Крылатый воин (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич. Страница 52

«Митчеллы» — средние двухмоторные бомбардировщики. У них два киля, как у «Пешки» и «Доринье». Могут брать, в зависимости от модели, от двух тысяч трехсот до двух тысяч восьмисот килограмм бомб. Вооружены двенадцатью крупнокалиберными пулеметами, из которых четыре впереди. Разгоняются до четырехсот сорока километров и на крейсерской скорости могут улететь на четыре тысячи триста километров. Командиром считается штурман-бомбардир, который во время бомбежки находится в «аквариуме» в носовой части. Кабина пилотов просторная. Сидим с Билом рядом, не толкаясь локтями. Обзор хороший. Шасси трехстоечное, как у «Хэвока», поэтому рулить по взлетке на нем одно удовольствие. Высоту набирает медленно. Гудит непривычно тихо, я даже подумал, что с двигателем проблемы. Второй пилот сказал, что все в порядке.

Я пристраиваюсь ведомым к третьему «Б-25б» из нашей группы, летим в точку рандеву, где нарезаем круги, пока не соберутся все — восемнадцать бомбардировщиков и двенадцать тяжелых истребителей «Р-38» или попросту «Молния». Эти самолеты двухмоторные двухбалочные с расположением пилота в гондоле между ними, из-за чего похожи на немецкий «Фоке-Вульф-189» или «Рама». Разгоняются до шестисот шестидесяти километров, но дальность всего семьсот двадцать пять километров. Вооружены двадцатимиллиметровой пушкой и четырьмя крупнокалиберными пулеметами. С первого залпа разносят японский «Зеро» в клочья. Выстраиваемся, летим к Лаэ. Ведет командир Семьдесят первой эскадрильи, базирующейся на Семнадцатимильном дроме, потому что у них больше всего бомбардировщиков — семь.

На подлете к аэродрому Лаэ нас встречают зенитки и восемь японских истребителей «И-1» по прозвищу «Сапсан», такие же слабо защищенные, как «Зеро», и вооруженные всего двумя крупнокалиберными пулеметами. Пока они крутили карусели с «Молниями», мы подошли на высоте десять тысяч футов и отбомбились. На боевом курсе самолетом управлял бомбардир. Мне или моему самолюбию показалось, что он промазал. Как бы там ни было, избавившись от груза, мы развернулись и между серыми облачками разрывов зенитных снарядов полетели домой, оставив истребители кружиться. Мне плюс один боевой вылет. По возвращению в Кила-Кила нам сообщат, что цели поражены, «Молниями» сбит один вражеский истребитель. По случаю такого феноменального успеха завтра будем бомбить этот аэродром еще раз.

Приехав на военном автобусе в отель, я узнал, что Новый год буду встречать в мирной обстановке. Из отпуска вернулись летчики, и завтра «Красотку Нэлли» будет выгуливать другой первый пилот. Я обрадовался. Слишком уж скучно летать на «Митчелле», и не сказал бы, что безопаснее, чем на «Бэнши». Будь сегодня японских истребителей больше раза в два-три, а зенитчики точнее, неизвестно, как бы закончился налет.

Встречать Новый год в тропиках — это одна из форм мазохизма. В фойе поставили местную сосну с иголками длиной пара сантиметров и зелеными округлыми шишками и нацепляли на нее всякую ерунду, кто на что горазд, включая презервативы в упаковке. Вокруг сосны кружили тяжелые черные мухи, гудящие, как бомбардировщики. Им с улицы подпевали попугаи на разные голоса. Для меня символом Нового года был снег, падающий в тишине.

Чтобы этот день хоть как-то отличался от остальных, я отправился на рыбалку-охоту. Лук взял свой, а три стрелы обменял на серебряный доллар. Как догадываюсь, монета нужна в качестве блестящего предмета. Здесь используют два вида простых луков: боевые и заодно охотничьи длиной в рост аборигена со стрелами такой же длины, из-за чего кажутся тонкими дротиками, и рыбацкие полуметровые с такой же длины стрелами с костяными наконечниками с зазубринами. Для добычи рыбы сильное натяжение, большая скорость не нужны, потому что цель близко.

