Самый богатый человек из всех, кто когда-либо жил - Стейнметц Грэг. Страница 31

Папе Льву, тому самому, который легализовал взимание процентов с кредита, предстояло выбрать победителя. Это был коррумпированный папа из коррумпированной эпохи. Урожденный Джованни де Медичи, Лев был вторым сыном Лоренцо Великолепного. Лоренцо говорил о трех своих сыновьях, что один хорош, другой глуп, а третий строптив. Последнее относилось как раз к Джованни. Лоренцо растил его как будущего папу. Он заплатил, чтобы сделать Джованни священником в семь и кардиналом – в четырнадцать лет. Делясь отеческими наставлениями, Лоренцо учил Джованни разумно распоряжаться деньгами и следить за здоровьем. Джованни отчасти прислушивался – он любил охотиться, чтобы бывать на свежем воздухе. Но вот экономить средства он так и не привык и потому, став Львом X, растратил папскую казну на самые экстравагантные развлечения, какие когда-либо видел Рим. Он раздавал деньги по своему капризу и устраивал приемы, на которых проститутки прислуживали кардиналам, а еду приносили на подносах из чистого золота. Он писал своему брату: «Господь даровал нам папство. Насладимся же этим даром». Для него желание Альберта сделаться архиепископом Майнца выглядело непреодолимым соблазном, так как сулило немалый доход.

Альбрехт одолжил у Фуггера 20000 флоринов на необходимые расходы. Побывав в Аугсбурге и забрав кредитные документы, люди Альбрехта отправились в Рим, чтобы получить деньги в ватиканском филиале фирмы Фуггера и заручиться одобрением папы Льва. Возглавлял группу доктор Иоганнес Бланкенфельд. Помимо того, что представлял интересы Альбрехта в Риме, он и прочие не преминули воспользоваться возможностью и приобрели в коридорах Ватикана церковные должности для самих себя.

Все шло гладко до тех пор, пока Маттеус Ланг, епископ Зальцбурга, не выступил против Альбрехта – мол, тот занимает чересчур много должностей. Будучи одним из близких советников Максимилиана, Ланг, напомним, в свое время короновал императора в Тренто. Протест Ланга дал папе Льву повод повысить цену. Тут начались странности. Бланкенфельд позже вспоминал, что некий человек обратился к нему в Ватикане и изложил условия папы. Лев хотел получить 10000 дукатов (один дукат равнялся 1,4 флорина), и эти деньги следовало поместить на личный банковский счет папы, а не на счет Ватикана.

Таинственным посредником был, вероятно, человек Фуггера – известный нам Цинк; только Цинк, среди всех тамошних чиновников, одинаково хорошо разбирался в немецкой политике и в хитросплетениях папского двора, чтобы выступать надежным посредником. Цинк мог особо попросить Бланкенфельда не упоминать его имени – все-таки это дело, что называется, попахивало. В любом случае, Бланкенфельд поразился сумме, но не тому, что с него потребовали денег.

На последующей встрече неизвестный посредник увеличил сумму до 12000 дукатов, пошутив, что полагается по тысяче за каждого из апостолов. Бланкенфельд не задержался с ответом – предложил 7000 дукатов, поскольку Христос установил семь таинств [50]. В итоге сошлись на первоначальных 10000 дукатов. В пересчете сумма составляла 34000 флоринов, ровно вдвое больше того, сколько Майнц заплатил за назначение предшественника Альбрехта, фон Геммингена. Фуггер положил деньги на счет папы. Когда это препятствие удалось преодолеть, Альбрехт задумался над тем, как вернуть долг Фуггеру. Его люди нашли способ – они предложили практику финансирования деятельности церкви, получившую название практики индульгенций.

Верующие считали папу наследником святого Петра и представителем Бога на земле. Как таковой он был вправе отпускать грехи [51]. Своим благословением папа мог спасти закоренелого грешника, обеспечить тому место на небесах и уберечь от чистилища. Вера в «искупительные способности» укрепляла власть пап. В одиннадцатом столетии папа Урбан II использовал эту веру для привлечения воинов к Первому крестовому походу. Он обещал крестоносцам спасение и подтверждал свое обещание письмами, написанными на латыни и украшенными папской печатью. Такие письма получили название индульгенций, потому что Рим соблазнял ими творить зло [52]. Папа Урбан привлекал к походу не только воинов, но и финансовых доноров. Стремясь избежать проклятия, люди платили щедро. Идею подхватили. Епископы торговали индульгенциями ради строительства соборов. Фридрих Мудрый, курфюрст Саксонии, совместно с церковью продавал индульгенции, чтобы восстановить мост через Эльбу.

