Мацзу (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 3

— Видел там, — я показал направление на клипер, — стоит на якоре трехмачтовый корабль. Не знаете, как на него попасть, где их лодки причаливают к берегу?

— Мы сейчас поплывем к нему, — ответил старик. — Можешь отправиться с нами.

— Не откажусь, — сразу согласился я.

Когда миновали остров, на который меня вынесло приливное течение, мне начало казаться, что здесь уже бывал. Задал несколько вопросов У Бо и выяснил, что нахожусь в эстуарии реки Чжуцзян (Жемчужной). Здесь ловят много жемчуга. На самом деле это название места слияния трех рек: Сицзян (Западная), Дунцзян (Восточная) и Бэйцзян (Северная). Остров, на который я выбрался — будущий Гонконг. Южные китайцы будут называть его Хёнкон (Благоухающая гавань). Северо-восточнее расположены несколько маленьких островков и большой Лантхау, будущий Лантоу, на котором пока нет огромного Будды, международного аэропорта, дельфинария и прочих вывертов цивилизации, только каменный форт с сонным гарнизоном, который не замечает, что творится под носом, пока их не побеспокоят. Дальше на восток на полуострове находится Аомэнь (португальский Макао). Выше по течению реки на обоих берегах раскинулся будущий город Гуанчжоу, который англичане называют Кантоном. На самом деле в империи Цин нет деления на города, а только на провинции, управляемые чиновником в ранге бучжэнши. Видимо, в противном случае потребуется слишком много бюрократов. То есть это провинция Гуандун, часть которой варвары переименовали на свой манер в Кантон.

Я бывал в Гуанчжоу в двадцать первом веке. Приезжал на выходные со своей китайской подружкой в гости к ее родителям. У китайцев к тому времени будет круто иметь в друзьях европейца. Поскольку я был хоть и русским, но работал в американской компании, а большая часть южных китайцев (про северных знаю плохо) мечтала перебраться в США и стать миллионером. Иногда это кое-кому удавалось. Я был как бы мостиком в мечту, к сожалению или нет, не сбывшуюся. Запомнилась мне в Гуанчжоу телебашня, в то время вторая по высоте в мире. Она видна из любого конца города. Ночью подсвечивалась разноцветными огнями и казалась длинноногой девушкой с узкой талией, которую окликнули сзади, и она начала поворачиваться и застыла в этой позе.

Клипер «Юдифь Перкинс» стоял на якорях, двух носовых и двух кормовых, возле острова Лантхау. Оказался американским, года два от роду, не больше. На кормовом флагштоке поднят флаг с тринадцатью чередующимися красными и белыми полосами и двадцатью четырьмя белыми звездами на красном фоне. Когда я стал золотоискателем в Калифорнии в тысяча восемьсот сорок девятом году, штатов было тридцать. За двадцать следующих лет приняли семь новых, то есть в среднем уходило по три года на каждый. Если в предшествующий период была та же скорость, то сейчас тысяча восемьсот тридцать первый год.

Наша флотилия ошвартовалась к обоим бортам корабля, встав в несколько рядов. Матросы с радостью принимали концы из койра — волокна кокосовых орехов, из которого здесь делают много чего, в том числе рыболовецкие сети и циновки. Судя по репликам, которыми обменивались янки, к ним прибыл не только и не столько плавучий продуктовый рынок и прачечная, как я предполагал, но и бордель. На ближних к кораблю сампанах выстроились молодые женщины и начали обмениваться с клиентами фразами на смеси китайского, португальского и английского, который в будущем назовут пиджин инглиш (голубиный английский). Моряк, договорившись, спускался по штормтрапу или толстому канату к проститутке, исчезал с ней под навесом. Спрос превышал предложение, потому что цена была низкой: медная монета, или оловянная пуговица, или клубок ниток, или горсть табака… Многие танка, включая женщин и детей, курили короткие трубки из глиняной чаши и бамбукового чубука.

Сампан, на котором находился я, приткнулся в третьем ряду. На нем ничем не торговали. У Бо, хозяин лодки, видимо, без одобрения относился к способу зарабатывания соплеменницами.

