Главная роль 5 (СИ) - Смолин Павел. Страница 20

Отдельным удовольствием для меня стал визит к семейству Мухиных. Богатый клан квартирует в Риге, и в доме нашлась двухлетняя девочка, которой больше всего на свете нравится лепить всякое из глины. Малышку зовут Верой, и скоро из Риги они с отцом уедут — мама Веры умерла от туберкулеза, и Игнатий Кузьмич боится, что дочь постигнет та же участь. Я такой план одобрил и подтянул Мухиных с их капиталами и компаньонами к организации на наших землях производства пластилина — в числе прочего привез инструкции из Германии. Открытие десятилетней давности, и привилегия на него уже истекла, став достоянием человечества. Пластилина будущие детские сады, школы и пионерские лагеря потребуют прорву, то есть — клану Мухиных в обозримом будущем грозит государственный заказ, что делает этих купцов еще одним кирпичиком в фундаменте моего личного могущества.

Ну а Вера… От Веры в столь же обозримом будущем я жду скульптурных шедевров. Разве плохо в Российской Империи будет смотреться монумент «Рабочий и колхозница»? Вот и я думаю, что будет смотреться отлично — без еды и чугуния планета неизбежно впадет в неолит, поэтому петь славу человеку труда в высшей степени богоугодно.

Ну а Финляндия почти со старта решила показать мне, с какой интересной субстанцией нам тут приходится иметь дело. Новость принес генерал-губернатор Федор Логгинович Гейден, обладатель интересного фасона бороды, которая словно объединяла в себе «лопату» и «клинышки». Генерал хороший, неоднократно проливал кровь за Родину, честно строил карьеру, и всей душой радеет за вверенную ему ныне Финляндию.

На лице его я прочитал смесь невероятного смущения, отголоски уже подавленного гнева — не в мой адрес, разумеется — и смутную надежду:

— Сейм не смог собраться, Ваше Императорское Высочество. Два часа назад я получил их решение и не успел вернуть этим идиотам умение мыслить здраво.

Планировался внеплановый сбор Сейма, на котором мы с ними поговорили бы о настоящем и будущем Финляндии, а я указал на неоспоримые плюсы для финнов находиться в составе нашей Империи. Чисто воздух посотрясать — регионы с необычными формами существования в составе государства вписать в общий способ жизни необходимо, но разговоры с Сеймом тут не помогут.

— Что значит «не смог собраться», Федор Логгинович? — сохранил я на лице безмятежную улыбку.

Мы же на карете сквозь праздничную толпу к дому едем, лицо надо держать — много глазастых людей в мире, увидят не то что через окно кареты, а и через сплошную стену!

— Не серчайте, Ваше Императорское Высочество, — пустился в объяснения генерал. — Нарушений закона здесь нет — Сейм собирался в прошлом месяце, и все важные вопросы Княжества на данный момент решены. Это все шведское лобби — эту заразу сколько не выжигай, она так и норовит внедриться в умы добрых финнов. Очень прошу вас, Ваше Императорское Высочество, не принимать отказ Сейма в качестве неуважения к Вашему Императорскому Высочеству.

— Не принимать? — улыбнулся я. — А как это еще воспринимать, Федор Логгинович? Как возможность не дышать спертым воздухом Зала заседаний и заниматься более интересными вещами?

— Ваше Императорское Высочество, если мне будет дозволено говорить… — сделал паузу генерал.

— Дозволено. Георгий Александрович, — выкатил я разрешение и оптимизацию.

Чисто генерал-губернатора подбодрить, не больно-то ему легко дается этот разговор и выгораживание накушавшихся привилегий и от этого оборзевших финнов.

— Благодарю, Георгий Александрович, — поклонился Гейден. — Как вам без сомнения известно, волею Его Императорского Величества был разработан многолетний план по русификации Княжества и постепенному уравниванию его в правах с другими губерниями Империи. Согласно этому плану, мы с достойными людьми в течение многих лет не без успехов пытаемся ограничивать влияние местных шведов, шведской агентуры и вынашивающих реваншистские настроения подлецов.

— Делая ставку на собственно финнов, — кивнул я.

План-то неплохой, но путь от точки «а» к точке «бэ» на мой взгляд воняет полумерами и, судя по событиям из моей реальности, сделает только хуже, потому что давить национализм национализмом — это все равно, что тушить огонь керосином.

— Так, Георгий Александрович, — подтвердил генерал. — Мы заняли хорошие позиции, сформировали парламентское большинство из финнов, и, если мне будет дозволено…

— Дозволено.

— На наш с верными слугами Его Императорского Величества взгляд будет лучше не поднимать шума. Ваша репутация не пострадает — многие члены Сейма покинули Княжество по делам, другие объявили себя больными горячкою. Кроме того, состояние Зала заседаний ныне является совершенно недостойным для Вашего в нем пребывания — под конец лета там затеяли некоторый ремонт…

— Фёдор Логгинович, в целом я согласен с вами, — перебил я.

Генерал приободрился, но это он поспешил.

— Лягушку нужно варить на медленном огне — тогда ей и в голову не придет выпрыгнуть из кастрюли. Однако мы, здравомыслящие и обладающие властью люди, не должны быть идеалистами. Когда мой дедушка Александр II говорил Сейму, цитирую: «Вам, представители великого княжества, достоинством, спокойствием и умеренностью ваших прений предстоит доказать, что в руках народа мудрого… либеральные учреждения, далеко не быв опасными, делаются гарантией порядка и безопасности», это было красиво, возвышенно и без всякого сомнения благородно. Сейчас, десятки лет спустя, оглянувшись на пройденный Княжеством путь, мы можем заключить — финны и живущие в губернии шведы «народом мудрым» дедушкой считались совершенно несправедливо. Любая составная часть Империи при наделении ее неоправданными привилегиями начинает считать себя лучше других, а населяющие ее народы — особенно если эти народы были завоеваны — считать, что завоеватели им обязаны доплачивать материальными и нематериальными благами за лояльность. Папа, в отличие от дедушки, смотрит на мир трезво, и видит, что во всей Империи просто обязано существовать единство законов и правил. Без исключений для всяческих автономий.

— И я, как и другие верные подданные Его Императорского Величества, руководствуемся в своей работе именно этими, без сомнения верными, суждениями, — заверил генерал-губернатор.

— Его Императорское Величество даже сейчас, разбитый страшной болезнью, пашет как раб на галерах, — ввернул я еще одну фразу, которая неизбежно станет крылатой. — Держа руку на пульсе исполинской Империи. При этом он находит время оглядываться назад и осмысливать инициированные им и нашими предками процессы на долгой дистанции. Вывод отец сделал неутешительный — для финнов, а тем более шведов, мы, русские, обыкновенные варвары, и для местных мы всегда будем восприниматься не иначе как оккупанты. Не завоеватели — разве европейские политики заигрывали с покоренными народами? Принцип «Vae victis», «горе побежденным», родился не на пустом месте. Что «шведское лобби», что «финское лобби», являются проявлениями ничем необоснованного, пещерного национализма. Я ни в коем случае не умаляю ваших заслуг — вас закинули в банку с пауками, приказав воздерживаться от резких движений и оперировать лишь тонкими, дипломатическими инструментами, и вы великолепно справились с задачей.

Генерал-губернатор приосанился, порозовел лишенными бороды и волос частями лица и разгладил усы:

— Премного благодарен, Георгий Александрович!

— Дело — в прежнем подходе, который на момент принятия был единственно возможным, но теперь, спустя десяток лет, был признан неверным, — продолжил я. — Подходе, благодаря которому мы оказались здесь, в точке, когда финский Сейм кладет на Наследника Российского Престола исполинский…

Пока я крестился за бранную ругань, генерал обескураженно крякнул — крыть нечем, и он сам с самого начала знал, что хлипкие отмазки не помогут: демарш Сейма слишком очевиден, и не принимать мер попросту нельзя.

Я дернул за веревочку, карета остановилась, и казак Андрей, спешившись у двери, заглянул к нам.