Мне уже не больно (СИ) - "Dru M". Страница 24

Я закрываю глаза. И очень тихо и искренне отвечаю:

— Верю.

*

Когда закатываюсь в квартиру, и Лешка заносит мою сумку, я замечаю на коврике у порога пару женских туфель на каблуках. Не назвал бы себя очень внимательным до деталей женского гардероба, но я сразу понимаю, кому принадлежат лакированные красные туфли без единой пылинки и намека на пятнышко осенней грязи. Пальто и белый медицинский халат, примостившиеся на вешалке возле сиротливой лешкиной куртки, подтверждают мою догадку.

Проследив за моим взглядом, Леша беззаботно сообщает:

— А к нам Василиса зашла. Хочет спросить тебя про самочувствие.

Не Василиса Андреевна. И даже не «твой школьный психолог». Я не могу сдержать ехидной улыбки и вкрадчивого вопроса:

— И как давно она к нам зашла?

Леша не краснеет: он всегда, сколько я себя помню, был очень сдержанным в плане эмоций. Но взгляд все-таки отводит и чешет кончик носа, делая вид, что не произошло ничего необычного.

— Ну, мы чай уже успели попить. С конфетами, которые Виктор занес.

Черт. Значит, Вик уже был здесь и поговорил с Лешкой без моего присутствия. Наверняка ведь выяснил, что на выходных я вовсе не к бабушке катался. Но с этим я разберусь чуть позже.

— Леш, — я подаюсь вперед и с серьезным видом маню его пальцем. Он обеспокоенно наклоняется ближе, думая, что сейчас я сообщу ему нечто очень важное. Но я только тихо и горячо выдыхаю ему в ухо: — Она же лет на десять тебя старше, Дон Жуан недоделанный.

— Да иди ты! — злится Лешка, отскакивая меня с выражением вселенской обиды на лице. Я улыбаюсь, довольный произведенным эффектом, но добавить ничего не успеваю. Из кухни выглядывает Василиса.

— Привет, Никита.

Непривычно видеть ее не в юбке, а в низко сидящих темных джинсах и рубашке с коротким рукавом. Надо сказать, с такой фигурой Василисе идет любая одежда.

— Здравствуйте, — я все еще широко улыбаюсь, замечая краем глаза, как в Лешке активизируется режим крутого парня. Он расправляет плечи, принимая вид таинственный и важный, и небрежно опирается рукой о дверной косяк. Но если я сейчас рассмеюсь, боюсь, брат со мной месяц разговаривать не будет.

— Давай в твою комнату, поговорим, — Василиса, совершенно не смущаясь, сворачивает в спальню и ждет, пока я закачусь следом, чтобы прикрыть дверь. — Обезболивающее пил на выходных?

— Нет… — у окна я разворачиваю коляску, прикидывая в уме, брал ли вообще упаковку в руки. Она вроде бы стояла у Алика на тумбочке, но я ни разу не попросил достать мне таблетку. — Не болело ничего.

Василиса выглядит приятно удивленной. Она достает потрепанный блокнотик из заднего кармана и что-то в нем чиркает огрызком карандаша.

— Так ты все-таки принимал горячие ванны, как я советовала?

Я ей на прошлом приеме сказал, что не люблю принимать ванны и обычно обхожусь легким контрастным душем. Но на выходных мы с Аликом действительно два раза подолгу торчали в горячей воде.

— Ага, — подумав немного, на всякий случай добавляю: — С солью морской.

— Очень хорошо, — Василиса улыбается, с какой-то особенной добротой. — Продолжай в том же духе. Я еще Леше скажу об этом.

Вот опять. Не Алексей Григорьевич, и даже не Алексей. Этот факт заставляет меня хорошенько задуматься. Либо я воображаю себе невесть что, либо выходные приятными были не только у меня.

— Это все, что меня интересовало. Об остальном поговорим на приеме через неделю. И не забудь, пожалуйста, что в понедельник у тебя вместо русского в расписании физиотерапия, — напоминает она, убирая блокнотик и направляясь к выходу. Я смотрю ей в спину, потом наблюдаю из-за неплотно притворенной двери, как Леша в коридоре помогает Василисе надеть пальто. Она пожимает ему руку, продолжая давать какие-то инструкции. Лешка деловито кивает.

Вроде бы обычно прощаются.

Но потом я одергиваю себя. То, что Алик прощается при помощи жарких долгих поцелуев, вовсе не значит, что все остальные поступают также. Я решаю, что еще попытаю Лешку на эту тему, и достаю телефон, чтобы наконец-то набрать Вику.

