Пленительное воспоминание - Хэсли Одри. Страница 4

В свои тридцать два года Дэн был неотразим для любой женщины. Возраст и образ жизни уже провели едва заметные черточки от крыльев его носа ко рту, нанесли морщинки в уголках глаз, но это лишь усиливало привлекательность его лица.

Да, старшим братьям — Гарри был старше Дэна на пять лет, Дэвид — на восемь — было далеко до него. К двадцати годам Дэн превратился в классический образчик мужской красоты — довольно высокий, мускулистый и стройный, смуглый, с иссиня-черными густыми волосами и яркими томными глазами, правильным, резким профилем, чувственной линией рта.

Красота Дэна всегда была гордостью Энн— гордостью, но и великой тревогой. Она знала, что сын нравится женщинам, что многие из них готовы наделать ради него глупостей. Уже в восемнадцать лет у него отбоя не было от назойливых девиц. Однако Дэну уже перевалило за тридцать, а жениться он так и не собирается. И это огорчало ее больше всего. Воспитанная в строгости нравов своим патриархальным семейством, где свято блюли все старые армянские традиции, Энн не могла одобрить легкомысленный образ жизни Дэна, его кратких, ни к чему не обязывающих связей с множеством женщин. Она много раз пыталась поговорить с Дэном на эту тему, но он или отшучивался, или любым путем стремился закончить беседу как можно скорее. Но Энн не теряла надежды, что рано или поздно он все-таки остепенится и женится на подходящей девушке из «их круга». Энн всегда подчеркивала это.

Но сейчас ее больше всего волновала зубная боль Дэна. С больным зубом он словно снова стал ее маленьким мальчиком, который так нуждается в маминой ласке и заботе. И Энн, покачав головой, укоризненно произнесла:

— Я же вижу, как тебе плохо, Дэн. Не валяй дурака, иди скорее к врачу. Конечно, я не забыла, как ты боялся зубных врачей, но ведь теперь-то ты взрослый мужчина, а не семилетний карапуз. Не медли, а то станет еще хуже. В тридцать два года бояться зубных врачей — это же просто смешно! — Она воздела руки к небу, прекрасно зная, как уязвить его мужское самолюбие.

— Я ни капли не боюсь зубных врачей! — запальчиво воскликнул он. — Я просто терпеть не могу садиться в это проклятое кресло. В нем чувствуешь себя жалким, беспомощным паралитиком!

Энн взглянула на упрямый подбородок младшего сына, думая: ну да, ты не любишь зубных врачей, тебе куда больше нравится лезть на стену от боли, тебя никто никогда не мог заставить делать то, что тебе не хочется, или же отговорить от того, что ты задумал.

Она невольно восхищалась упорством Дэна и его умением претворять задуманное в жизнь. Он легко справлялся с тем, о чем другие так и продолжали мечтать. Он сумел добиться своего. Во всяком случае, его карьера удалась. Дэн сумел настоять на своем. В восемнадцать лет сын заявил родителям, что не намерен, подобно старшим братьям, заниматься коммерцией или становиться адвокатом. Его мечта — стать фотографом, настоящим фотохудожником! Нечего и говорить, как вытянулось лицо у его отца, Дэвида-старшего. После долгих неприятных разговоров, даже скандалов, Дэн все-таки отстоял свой выбор, правда, ему пришлось смириться с тем, что отец отказал ему в финансовой поддержке. Однако не прошло и пятнадцати лет — и он стал одним из самых знаменитых голливудских фотографов. Даже старший брат, который дольше всего злился на решение Дэна уйти из семейного дела, скрепя сердце признал его успех.

Но этот взрослый, добившийся в жизни всего, о чем он мечтал, мужчина по-детски боялся зубной боли и жала бормашины. И она, его мать, должна успокоить своего большого мальчика, утешить его. Мать — всегда мать, даже если ее дети давно выросли и сами стали родителями. И Энн продолжила уговоры.

— Сейчас там совсем не так, как раньше. Ты совсем не почувствуешь боли, все сделают под наркозом.

— Ага. И в придачу так забьют рот ватой, что дышать нечем, — не сдавался Дэн, — я уж не говорю о том, что со всеми их инструментами в глотке я стану похож на какого-нибудь монстра из фильма ужасов.

Энн решила ни в коем случае не уступать.

— Так вот где собака зарыта! А по-моему, ты просто боишься показаться новой медсестре доктора Келли не таким уж привлекательным!

