Крылатый воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 38

Как ни странно, первым врага обнаружил мой нос, учуявший запах табачного дыма. Легкий ветерок приносил его со стороны полуразрушенного дома, окруженного обломками. Затем услышал два тихих голоса. Один немец рассказывал другому, какую отменную тушеную капусту готовила его жена. У второго, видимо, рот бы заполнен слюной, потому что говорил невнятно. Я подкрался к ним метров на пятьдесят. Одного, повыше, увидел раньше, а второго, который прислонился к стенке пулеметного гнезда, только на близкой дистанции. Пулемет «мг-42» был направлен мимо подвала, где мы прятались, в сторону домой, разделенных железнодорожной колеей.

Я дождался, когда они решили закурить еще по одной. Короткий дал прикупить длинному от своей зажигалки, после чего получил стрелу в лицо над огоньком ее. Другая стрела нашла его соратника, попав в голову левее огонька сигареты. Оба были еще живы, когда я подобрался к ним, но в отключке. Я обнаружил у длинного штык-нож в брезентовом чехле, подвешенном на ремне справа. У ножа была тяжелая металлическая рукоятка, с ребрышками на боковых гранях, чтобы не соскальзывала. Я добил обоих немцев, обыскал. У одного на поясе висела фляга с водой, слегка разбавленной картофельным шнапсом. Я за раз выдул половину, если не больше. В карманах шинелей воняющих затхлостью, нашел по початой пачке сигарет, бензиновую зажигалку, носовой платок, а в карманах гимнастерок и штанов — военные билеты, письмо и несколько купюр. Забрал всё, кроме платочка, и еще короткий автомат «пм-40» и подсумок с тремя рожками к нему, в каждом по тридцать два патрона, пулемет «мг-42» и два запасных барабанных магазина на семьдесят пять патронов каждый. К подвалу вернулся быстрее и не так осторожно.

— Командир? — тихо окликнул из темноты Гена Буслаев.

— Да, — подтвердил я.

Дал ему отхлебнуть половину оставшегося во фляге, после чего съели по плитке шоколада, потому что жрать хотелось не меньше, и добили оставшееся. Я отдал стрелку автомат с запасными рожками, объяснив, как из него стрелять, и два магазина к пулемету, а сам пошел впереди с «мг-42» наготове и сагайдаком через плечо. Двигались к железнодорожной колее. Насколько я помнил, проходить она должна вдоль реки. Впрочем, через город сейчас проложено несколько железнодорожных путей, почти к каждому крупному предприятию.

Стрелок движется за мной, строго повторяя мои маневры. Я иду — он идет, я присел — он присел, я лег — он лег. Курс подготовки синоби Гена не проходил, поэтому шума производит слишком много, хотя уверен, что перемещается очень тихо. Услышав голоса впереди слева, я припадаю к земле.

— Кто-то идет, — слышу в той стороне.

— Кошка или собака, наверное, — говорит второй.

— Сейчас проверим, — произносит первый.

— Не стреляй, свои, — сказал я сравнительно громко.

— Кто такие? — спрашивает второй.

— Летчики, днем… (упали) неподалеку, — ответил я на чистом русском языке, чтобы не было сомнений.

— Стойте на месте, ждите меня. Там мины, — произнес второй.

Появился он сбоку, держа винтовку с примкнутым штыком наготове. Наверное, разглядел на наших головах шлемы, успокоился, закинул ее на плечо.

— Идите следом за мной, ни шагу в сторону, — потребовал он и повел по дуге к полуразрушенному дому.

Под зданием был обширнейший подвал, который освещался «катюшами». Нас привели к командиру гарнизона, двадцатишестилетнему лейтенанту с простецким лицом крестьянина, взятого от сохи на время. Он сидел за обычным кухонным столом, на котором стояла «катюша» и маленький кувшинчик с пятью карандашами и лежали общая тетрадь, порядком потрепанная, и тонкая стопка листов писчей бумаги. На одном из них, положенном на газету, командир что-то писал, пока не увидел нас. Рядом с ним у другого стола поменьше, на котором стоял телефон, сидел на деревянном стуле рядовой с кислой физиономией, а сержант чуть моложе командира доставал кухонным половником банку тушенки из закопченного котелка с водой, висевшего над костерком.