Комментарий к 3. Никита

* «Что жизнь это не побег за брендом» — Никита вспоминает строку из песни Oxxxymiron и dom!No “Привет со дна”.

** Дон Жуан — один из «вечных образов» литературы Нового времени: ненасытный обольститель женщин.

========== 3. Как прежде уже не будет ==========

Вечером Алик пишет мне «вконтакте» с просьбой объяснить тему по биологии, и, естественно, в обсуждении мы очень быстро отходим от учебы к персонажам комиксов. Затевается нешуточный спор: кто круче, Человек-паук или Человек-муравей? Я напираю на то, что способность уменьшаться до размеров букашки, сохраняя свою человеческую силу, всяко лучше банального пускания паутины из рук. Но Алик упрямо пишет мне о маневренности Паука, силе, гибкости и возможности быстро по высотным зданиям перескочить из одного конца города в другой.

Я как раз строчу ответ с перечислением неоспоримых достоинств Человека-муравья, когда звонит телефон, и на экране высвечивается фотография Ульяны, корчащей смешную рожицу. У меня падает сердце. Это будет первый наш разговор с пятницы, и я не уверен в том, что смогу найти достойное объяснение скоропостижному разрыву, не имея возможности рассказать о нас с Аликом. Да даже если бы я мог, что бы я сказал? «Привет, прости, но в моей жизни появился златовласый бог Аполлон, который обратил меня в языческую веру?»

Пишу Алику короткое:

«Мне Ульяна звонит».

Поднимаю трубку и зажимаю телефон между ухом и плечом.

— Привет, Ник! — голос Ульяны по обыкновению бодрый, а вот мое невразумительное мычание в ответ даже с натяжкой радостным не назовешь. — У меня к тебе важный разговор.

«Бля… Когда девушка сообщает, что у нее к тебе важный разговор, это плохо?»

«Не знаю. У меня не было девушек».

Да, советчик из Алика никакой.

— Что за разговор? — стараюсь, чтобы голос хотя бы звучал участливо, потому что от догадок — одна хуже другой — мне становится откровенно не по себе.

— Знаешь, мне очень неловко такое говорить… — Ульяна задумчиво вздыхает, и у меня пропадают последние сомнения: она все узнала. Но Уля принимается так быстро тараторить, что я не сразу понимаю, что с выводами сильно поспешил: — Короче на выходных мы пару раз гуляли с Антоном Васильевым. И вчера вечером после ужина в ресторане он меня поцеловал, а я… только с очень большой натяжкой можно назвать мою ответную реакцию сопротивлением. В общем, чего я хочу в последнюю очередь, так это врать тебе, Ник, потому что я очень-очень тебя люблю! Но, мне кажется, только как друга. Я хотела предложить не торопиться с отношениями. Потому что если в них не будет искренности, то грош им цена. Понимаешь?

Она спрашивает это с искренним беспокойством, а я не могу сдержать радостной улыбки и облегченного выдоха. Определенно, тяготящие обоих ненастоящие отношения не стоят нашей с ней дружбы. Поэтому я, игнорируя уже третье подряд «Ну что там?» от Алика, мягко говорю ей в трубку:

— Понимаю, Уль, понимаю. На самом деле я тоже хотел не идти дальше и не знал, как тебе об этом сказать.

— Правда? — Ульяна смеется. — Видишь, мы даже мыслим одинаково, Воскресенский… Но только попробуй меня теперь избегать!

Я издаю легкий смешок.

— Даже не посмею.

— Дружба? — предлагает Ульяна уже серьезно, и я также серьезно ей отвечаю, чувствуя себя самым свободным и счастливым человеком на планете:

— Дружба, Уль.

Мы прощаемся, условившись встретиться перед уроками в холле, и я возвращаюсь к ноутбуку и вкладке диалога с Аликом. Там набралось уже двадцать сообщений, в которых вопросы от спокойных стремительно перескочили на нервные и нетерпеливые, с кучей вопросительных и восклицательных знаков. В довершение картины снизу появляется уведомление, что Алика нет в сети.

Я набираю его номер, и Милославский тут же, спустя половину гудка, рявкает в трубку:

— Снизошел?

— Да успокойся ты, я же не могу одновременно концентрироваться на двух разговорах, — фыркаю, закатывая глаза. Алик, наверное, самый нетерпеливый из всех, с кем я знаком. Ответом мне становится упрямое гнетущее молчание. — Не хочешь спросить, к чему мы с Ульяной пришли?