Рано утром, пока жара не набрала обороты, выхожу из отеля в купленных в магазине шортах и майке, двигаюсь в сторону моря. Планировка города замысловатая. В центре, который можно обойти минут за пятнадцать, улицы ровные, асфальтированные, пересекаются под прямым углом, дома каменные многоэтажные. Дальше начинается зона турбулентности, которая изгибает всё, начиная от грунтовых дорог и домов из самых неожиданных подручных материалов, включая куски обшивки самолета. Возле лачуг сидят мелкие черные людишки с черными густыми курчавыми волосами и улыбаются тебе просто так, от внутреннего счастья. Они простодушны, не попрошайничают, не торгуются, не воруют, а просто берут то, что понравилось, и отдают, если потребуешь. Везде мусор, в котором копошатся разноцветные попугаи, дети и пятнистые свиньи. Кто из них грязнее — трудно сказать. Ни разу не видел умывающегося или купающегося папуаса. Наверное, хватает тропических ливней. Бороды у мужчин длинные и густые, у негров такие не растут. Часто растительность на лице есть и у женщин, особенно старых. Если обслуга в отелях соблюдает дресс-код — девушки носят платьица на голове тело и фартуки или передники, а мужчины шорты и рубашки, то за пределами цивилизации одежда не нужна. Скажем так, в «приграничных» районах еще можно увидеть набедренную повязку, особенно на женщинах, а чем дальше, тем больше нудистов. Мужчины носят что-то типа рога на члене, причем на много размеров больше, подвязанного так, чтобы прижимался к животу, направленный вверх. Видимо, чтобы на бегу на поворотах столбы не снес. У девушек сиськи бывают более-менее, а почти у всех женщин старше тридцати лет — длинные черные оладьи, провисающие до пупа. Оба пола страшненькие. В юности читал записки Миклухо-Маклая, и меня поразила фраза «Маклаю женщина не нужна», которую автор повторял часто в общении с папуасами. Теперь понимаю, почему.

У всех от мала до велика красные зубы, потому что постоянно жуют бетель, который растет здесь повсюду. Складывается впечатление, что основное занятие аборигенов — жевать и сплевывать густую красную слюну. Везде, куда можно доплюнуть, красные пятна. Это сильный краситель, выводится плохо.

Местные лодки-долбленки не имеют киль, зато есть балансир. Гребут одним веслом, задавая направление наклоном тела к одному или другому борту. По крайней мере, так поступал хозяин лодки, который согласился отправиться со мной на рыбалку. О деньгах даже разговора не было. Не знаю, как будет через полвека, но нынешние папуасы — абсолютно непрактичные люди. Деньги — ничто, любопытство — всё.

Я стоял на носу лодки и, когда замечал в воде рыбу средних размеров, стрелял в нее. Сперва промахивался, не учитывая преломление света в воде, а потом приловчился. Рыба, пронзенная толстой стрелой из дерева с хорошей плавучестью, какое-то время дергалась в предсмертных судорогах и поднималась к поверхности. Я хватал стрелу без оперения за верхушку, вытаскивал вместе с рыбой, которую стряхивал на дно лодки. В воде у них была яркая окраска, а на воздухе быстро тускнели. Каких-то лодочник сразу выкидывал, показывая жестами, что есть нельзя.

Пока не начало припекать, настрелял столько, что дно лодки было устлано в два-три слоя. Отвел душу. Когда лодка приткнулась к берегу, показал жестами хозяину ее, что улов меня не интересует, пусть забирает себе. Папуас показал красные зубы в улыбке и часто закивал, тряся длинной густой черной бородой: это по-нашему, по-папуасски! Отойдя метров на пятьсот, я оглянулся и увидел, что лодочник раздает рыбу соплеменникам. Жадность — первый всадник цивилизации.

Девятого января механик Чарльз Пек доложил, что самолет исправен, к бою и походу готов, и на следующее утро я вылетел на бомбежку порта Лаэ. С начала года этим занимается вся Пятая воздушная армия, которой помогают австралийцы. Недавно в порт пришел, выгрузился и ушел почти без потерь японский морской конвой, а союзники за первые девять дней года потеряли два тяжелых бомбардировщика — «Б-17» и «Б-24», два средних — «Б-25» и «Б-26», и один истребитель «П-38». Основные потери от зениток. Город Лаэ защищают несколько батарей разного калибра. Три, состоящие из шести трехдюймовых пушек каждая, расположены в нишах, вырубленных в склонах холмов. Они могут поражать цели только в секторе около ста восьмидесяти градусов, зато перекрывают зоны друг друга и надежно защищены сверху. До сих пор их не удавалось выковырять.