Убийца Войн - Сандерсон Брэндон. Страница 83

– Хороший человек, – повторил он, отвернувшись. – Иногда мне хочется, чтобы вы были правы, принцесса. Меня уже много лет не назовешь хорошим.

Она открыла рот, чтобы ответить, но осеклась. За окном промелькнула тень. Через пару секунд вошел Тонк Фах. Не глядя на нее, Дент встал.

– Ну? – спросил он.

– С виду порядок, – ответил Тонк Фах, рассматривая Клода. – Как дела у жмурика?

– Только закончила, – ответила Брюлики.

Она склонилась и что-то очень тихо сказала безжизненному. Клод снова зашевелился; затем он сел, озираясь по сторонам. Вивенна дожидалась, когда его взгляд падет на нее, но в глазах не было узнавания. Лицо оставалось бесстрастным.

«Конечно, – подумала Вивенна, вставая. – В конце концов, он же безжизненный». Брюлики сказала ему что-то, и он вновь заработал. Может быть, те же слова, которыми останавливала. То странное выражение…

«Солнечный вой». Вивенна взяла его на заметку и последовала за остальными к выходу.

В скором времени они уже были дома. Выскочил всклокоченный Парлин. Брюлики была первой, к кому он бросился, но она его оттолкнула. Когда вошла Вивенна, парень обратился к ней:

– Вивенна! Что случилось?

Она лишь помотала головой.

– Я слышал, была схватка, – сказал он, сопровождая ее наверх.

– Напали на лагерь, который мы посещали, – устало ответила Вивенна, поднявшись на последнюю ступеньку. – Отряд безжизненных. Они убивали людей.

– Повелитель цветов! – охнул Парлин. – Брюлики цела?

Вивенна вспыхнула, развернулась на площадке и посмотрела на него сверху:

– Почему ты о ней спрашиваешь?

– По мне, так она хороша, – пожал плечами Парлин.

– К лицу ли тебе говорить подобные вещи? – осведомилась Вивенна, рассеянно отмечая, что волосы снова краснеют. – Разве не со мной ты помолвлен?

– Вивенна, тебя обручили с Богом-королем, – нахмурился он.

– Но ты же знаешь, чего хотели наши отцы, – возразила она, уперев руки в бока.

– Было дело, – ответил Парлин. – Но когда мы покинули Идрис, я заключил, что нас обоих лишили наследства. Ей-ей, бессмысленно притворяться и дальше.

«Притворяться?»

– Давай начистоту, Вивенна, – улыбнулся он. – Ты никогда мне особо не нравилась. И я знаю, что ты считаешь меня тупицей – пожалуй, и правильно. Но не было бы тебе наплевать, ты не вела бы себя так, чтобы я еще и почувствовал себя дураком. Брюлики ворчит на меня, но иногда смеется от моих шуток. Ты – никогда.

– Но… – Вивенна с трудом подбирала слова. – Но почему ты отправился со мной в Халландрен?

Он моргнул:

– Так из-за Сири, конечно. Мы разве не за ней пришли? Спасти ее? – Наивно улыбнувшись, Парлин пожал плечами. – Доброй ночи, Вивенна. – Он начал спускаться по лестнице, зовя Брюлики, чтобы убедиться в ее целости и сохранности.

Вивенна проводила его взглядом.

«Я и его мизинца не стою, – со стыдом признала она, сворачивая к своей комнате. – Но мне уже все равно». У нее отобрали все. Почему бы заодно и не Парлина? Когда она ступила в комнату, ее ненависть к Халландрену усилилась.

«Надо поспать, – подумала она. – Быть может, после мне наконец станет ясно, во имя цветов, что я делаю в этом городе».

Она осталась твердо уверенной только в том, что научится пробуждать. Прежней Вивенне – той, что имела право с гордо поднятой головой ниспровергать дохи как нечто нечестивое, – больше не было места в Т’Телире. Настоящая Вивенна прибыла в Халландрен не для спасения сестры. Она пришла, потому что не смирилась со своей никчемностью.

Она научится. Это будет ей в наказание.

Она заперлась, затем пошла задернуть шторы.

Непринужденно прислонившись к перилам, на балконе стоял человек. Он много дней не брился, а его темная одежда поизносилась чуть ли не до лохмотьев. Он держал угольно-черный меч.

