Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 108

— Конечно, — ответил я.

— Это хорошо! — повторил он.

Когда полковник Джанелидзе поднял трубку, они обменялись приветствиями, поинтересовались здоровьем друг друга, состоянием дел (у обоих все было хорошо), после чего полковник Старуков сказал, что есть один выпускник физмата университета, который мечтает послужить в артиллерии вольноопределяющимся на своем содержании. Парень толковый, патриотично настроенный и так далее. В ответ, наверное, сказали что-то типа «Харашо, дарагой, для тэбя всё, что пожелаэшь! Тэм более, такую малость!». Им ведь позарез нужны офицеры резерва, иначе получат при мобилизации каких-нибудь необученных уродов. После того, как полковнику Джанелидзе сообщили мою фамилию, имя и отчество, последовало заверение, что рапорт будет написан вот прямо сейчас и доставлен завтра, или послезавтра, или по оказии. Это уже было не важно.

— Вот и уладили! — обрадовался полковник Старуков. — Сколько вам потребуется времени на подготовку к службе?

— Осталось пошить форму. Сегодня закажу ее, — ответил я.

— На противоположной стороне улицы мастерская портного Вайсмана. Прекрасный мастер! Всегда заказываю у него, и мои офицеры тоже. Можете сослаться на меня, тогда сделает быстро, — посоветовал он.

Портной Вайсман оказался сорокавосьмилетним ашкенази, таким тощим, будто все остальное мясо ушло со значительным уплотнением на формирование хрящей носа, который делал похожим на птицу-ту́пика.

— Вам нужна форма вольноопределяющегося! — торжественно произнес он, когда я вошел в мастерскую.

— Как вы догадались⁈ — удивился я, предположив, что источником сообразительности является нос.

— Сразу видно, что вы человек образованный, и пролетка поджидала вас возле военного присутственного места (будущие военные комиссариаты), а потом сразу ко мне поехали. Наверное, их превосходительство господин полковник посоветовал. Прекраснейший человек! Заказывает у меня форму уже столько лет! — признался он в склонности к дедукции.

Меня обмерили вместе с помощником, судя по носу, внуком, и заверили, что полный комплект летней формы будет готов через неделю, а зимнюю сделают позже — не к спеху ведь, да?

124

Четвертый стрелковый дивизион сейчас приписан к Пятнадцатой артиллерийской бригаде и состоит из трех пеших батарей, хотя пушки, боеприпасы и прочее имущество перевозят лошади. Во время участия в Русско-японской войне имел пять, но четвертая осталась на Дальнем Востоке, а пятая, входившая в укрепленный район Инкоу, была расформирована после окончания боевых действий. В каждой пешей батарее под командованием подполковника в военное время должно быть восемь трехдюймовок (семьдесят шесть миллиметров), разделенных на две полубатареи под командованием капитанов и нескольких (от одного до трех) младших офицеров, в каждой из которых по два двухорудийных взвода под командованием унтер-офицеров, шестнадцать повозок с зарядными ящиками, двести тридцать четыре человека и сто шестьдесят лошадей. В мирное время количество пушек и зарядных ящиков сокращено в два раза, людей — до ста восьмидесяти шести, лошадей — до сорока девяти.

Начальнику дивизиона полковнику Джанелидзе Василию Николаевичу пятьдесят пять лет. Типичный грузин, усатый, шумный, дружелюбный и непоседливый, несмотря на возраст. Он окончил Кутаисскую гимназию, Второе Константиновское военное училище и Офицерскую артиллерийскую школу. До пенсии осталось два года (надо прослужить тридцать пять лет, включая учебу в училище и школе), когда и получит, как заведено, следующий чин, генерал-майора. Раньше, как догадываюсь, не светит, потому что после проигранной войны не повышают кого попало. Поэтому полковник живет в свое удовольствие и дает жить другим.

Второй батареей, в которую попал я, командовал подполковник Шкадышек Михаил Федорович. Сорок один год. Окончил Московской кадетский корпус и Третье Александровское военное училище. Среднего роста и сложения. Темно-русые волосы с залысинами спереди по бокам, из-за чего посередине образуется смешной хохолок. Зато усы и короткая борода густые. Хочет стать генералом до пенсии, поэтому роет землю.

