Феномен колдовства в Средневековье - Рассел Джеффри Бартон. Страница 17

Альдебер был проповедником на севере Франции, который, изображая апостольское смирение и в речах, и в одежде, бродил по городам и деревням, призывая к реформе Церкви под его руководством. Он утверждал, что Иисус отправил ему послание с небес, подтверждающее его притязания на звание апостола. Он был широко почитаем как святой и раздавал верующим обрезки ногтей и волос. Многие из его последователей были женщинами, и в письме святому Бонифацию папа Захарий обвинил Альдебера в аморальном поведении по отношению к его последовательницам [128].

Другие аспекты деятельности также связывают Альдебера с традицией ведовства. Он устанавливал кресты в полях и рядом с ручьями, извлекая выгоду из народной преданности языческим духам. Самое любопытное, что он сочинил молитву ангелам Уриэлю, Рагуэлю, Тубуэлю, Михаилу, Адину, Тубуасу, Сабаоку и Симиилу. Власти, считая, что это имена демонов, которым поклонялся Альдебер, выдвинули обвинение в поклонении демонам, которые впервые предстали происходящими не от языческих божеств, а от ангелов иудейско-христианской традиции. Эти две демонологические традиции были вплетены в ткань колдовства, но они так и не стали единым целым. Как правило, иудейско-христианские падшие ангелы становились старшими демонами, языческие боги – младшими, а ниже всех находилась третья группа – феи и домовые. Маловероятно, что Альдебер поклонялся демонам, но его выбор ангельских имен странен. Михаил, конечно, вполне ортодоксальное имя, Уриил, Рагуэль и Тубуэль встречаются если не в Ветхом Завете, то, по крайней мере, в иудейской апокалиптической традиции, а вот Адин, Сабаок (Саваоф) и Симиэл – имена, прочно связанные с гностицизмом. Эта подборка действительно указывает на то, что древние, хоть и сумбурные идеи, на которых могли быть построены новые неортодоксальные учения, продолжали жить. Включение Симиэля в молитву особенно любопытно, поскольку Симиэль отождествлялся с Самаэлем – восставшим верховным ангелом, одним из имен которого было Сатана.

Истории о стригах-каннибалах продолжали жить и в VIII веке. Новая версия Салического закона, опубликованная в 751–764 годах, повторяет старое осуждение тех, кто лжесвидетельствует о том, что другие участвуют в ведьмовских культах и приносят котел к местам ведовских пиршеств [129]. Саксонский капитулярий 775–790 годов запрещает как веру в каннибализм, так и сам каннибализм: «Если кто-либо, обманутый дьяволом, верит подобно язычнику, что какой-либо мужчина или какая-либо женщина являются приверженцами ведовства и пожирают людей, и на этом основании сжигает (предполагаемую ведьму) или отдает их мясо на съедение, или сам поедает его, должен подвергнуться высшей мере наказания». Столь необычные гастрономические пристрастия можно объяснить верой в то, что человек, съедая мясо своей жертвы, получал ее силу. Некий Катвульф писал Карлу Великому в 775 году, призывая его преследовать стриг и других злодеев. Ранее в этом столетии святой Бонифаций предостерегал от веры в существование стриг. Эти противоположные мнения дают понять, что превращение стриги из кровососущего духа в человека-злодея еще не было полностью завершено, но уже шло полным ходом [130].

Римский собор 743 года постановил, что нужно предавать анафеме тех, кто оставляет еду, произносит заклинания или устраивает пляски, что дает нам представление о происхождении bonae mulieres («добрые женщины») из более поздних легенд о ведьмах от более древних местных духов. Обычай оставлять еду для компаний, путешествовавших к местам их тайных встреч и оргий, произошел, как и практика жертвоприношений святым, от древнего обычая делать подношения духам. Здесь снова происходит переход от языческого духа к демону и через него – к человеку-злодею [131].

Франкская империя сохраняла свою целостность до 850 года, но в последующие 150 лет происходило раздробление западноевропейских государств из-за внутренних и внешних конфликтов. Все силы были брошены на выживание, и немного их оставалось на интеллектуальные, доктринальные или даже дисциплинарные умозаключения. Произошел спад всей литературной деятельности, поэтому так редки источники, проливающие свет на тот период европейской цивилизации, включая те, что касаются ереси и ведовства. Столь малое количество источников не доказывает, что ересь и ведовство не были распространены в тот период, но они вызывали меньше беспокойства, чем до или после.

В течение IX века участились упоминания о стригах, инкубах и оборотнях; затем, в начале X века, ночные полеты, сексуальный разврат и договоры с дьяволом впервые стали значимым предметом обсуждения. Высшая магия обладала огромной силой. В правление Людовика Благочестивого (810–840) у каждого знатного феодала был свой собственный астролог, и к концу X столетия влияние мусульманской науки и магии в Испании стало столь значительным, что папа Сильвестр II (Герберт Орильякский), который учился в Испании, считался великим магом [132].

Реформизм, как мы можем видеть из источников того времени, продолжал преобладать над ересью. Хотя влияние ереси на ведовство все еще было слабым, но они постепенно сближались на основе идеи договора с дьяволом. Столь знаменательное событие было в значительной степени результатом роста участия духовенства в преследовании грешников как следствия распада светской власти и сближения церкви и государства, которые были характерны для империи Каролингов. В отличие от светских властей, Церковь в меньшей степени была склонна принимать идею о том, что малефициум являлся просто светским преступлением, и все больше склонялась к тому, чтобы приравнять его к общению с дьяволом, греху и ереси.

Поскольку в позднем Средневековье преследование ведовства оказало огромное влияние на развитие самого феномена, полезно рассмотреть те средства подавления, к которым прибегала власть вплоть до 1000 года. Раннее Средневековье характеризовалось относительно снисходительным отношением к ереси и ведовству: малефициум все еще считался в первую очередь светским преступлением, и наказание даже за убеждения и поступки, которые определялись как ересь, не было суровым. Первая официальная казнь по обвинению в ереси произошла только в 1022 году: как правило, еретики подвергались осуждению и обличению, прежде чем суд шел на то, чтобы вынести даже мягкое наказание. Снисходительность Церкви объяснялась тем, что она еще не была достаточно защищена и не имела хорошей внутренней организации, чтобы начать полноценную кампанию против ослушников.

И все же фундамент для дальнейших жестоких гонений уже закладывался. Малефициум постепенно сливался с ересью и служением дьяволу, а механизм репрессий постепенно отлаживался.

Хотя малефициум редко рассматривался как нечто большее, чем светское преступление, Турский собор в 813 году уже вспомнил предупреждения Иеронима и Августина о том, что вся магия – это ловушка «древнего врага», дьявола. На Парижском соборе 6 июня 829 года впервые были процитированы суровые стихи из Книги Левит (20:6) и Книги Исход (22:18), предписывающие не оставлять колдуна в живых, и далее говорилось, что король вправе наказывать тех, кто, продавшись Сатане, причиняет вред. Наказание за это преступление должно было быть суровым, однако характер его не уточнялся. В том же году епископы сообщили в Вормсе королю Людовику Благочестивому, что зловредные люди обоих полов искали помощи дьявола, чтобы причинить зло другим. В начале X века бывший аббат Прюма, Регино, писал, что нечестивцы практиковали магию с помощью дьявольских заклинаний. Можно привести множество других примеров, демонстрирующих, что магические практики постепенно начинали отождествляться со служением дьяволу [133].