— Командир, летчики с «Горбатого», — коротко доложил о нас боец и сразу вернулся на пост.

Я представился за обоих, сообщил, что были подбиты во время бомбежки, сели на вынужденную, спрятались в подвале до темноты.

— Я видел. Думал, вас нашли и убили. Мы из миномета по ним лупанули в отместку, — сказал командир, после чего спросил удивленно: — Откуда у вас пулемет немецкий⁈

— Одолжил у двух часовых, — ответил я и положил на стол военные билеты, письмо и две зеленые пачки сигарет «Номер пять»: — И вот это. Документы передайте в разведотдел, может, им интересны будут, а сигареты оставьте себе. Мы оба не курим. Пулемет и магазины к нему тоже получите, если проводите нас до переправы.

— Заберем и проводим! — радостно согласился лейтенант и сразу закурил, предложив по сигарете рядовому и сержанту.

Давно я не видел таких удовлетворенных физиономий.

50

До аэродроме Житкур мы добрались через Красную Слободу и Ленинск к обеду следующего дня, лежа в кузове грузовике, который вез туда мешки с мукой, крупами, сахаром. Ехали в полном смысле слова с ветерком, несмотря на то, что попытались загородиться мешками. Замерзли чертовски. Даже ночью во время переправы через Волгу на барже с ранеными, которую тащил маломощный буксирчик, было не так холодно.

— Я же говорил, что он фартовый, выберется! — улыбаясь, заявил подполковник Пивенштейн и обнял меня, как отец блудного сына, похлопав ладонью по спине. — Всё, проклятие двадцать девятого вылета ты осилил, дальше будет легче!

Любаша, как она заявила, тоже не сомневалась, что я вернусь. Это не помешало ей всплакнуть, уткнувшись в мою грудь. Ночь у нас была бурная, как в первый раз.

Командир полка одолжил мне свой самолет, пока пригонят новый. К следующему полету аварийный запас «Ил-2» пополнился немецкими флягой с питьевой водой, «мп-40», штык-ножом и зажигалкой. Плиток шоколада в кармане у каждого было по две. Кое-кто из летчиков полка последовал нашему примеру, хотя фаталистов было больше.

В тридцатом боевом вылете на штурмовике бомбили станцию Гумрак, расположенную западнее Сталинграда всем полком, в котором в строю осталось четырнадцать самолетов. Вести должен был командир Первой эскадрильи, но Армен уступил лидерство мне, сказав, что я быстрее найду станцию. А что ее находить⁈ Главное, определить, на какой именно колее находится, из нескольких, выходящих из города.

Станцию Гумрак прикрывали полтора десятка зениток малого и среднего калибра. Били довольно прицельно. На ней разгружали эшелон с танками и второй с тяжелой артиллерией. Немцы, как предполагаю, собирались возобновить приостановившийся штурм города, чтобы захватить до морозов. Они не догадывались, что севернее и южнее уже накапливаются войска для окружения Сталинградской группировки противника. Так что уцелевшие после бомбежки танки и пушки, если таковые будут, скорее всего, станут трофеями.

На этот раз почти у всех «Ил-2» было по шесть ФАБ-100 с мгновенным взрывателем и четыре «РС-132». Бомбили с высоты триста метров с первого захода. Во втором запустили реактивные снаряды и поработали пушками и пулеметами, добивая уцелевшие цели, которых осталось мало. Разнесли всё к чертовой матери. В ближайшие несколько недель станция не будет функционировать. Именно в это время и решится судьба Сталинграда.

На обратном пути нас атаковала шестерка «худых». Мы продолжили лететь на высоте пятьдесят метров, чтобы не подобрались снизу, лишь сократили дистанцию в строю, чтобы сразу несколько задних крупнокалиберных пулеметов давали отпор. Вражеские истребители помельтешили возле нас, но ни один не решился умереть геройски, умотали ни с чем. По прибытию на аэродром Житкур сразу половина самолетов встала в ремонт, в том числе и арендованный у командира полка. Ему основательно поковыряли фюзеляж и крылья. В левом была дыра, через которую запросто пролезали два моих кулака. Немецкие зенитчики свое дело знали.

После доклада в штабе подполковник Пивенштейн тормознул меня на разговор: