Национальность – одессит (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 53

Я подошел к приглянувшемуся под номером двадцать четыре, хотя в зале было всего семнадцать сейфов. Видимо, это заводская классификация. Был он покрашен под красное дерево и состоял из двух отделений: верхнее с толстыми стенками и тремя отсеками, причем первый, немного меньше, закрывался на дополнительный замок, и нижнего с более тонкими стенками и двумя отсеками, который мне показался неметаллическим, постучал по нему.

— Дуб, — подтвердил управляющий. — Нижняя часть используется, как поставка, чтобы не наклоняться, и для хранения менее ценных вещей. Сочленены надежно, без хорошего инструмента не разделишь. Общая высота тридцать семь вершков (сто шестьдесят пять сантиметров), ширина пятнадцать (шестьдесят семь), глубина двенадцать (пятьдесят три). Патентованный немецкий замок «Протектор». Вес двадцать девять пудов (четыреста шестьдесят четыре килограмма). Цена двести рублей с доставкой по городу, — перечислил он характеристики и спросил: — Вы где проживаете?

— Дача «Отрада», напротив юнкерского училища, — сообщил я.

— Привезем прямо сейчас, — заверил он.

— Мне надо в банк заехать. Давайте оплачу, а когда вернусь домой, где-то через час-два, позвоню вам, и доставите, — предложил я.

— Пока погрузят, довезут, выгрузят, как раз пройдем часа два. Если что, подождут вас, сударь, — пообещал управляющий.

Я достал из черного портфеля купюры разного достоинства вперемешку, которые не пересчитывал, потому что мне было плевать, если обманули, недодали, отслюнявил две сотни и оставил свою визитку с адресом.

Огромный, почти на весь квартал, трехэтажный, доходный дом Бродского с башенкой на крыше на углу я проезжал много раз, не обращая на него внимания. Обычно скользишь взглядом по вывескам, не замечая их, если не вычленишь что-то интересное. Теперь присмотрелся внимательнее, особенно к банку, занимавшему небольшую часть первого этажа. Над входом вывеска «Бродский и Ко», а в окне слева от входной двери плакат с перечнем услуг «А. М. Бродский принимает денежные вклады….». Скромненько для заведения такого типа и такого богатого человека. Или это другой Бродский?

Одесское отделение банка «Лионский кредит» тоже было довольно скромным. Располагалось в двухэтажном доме по адресу Ришельевская, дом один, рядом с оперным театром. Революция добралась и сюда: два дворника сметали в кучу осколки оконных стекол и две бригады стекольщиков вставляли новые. В кассовом зале гулял легкий ветерок, что не мешало сотрудникам работать. Впрочем была всего одна старушка с тряпичным ридикюлем, украшенным разноцветными бусинами.

Меня, как важного клиента, знали, бывал не раз, поэтому ко мне сразу рванул месье Бошен — старший кассир двадцати семи лет от роду, модно одетый и щедро наодеколоненный, поприветствовал на французском языке и спросил, чем может помочь.

— Хочу пополнить свой вклад. Сейчас не время хранить большие деньги дома, — сообщил я. — Как вижу, у вас тоже не все хорошо.

— Не беспокойтесь, у нас надежные хранилища. Окна побить могут, но до сбережений наших клиентов не доберутся, — заверил он и жестом предложил пройти в комнату для важных клиентов.

Туда сразу пришел молодой кассир со счетами и темно-синим мешочком для денег, русский чахлого вида, словно его давно не поливали.

Я вывалил содержимое черного портфеля на стол, застеленный темно-синей скатертью, и сказал:

— Собрал, все, что было в квартире, не пересчитав. Должно быть более восьмисот рублей. Семьсот пятьдесят хочу положить на счет, а остальное, желательно мелкими купюрами, заберу.

Пока младший кассира пересчитывал деньги, я поинтересовался у старшего:

— Молодежь побила стекла?

— Да, молодые жиды (так на французском называют евреев). Их отцы давно уже пытаются выжить нас из Одессы, — ответил он.

— Сейчас по всему городу громят всё, что могут, — не поверил я.

— Ни один банк жидов не пострадал, — твёрдо произнес месье Бошен.

Тут я и решил, что надо восстановить революционную справедливость — принять предложение Хамца и Бубна.

— Уверен, что ваш банк переживет их всех. Иначе бы не стал вашим клиентом, — сказал я, зная точно, что так и будет, хотя все российские отделения французов все-таки конфискуют в пользу государства.

Старший кассир поблагодарил меня за добрые слова, после чего вернул сто рублей (не обманули бандиты), остальные семьсот пятьдесят приказал младшему зачислить на мой счет и проводил меня до двери.

На обратном пути, поворачивая на Французский бульвар, услышали стрельбу из нескольких револьверов на Старой Порто-Франковской. Палили отчаянно, как из пулемета. В ответ дважды гахнули из карабина, а потом с той стороны вылетел конный городовой без головного убора, часто стегавший коня нагайкой. Жизнь в Одессе становилась все интереснее.

Сейф уже ждал меня. Восемь грузчиков, отчаянно матерясь, как раз вывалили его с пароконной телеги на покрытую серыми плитами дорожку, ведущую к двери в арендуемую мной квартиру. Стефани стояла на пороге и наблюдала за ними с испугом, точно ее собирались запихать в этот железно-деревянный ящик.

— Сказали, что ты купил, а я ничего не знаю… — начал она объяснять.

— Да, все в порядке, — успокоил ее, после чего приказал грузчикам: — Заносите в мой кабинет.

Они обвязали сейф двумя толстыми веревками, после чего, взявшись за каждый конец по два человека, приподняли его и с натугой понесли. Зацепившись за порог, остановились, обменялись красочными выражениями, после чего понесли дальше. Я показал им в кабинете, в какой угол поставить. Полы подрали не сильно. Старший, лет сорока, плотный, с покрасневшим и вспотевшим от натуги лицом, вручил мне два комплекта ключей, у которых были сложные бородки, головка с ушком, по краю которой на обеих сторонах было написано латиницей на дальней полудуге «Protector», а на ближней «D. R. Patent» (Немецкое патентное бюро). Считаются сейчас самыми надежными замками.

Я дал старшему грузчику пятирублевку:

— Поделите поровну.

— Благодарствую, барин! — сказал он, услышав, наверное, как ко мне обращался Павлин.

— Зачем он тебе? — полюбопытствовала Стефани.

— Буду хранить секреты от тебя, — ответил я.

Мужчина интересен женщине до тех пор, пока не решит, что знает его, как облупленного, после чего находит другого, неразгаданного. Может, поэтому некоторые сразу выкладывают дамам все свои секреты.

Парикмахер-подмастерье Станислав Цихоцкий, как обычно, одет с иголочки по моде своего социального класса. Обслуживает один, потому что других клиентов нет, и хозяин мастерской ушел в свою квартиру, которая двумя этажами выше. Поляк подстриг и побрил меня, после чего наложил на лицо и шею теплю влажную салфетку. По ходу рассказал, припшекивая, последние новости: на углу Тираспольской и Старой Порто-Франковской четверо революционеров ранили конного городового; в районе университета конный патруль остановил двух студентов, один из которых метнул в них бомбу и убил полицейского и себя; на Соборной площади из проезжающей пролетки метнули бомбу в полицейских, убив Павловского, самого старого городового Одессы; вчера вечером на рейде встал на якоря броненосец «Князь Потемкин-Таврический», экипаж которого взбунтовался и перебил офицеров, потому что боятся, что корабль пошлют на Дальний Восток, где с месяц назад погиб в Цусимском сражении почти весь Второй тихоокеанский флот, а версию с червивым мясом придумали в оправдание, потому что испорченные продукты на флоте — явление обычное, не хочешь, не ешь.

— Мир катится в преисподнюю, — сделал вывод подмастерье.

— Лучше всего оказаться там, имея деньги, — подсказал я.

— Это да, — согласился он, снимая салфетку с моего лица.

— У меня есть работа для тебя. Надо ночью наведаться в одно место и открыть несгораемый шкаф. Если сумеешь, получишь столько, что хватит открыть свою парикмахерскую или послать к черту эту работу и пожить в свое удовольствие, — предложил я, глядя в глаза его отражению в зеркале.