Я перешел на сампан в первом ряду, на котором предлагали фрукты и потому никого из покупателей пока не было, и поприветствовал членов экипажа клипера, которые ждали своей очереди:

— Привет, парни! Откуда приплыли?

— Из Бостона, Массачусетс! — проорал рыжий здоровяк так громко, словно нас разделяла пара морских миль. — А ты?

— Уилмингтон, Северная Каролина, — ответил я, решив выдать себя за уроженца этого города, который в тысяче с лишним километрах южнее их порта приписки.

— Бывал я там разок! — продолжил он орать.

— Понравилась наша набережная? — задал я вопрос, чтобы подтвердить свою легенду.

— Да, девки там прогуливались красивые, не чета этим! — показал он на аборигенок и спросил в свою очередь: — Ты как оказался среди морских цыган⁈

Значит, я не сильно ошибся, приняв женщин-танка за цыганский табор.

— Моя шхуна ночью во время тайфуна налетела на риф. Пока не знаю точно, но, вроде бы, только я добрался до берега, — рассказал ему.

— Поднимайся на борт, — приказным тоном предложил стоявший чуть поодаль от остальных, ближе к полуюту, высокий голубоглазый блондин лет тридцати шести, обладатель вытянутого костлявого лица, поросшего густыми бакенбардами, переходящими в усы, одетый в соломенную шляпу с красной лентой на тулье и чистую белую рубаху с треугольным вырезом и пятнами пота ниже подмышек.

Я не стал ломаться, быстро вскарабкался по штормтрапу, спрыгнул на надраенную палубу. Теперь нижнюю часть тела блондина не закрывал фальшборт, и я увидел, что на нем светло-кремовые хлопковые брюки и темно-коричневые туфли со шнурками, в то время, как все остальные члены экипажа были в коротких штанах типа шортов и босы. Значит, капитан или старший офицер.

— Добрый вечер, мастер! — произнес я: не угадаю, так польщу.

— Как тебя зовут? — поприветствовав в ответ, поинтересовался он.

Значит, с должностью я не ошибся, и представился одним из своих прежних имен:

— Александр Хоуп.

— Кем служил на шхуне? — задал он следующий вопрос.

— Помощником своего отца, судовладельца и капитана, — ответил я.

Мой собеседник гмыкнул потому, видимо, что недооценил сперва мой социальный статус, приняв за матроса, после чего жестом показал, чтобы шел за ним к овальному столику и трем банкам, стоявшим в тени на главной палубе перед полуютом, и на ходу громко приказал кому-то:

— Том, принеси вина и трубку!

С короткой трубкой из красного дерева, набитой мелко нарезанным табаком, и оловянными кувшинчиком и двумя кружками появился из полуюта негритёнок лет двенадцати. У меня появилось подозрение, что янки дают имя Том только неграм и котам любой масти. Вино было прокисшим, но я так соскучился по нему, что выпил с удовольствием.

— Меня зовут Бернард Бишоп, — представился капитан, подкурил трубку и, выпустив густое облако сизого дыма (судя по запаху, табак виргинский), полюбопытствовал: — Что вы тут возили?

— Да так… всё, на чем можно заработать, — уклончиво произнес я, давая понять, что мой отец не числился среди праведников.

— Здесь все этим занимаются! — ухмыльнувшись, произнес он. — Хороший был доход?

— Отец говорил, что еще немного — и можно возвращаться в Уилмингтон, покупать новый большой дом и строить клипер, но теперь все утонуло, — печально молвил я.

— Такова наша судьба: все закончим на дне морском, — пофилософствовал Бернард Бишоп с тем видом, с каким именно себя в этой роли не предполагают, и налил нам обоим вина. Отхлебнув из оловянной кружки, предложил: — Могу взять тебя матросом. По пути высадим неподалеку от твоего дома.

— Нет у меня дома. Когда мне было одиннадцать, мать и две старшие сестры умерли от лихорадки, отец продал всё, и с тех пор мы с ним шлялись по морям, чтобы разбогатеть и потом уже осесть на берегу, — выдал я придуманную на ходу историю. — Нищим возвращаться не хочу. Останусь здесь, поищу какой-нибудь доходный промысел. Я говорю немного на местном языке, так что без работы не останусь.