Дэн медленно потянулся и впервые проявил интерес к разговору.

— А что, у доктора Келли новая медсестра?

— Да, я видела в последний раз хорошенькую новую медсестричку.

Дэн рассмеялся, но его смех прозвучал не очень-то искренне.

— Мама, что только ты воображаешь! Ты опять жаждешь свести меня с кем-нибудь, чтобы мы поженились по всем правилам и обычаям и нарожали тебе кучу внуков? Ради бога, перестань! Сейчас не девятнадцатый век и мне уже не пятнадцать лет, а четвертый десяток. А ты упорно не хочешь этого понять…

— Да, не хочу! Не хочу, чтобы ты остался бобылем! В том-то и дело, что тебе уже четвертый десяток. Давно пора тебе стать мужем и отцом!

Дэн насмешливо посмотрел на мать.

— Ну конечно. Я просто мечтаю о толстой супруге и десятке горластых сопляков, которые вечно галдят и суетятся под ногами по всему дому.

— Эх, сынок, какой же ты еще глупый! Дети — это главная радость в нашей жизни, это ее цель…

— А-а! Эти твои рассуждения…

— Не «а-а»! Это правда, истинная правда! Посмотрим, как ты заговоришь, когда родится твоей первенец.

— Знаешь, мама, это очень прискорбно, но скорее всего я так и умру холостяком.

— Не смей так говорить, Дэн!

— А что в этом такого? Тысячи мужчин заканчивают свой жизненный путь, так ни разу и не побывав под венцом.

— Я не понимаю, почему ты так боишься жениться. Одинокая старость куда страшнее, поверь мне, мой мальчик.

Дэн демонстративно отвернулся и принялся полоскать рот. Разговор прервался. Внезапно Энн спросила:

— Скажи, у тебя сейчас кто-то есть? Кто она?

В темно-карих, почти черных глазах Дэна вспыхнул огонек раздражения. — Мама! Я приехал к тебе отдохнуть пару недель, а ты на меня набрасываешься словно инквизитор. Может быть, сменим тему?

— Я же забочусь о тебе, сынок, — защищалась Энн, — мне хочется, чтобы ты был счастлив, как счастливы Дэвид и Гарри.

Дэн угрюмо взглянул на мать, но пересилил себя и ласково улыбнулся. Он обнял мать и поцеловал ее.

— Мама, я совсем не так несчастен, как тебе кажется. — Но тут зубная боль напомнила о себе, и он скривился: — Черт возьми, я уж забыл об этих зубах!

Энн поняла, что большего она от сына вряд ли добьется.

— Тогда не будем без толку разговаривать.

Я сейчас позвоню доктору и договорюсь о времени твоего визита.

— Отлично, — рассмеялся Дэн, — ты по-прежнему все решаешь за меня, как двадцать лет назад.

В десять утра Дэн ехал рядом с матерью в старом синем «плимуте», стараясь не думать о предстоящем визите. Он солгал матери, когда уверял ее, что не боится зубных врачей. Дэн по-прежнему боялся их, и еще как!

Но это недостойно тридцатидвухлетнего мужчины. Мужчина не имеет права позволить себе выглядеть смешным и униженным, тем более в глазах женщин. Дэн всегда считал себя настоящим мужчиной и плакать на материнской груди не собирался. Черт возьми, нет! Опасности и удары судьбы нужно встречать со спокойным сердцем, гордо поднятой головой и открытым взглядом.

Но знал бы кто, как трудно оставаться мужчиной в жутком кресле зубного врача…

— Я никак не могу понять, — раздраженно сказал Дэн, когда Энн только собиралась выехать, — почему ты не позволила мне подарить тебе новую машину или же новый дом.

— Мне нравится здесь, — сердито ответила она. — Тут мы жили с твоим отцом все время после свадьбы. Нам было очень хорошо в этом доме. Твои братья и ты сам выросли в нем. Кроме того, большинство моих друзей живут рядом. Да и твой отец похоронен не так далеко отсюда. Две мили по дороге и…

— Ну ладно, ладно. Все ясно, — перебил ее Дэн. — Просто мне очень хочется сделать тебе приятное, мамочка, вот и все.

Он, как и в детстве, восхищался матерью и любил ее.

Пять лет назад умер их отец — после сорока лет счастливой семейной жизни. Став вдовой, Энн не сломилась от боли и тоски. Она не попросила ни одного из своих сыновей приехать пожить с ней. И эта стойкость в дни тяжелого горя не могла не вызывать уважения.