Вы друг друга стоите - Хогл Сара. Страница 8

– Магазин на грани краха, – небрежно отмахивается Николас. – Но тебя, Наоми, это никак не коснется. У тебя все будет хорошо.

– Что значит «никак не коснется»? – задушенно пискнув, спрашивает Брэнди. – Наоми любит «Барахолку»!

Николас на это никак не реагирует, только аккуратненько складывает свои карточки в стопку, постучав ими об стол. Это последняя капля.

– Если «Барахолка» закроется, я смогу спросить Ховардов, возьмут ли они меня к себе в закусочную. – Мистер и миссис Ховард также управляют домом с привидениями в Тенмуте и закусочной с необычной едой на тему фильмов ужасов (называется «Съеденный заживо»).

Все взгляды устремляются на меня. На виске Николаса пульсирует жилка.

– А разве это не далеко отсюда?

Очень удачно, что ход теперь мой, и я могу одновременно кинуть кубик и драматично произнести:

– Два часа.

– Ты будешь добираться до работы два часа. В закусочную, – ничего не выражающим тоном произносит он. – А потом еще два часа обратно, каждый день.

– Хм-м-м… – Я делаю вид, что размышляю. – Если переехать в Тенмут, дорога займет всего пять минут. Можно даже на велосипеде.

Ко мне приковано внимание всей комнаты, и это изумительно. Мелькнувшая искорка прошлой Наоми Уэстфилд сдула пыль, накопившуюся за десять месяцев. Во всяком случае, мне кажется, что это она. Мы так давно не оказывались с Наоми в одной комнате, что я не уверена, смогу ли узнать ее, даже столкнись мы на улице.

Моя миниатюрная миссис Уайт теперь в библиотеке рядом с мистером Грином, фигуркой Леона, собирается обвинить одного из игроков в убийстве. У нее есть веревка, и я прикидываю, кого можно на ней повесить.

Мой взгляд падает на маленького напыщенного паршивца, околачивающегося в бильярдной.

Бинго! Профессор Плам.

Профессор Плам – исключительно лицемерное воплощение того, кто советует детям держаться подальше от сладостей, а сам каждую ночь конфеты по кровати разбрасывает, что они аж через край сыпятся. Он злодей, сбежавший из «Сладкой страны», другой настольной игры. Воришка, забравший у меня всю радость, и будущий отец моих детей. Сейчас я люблю его на двадцать процентов.

Голос Николаса источает арктический холод:

– Моя жизнь здесь. Я не собираюсь переезжать в Тенмут и отказываться от своей жизни ради того, чтобы ты, Наоми, подавала жареный сыр дальнобойщикам.

Когда он называет меня Наоми, то определенно имеет в виду «миссис Николас Роуз». Бриллиант на левой руке давит слишком сильно, нарушая кровообращение. Двадцать процентов падают до десяти, антирекорд, запустивший сирены самосохранения. Они крутятся, мигая красным: «Тревога! Тревога!»

– Я хочу выдвинуть обвинение, – произношу я в тот самый момент, когда он заявляет этим своим ровным властным тоном: «Думаю, пора закругляться». Но после моего обвинения игра может закончиться, так что он замолкает в ожидании моего хода.

– Обвиняю… – тяну я, просто в пику ему. Он ненавидит, когда я делаю большие паузы в предложении.

Николас наклоняется вперед.

Беру его фигурку и переношу в библиотеку. Ему бы там понравилось, там он смог бы забить все полки книгами о том, как чистить зубы вращательными движениями, а не из стороны в сторону.

– Профессора Плама.

Брэнди хватает ртом воздух. Мелисса лихорадочно строчит в блокноте ходы игры, в глазах Зака мерцают злорадные искорки. Николас выглядит просто недовольным. А Леон, вдруг замечаю я, улыбается. Слегка, но, когда наши взгляды пересекаются, в его глазах читается явный интерес.

«Так вот где ты была», – будто бы говорят его глаза.

Я дерзко продолжаю, громко проговаривая слова:

– Я обвиняю профессора Плама в убийстве! Он совершил его в библиотеке, как чертов заносчивый умник, и в качестве оружия использовал подсвечник. – То, что это не подсвечник, я знаю наверняка, потому что карточка убийцы у меня, но все равно не могу удержаться: – Самое глупое орудие убийства из всех.

Николас будто бы целую вечность не отводит от меня внимательного взгляда, и вполне вероятно, что мы расстанемся прямо сейчас, над настольной игрой, и в таком случае выбраться из грядущего кошмара будет непросто. Его мать неожиданно наткнется на золотую жилу – шутка ли, получить обратно все депозиты. А уж возможность позвонить владельцам малого бизнеса и провопить, что лучше бы им не выставлять ей счет за ледяную скульптуру из роз, станет прямо вишенкой на торте этого года.

– Что ж, продолжай. – Он дергает подбородком, указывая в центр доски, не разрывая зрительного контакта, и я понимаю, что засмотрелась на цвет глаз Николаса, который почему-то считала серым. Так близко, горящие вызовом, они всех цветов радуги.

Не обратив внимания на мое озарение, он пристально разглядывает меня, и его глаза из бледно-серебристых становятся травянисто-зелеными, точно кольцо – определитель настроения.

– Показывай карточки.

Как можно медленнее я театрально опускаю их на стол, привыкая к прошлой Наоми. Ему ужасно хочется сбросить с доски своего профессора Плама и скрестить руки на груди, но он пытается держаться в рамках приличия. Страдающие от фобий люди и так к дантистам не очень относятся, поэтому он просто не может допустить еще больше негативных отзывов, пусть и от недостойных его внимания сотрудников «Барахолки».

Взглянув на карточки, я недовольно шиплю, и Зак понимающе кивает.

Миссис Уайт, в кухне, при помощи веревки.

– Ну, кто бы мог подумать! Похоже, убийца – я, – радостно сообщаю я всем. – Даже не догадывалась, что во мне есть что-то такое.

Николас недоверчиво косится на меня. Думаю, сегодня ночью он глаз не сомкнет.

А хуже всего в сегодняшнем вечере то, как быстро Николас о нем забыл.

Мы снова дома, и я все еще злюсь, а он – нет. Просто печет печенья, пообещал сам вымыть всю посуду, и теперь мне некуда направить свой гнев, потому что он Выше Этого, то есть он победил.

Предлагает мне даже облизать силиконовую лопатку, но я отказываюсь – может, это уловка, попытка убийства при помощи сальмонеллы. Тогда он небрежно целует меня в волосы и отстраняется, улыбаясь так, будто я невинный ребенок.

Он знает, что сейчас я спорить с ним не могу, потому что если начать ворошить прошлое, это будет выглядеть мелочно, так что я остаюсь на своем уже протертом месте на диване (с краю справа), где просидела тысячи часов, делая вид, что смотрю телевизор, что слушаю Николаса и что я счастлива.

Пока он стоит ко мне спиной, я быстро делаю фотографию и выкладываю в «Инстаграм» в розовом фильтре. Ставлю в подписи три сердечка и пишу: «Вечер настольных игр с любимым! Лучшее завершение отличного дня. Ни с кем другим я бы его провести и не захотела», добавляю смайлики-поцелуйчики и хештеги #ЖивемЖизнь #ЗамужЗаЛучшегоДруга #ПоцелуйЛюбвиОтРоуза.

«Поцелуй любви от Роуза» – наш свадебный хештег, и если набрать его в Pinterest, выпадет миллион картинок букетов, оформления стола и свадебных платьев, которые мне очень нравятся, но покупать их запретили. С первым ответом («божечки, какие вы милые») в кровь начинает поступать дофамин, но после ответа Зака («ржунимагу, ну да, конечно») воздушное плюшевое чувство превращается в скрежет металла. Его комментарий я удаляю.

В том, что я до сих пор не вырвалась из этого хаоса – только моя вина, и я это знаю. Человека трусливее меня еще поискать. Мой отказ отступить – медвежья услуга нам обоим. Будь у Николаса хоть половина мозга, он бы тоже хотел отменить свадьбу, так что, может, мы оба застряли в патовой ситуации и ждем, кто же выйдет из игры первым.

Он не уступит, и вот почему: его мать капала ему на мозги, требуя жениться и подарить ей внуков, чтобы она могла их рассортировать на любимчиков и всех остальных, в зависимости от того, чью внешность унаследует наше несчастное потомство. Если Николас сейчас сбежит с тонущего корабля, Дебора снова начнет его пилить, заставляя родить детей из яйцеклетки ее старой подруги по теннису, Эбигейл, которая умерла год назад и из каких-то безбожных помышлений оставила свои яйцеклетки семье Роуз.