Вивенна подскочила, широко распахнув глаза.

– Ты, – произнес он злобно, – причиняешь много хлопот.

Вивенна хотела закричать, но шторы, метнувшись вперед, заткнули рот и обхватили шею. Они туго сошлись, удушая ее. Они окутали ее целиком, прижав руки к бокам.

«Нет! – мелькнула мысль. – Я пережила налет и безжизненных, а теперь погибаю у себя в комнате?»

Она отчаянно боролась в надежде, что кто-нибудь услышит и придет. Но никто не пришел. По крайней мере, пока она оставалась в сознании.

34

Наблюдая за спешащей прочь юной королевой, Жаворонок почему-то почувствовал себя виноватым. «Как нетипично для меня», – подумал он, отпивая вино. После винограда оно показалось кисловатым.

Возможно, кислый привкус объяснялся чем-то другим. Жаворонок разглагольствовал с Сири о смерти Бога-короля в своей обычной развязной манере. По его мнению, правду следовало говорить откровенно и по возможности весело.

Но он не ждал от королевы слез. Кем был для нее Бог-король? Ее прислали в качестве его невесты – вероятно, вопреки ее воле. Тем не менее она со скорбью восприняла перспективу его смерти. Жаворонок провожал ее оценивающим взглядом.

Столь юная, вся в золоте и голубом. «Юная? – прикинул он. – Она же прожила дольше меня».

В нем кое-что сохранилось от прошлой жизни – например, восприятие своего возраста. Он не чувствовал себя пятилетним. Он был намного старше. В такие годы можно и придержать язык, распространяясь о превращении молодых женщин во вдов. Могла ли девчонка и вправду испытывать некие чувства к Богу-королю?

Она провела в городе всего пару месяцев, и Жаворонок представлял, опираясь на слухи, каково ей живется. Ее заставляли выполнять супружеские обязанности по отношению к мужчине, с которым она не могла говорить и которого знать не знала. В этом человеке воплощалось все, что ее культура считала нечестивым. И Жаворонку осталось предположить одно: ее тревожила собственная судьба в случае, если супруг покончит с собой. Естественное беспокойство. С потерей мужа королева в значительной мере утратит важность.

Кивнув себе, Жаворонок глянул вниз на споривших жрецов. Те, разобравшись с канализацией и патрулями, перешли к другим темам. «Мы должны готовиться к войне, – твердил один. – Последние события наглядно показывают, что мы не можем спокойно сосуществовать с идрийцами. Никаких гарантий мира и безопасности нет. Конфликт вспыхнет независимо от нашего желания».

Жаворонок слушал, постукивая пальцем по подлокотнику кресла.

«Пять лет я не имел никакого веса, – размышлял он. – У меня не было права голоса на важных заседаниях совета, я лишь хранил коды доступа к дивизии безжизненных. Я снискал божественную репутацию бесполезного существа».

Риторика внизу стала еще враждебнее, чем на предыдущих собраниях. Но его встревожило не это. Проблемой был жрец, призывавший к войне. Нанровах, первосвященник Кремня Благородного. В обычном случае Жаворонок не потрудился бы внимать. Но Нанровах неизменно считался ярым противником войны.

Что же толкнуло его передумать?

Вскоре к ложе подошла Рдянка. К ее прибытию у Жаворонка восстановился вкус к вину, и он сосредоточенно его потягивал. Голоса против войны звучали тихо и редко.

Рдянка присела рядом – шорох ткани, запах духов. Жаворонок на нее не взглянул.

– Как ты добралась до Нанроваха? – наконец спросил он.

– Никак, – сказала Рдянка. – Я не знаю, почему он сменил позицию. Плохо, что он переметнулся так быстро, – это выглядит подозрительно и наводит на мысль, что я им помыкаю. Но так или иначе я приму поддержку.

– Тебе настолько хочется войны?

– Мне хочется, чтобы наш народ осознал угрозу, – ответила Рдянка. – По-твоему, я жажду, чтобы она началась? Стремлюсь посылать наших умирать и убивать?

Жаворонок всмотрелся в нее, оценивая искренность. У нее были такие прекрасные глаза. Мало кто это замечал при том, как она выставляла все прочие стати.