Начальником единственной полубатареи был тридцатичетырехлетний капитан Кретилин Михаил Петрович, уроженец Херсонской губернии, потомственный военный — сын лейтенанта флота, погибшего в Русско-турецкой войне. Окончил Владимирский (в Киеве) кадетский корпус и Михайловское артиллерийское училище по первому разряду. В боевых действиях не участвовал. Форма сидит на нем, как влитая. Флегматичен, неразговорчив. Лицо напряженное, словно постоянно решает какой-то очень важный вопрос. Серые глаза с поволокой. Усы подстрижены очень коротко, как будто обязан иметь по статусу, но очень хочет сбрить.

Самым младшим офицером в батарее был поручик Рыбаков Борис Степанович двадцати пяти лет от роду, окончивший Тульскую гимназию и Михайловское артиллерийское училище. Высок, толст, причем пузо выпирает так, что пуговицы на кителе стоят рубом. Лицо круглое румяное, густые русые брови нависают козырьками над голубыми глазами, усы пушистые, а под ними пухлые, алые, всегда влажные губы. Оставленный без присмотра, что-нибудь жрет.

Еще один важный пока для меня человек — двадцативосьмилетний фельдфебель Якимович Антон Иванович, коротко стриженая голова которого была похожа на покрытый пушком персик. Светло-русые усы короткие, в форме низкого равнобедренного треугольника. Приметлив, исполнителен, хитроват. С командирами ладит, поэтому имеет должность и чин не по возрасту. Он сразу дал понять, что напрягать меня не будет, чего ждет и от меня, если вдруг останусь на сверхсрочную или буду призван по мобилизации. Не знаю, что рассказал нижним чинам Павлин, который привозит меня утром и ждет, когда освобожусь, болтая с нарядом на воротах, но относятся ко мне с уважением, причем не только из предусмотрительности.

— Господин вольноопределяющийся (так ко мне обращаются все, включая командира дивизиона), а правда, что вы в Порт-Артуре воевали? — как-то поинтересовался фельдфебель Якимович.

— Воевал — это громко сказано! — отмахнулся я. — Так, болтался на гаубичной батарее на Золотой горе, помогал нашим, пока начальник дивизиона не прогнал, и по пути в Мукден расстрелял конный разъезд из трех японцев.

На Золотой горе я действительно бывал, и командир дивизиона меня прогонял, когда начали стрелять по японскому миноносцу, так что сказал почти правду.

— Тогда понятно, откуда вы службу знаете! — сделал вывод фельдфеьель.

Он имел в виду мой уровень строевой подготовки и владения оружием. В первый же день меня погоняли по плацу, убедились, что знаю, где лево и право, умею делать разворот через плечо, отдавать честь за четыре шага и есть начальство глазами, после чего был освобожден от строевых занятий.

С оружием получилось еще интереснее. Через два дня батарею повели на стрельбище, то самое, на котором я оттягивался почти каждое воскресенье. Располагалось оно неподалеку. Старшим назначили поручика Рыбакова. Он мог отправиться верхом, но день был жаркий.

— Вы можете поехать на пролетке, — разрешил поручик, — и заодно меня подвезете.

Я согласился. Мы доехали быстрее. Караул узнал пролетку, поэтому без вопросов открыл ворота. Внутри нас встретил фельдфебель Губарев. Отдав честь поручику, он удивленно уставился на меня, одетого в солдатскую форму, правда, из тонкой льняной ткани, с белым ромбиком с синим крестом выпускника университета на правой стороне груди, пока не разглядел черно-желто-белый кант по краям погон, который положен вольноопределяющимся.

— Решили стать офицером, ваше благородие? — обратился он ко мне не по чину.

— Так точно! — признался я.

— Прикажите принести вашу винтовку? — предложил фельдфебель Губарев.

— Да, — согласился я.

— Откуда знаете его⁈ — удивленно спросил поручик Рыбаков.

— Иногда по выходным приезжал сюда отвести душу, — ответил я.

Само собой, стрелял я намного лучше остальных, что из винтовки, что из нагана.