые участники, которых мы планировали набирать среди учащихся нашего университета. Разумеется, все по-прежнему носились с «Гарри Поттером» и считали дни до предстоящего летом выхода «Даров Смерти», но мы понимали, что «Гарри Поттером» большинство наших потенциальных добровольцев прониклись задолго до эксперимента. Следовательно, Роулинг исключалась. Обсудили и признанную классику, но с ней была та же загвоздка: любой студент Эмори наверняка хотя бы с чем-то из этого был знаком. Так что мои фавориты – «Одиссея», «Преступление и наказание», а также «Моби Дик» – тоже отпадали. Обо всяких там «Основаниях» и «Дюнах» и речи быть не могло, поскольку они безнадежно устарели.
Любимое произведение имелось у каждого, но мы никак не могли сойтись на том единственном, которое непременно оставило бы отпечаток в голове у второкурсника. Кто-то подал мысль обратиться к научпопу и документалистике, потому что они отражают реальную действительность, но и от этой идеи пришлось отказаться, поскольку никто не мог вспомнить научно-популярную книгу, которая перевернула бы его сознание в подростковом возрасте. В конце концов мы остановились на исторической прозе – выбрали остросюжетное повествование, основанное на подлинных событиях, но преподнесенных в художественной форме, что придавало истории динамику.