Папа Лев сразу оценил план Альбрехта по торговле индульгенциями, осознал, какие возможности финансирования этот план открывает. Он сформулировал свою точку зрения в красноречивой фразе: «Сколь выгодно жизнеописание Христово!» Но папе и Альбрехту следовало соблюдать осторожность. Верующие достаточно охотно оплачивали крестовые походы или строительство храмов, однако даже самые наивные среди них возмутились бы необходимости гасить долг перед банкиром. Нужна была маскировка. И таковой стала базилика Святого Петра.

Император Константин в четвертом столетии возвел первоначальную церковь Святого Петра на том месте, где когда-то стоял цирк Нерона. Карл Великий короновался в этой церкви в 800 году. К шестнадцатому столетию старинная деревянная постройка окончательно обветшала. Папа Юлий II одобрил возведение храма из мрамора, призванного превзойти своим великолепием все прочие архитектурные чудеса. Но средства закончились, и проект «заморозили». Папа Лев счел этот храм идеальным прикрытием для практики индульгенций. Петр был мучеником Христовым, одним из апостолов и основателем церкви. Кто посмеет возражать, что такому человеку требуется достойное место упокоения? Папа собирался публично заявить, что средства от продажи индульгенций пойдут на достройку собора Святого Петра. Но на самом деле деньги предназначались Фуггеру. За стенами дворца Фуггера папа и Якоб намеревались поделить заработанное – половина пойдет на строительство собора, а Фуггер получит остальное.

Когда Фуггер договорился с Римом о цене и план начал реализовываться, пухленький саксонский священник, весь в черном, устроил торжественное шествие в шахтерском городке Аннаберг близ чешской границы. Священника звали Иоганнес Тецель, и он был величайшим в мире продавцом индульгенций. Он и его люди ходили по стране с библиями, крестами и большим деревянным ящиком с замками на боках и изображением сатаны на крышке. Священник обычно держал в руках бархатную подушечку с золотой тесьмой. К этой подушечке был прикреплен папский указ об индульгенциях. Следом за священником двигались агенты Фуггера. В Аннаберге городские нобили встретили шествие зажженными свечами. Чем ближе процессия подходила к церкви, тем увереннее торжественность сменялась волнением. Зазвонили колокола. Горожане, от престарелых до школьников, бросали свои дела и бежали к храму. В Аннаберге мало что происходило, и местные были рады любому зрелищу. Вдобавок церковники привезли с собой – об этом знали все – драгоценнейший дар Господа, обещание спасения. Внутри церкви волнение переросло в безумие. Орган раскатисто гудел, прихожане громко распевали гимны. Новоприбывшие тем временем подняли над головами гигантский крест, увенчанный папским стягом, как если бы в Аннаберг приехал сам понтифик. «Даже Господь не удостоился бы более радушного приема», – писал очевидец.

Убедив прихожан успокоиться, Тецель начал говорить. Он не спешил, излагал общие соображения и перечислял факты. Они прибыли собрать деньги. Папа – представитель Бога на земле – строит грандиозный храм в честь святого Петра. И просит жителей Аннаберга о помощи. Тецель объяснил суть индульгенций и рассказал, что эти бумаги отменяют все грехи. Украл у вдовы? Убил ребенка? Обесчестил Деву Марию? Индульгенция освобождает от любой провинности. Далее Тецель озвучил «прогрессивную шкалу» цен. Короли, королевы и епископы должны платить по 25 флоринов. Графы, бароны и деканы соборов платят по 20 флоринов, купцы – по три, простые работники – по одному флорину. За тех, кто не в состоянии заплатить, помолятся. Он поведал, что прихожанин может приобрести индульгенцию для себя, для жены и даже для умерших родственников. Тецель тонко играл на чувстве вины и на корысти. «Слушайте все, – вещал он. – Слушайте, что отец говорит сыну, что мать говорит дочери. “Мы породили вас, выкормили, воспитали, вывели в люди, оставили вам кров, а вы столь жестоки и упрямы, что не желаете сделать даже малости, чтобы нас освободить. Неужто вы позволите нам сгинуть в адском пламени?”» Свою речь он завершил поговоркой: «Грош в сундуке звенит – душа прямо в рай бежит».