Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна. Страница 10
Ножка была маленькая, точнее, ступня, отметил Саша. Следом из машины показались стройные лодыжки, он с интересом ожидал, какие будут колени. Они тоже появились, вполне изящные, отметил он, а потом, сантиметров этак на двадцать выше, подол черненькой узкой юбочки.
Он забыл о своей штанине, с интересом ожидая, что увидит дальше.
Длинные пальцы отвели край дверцы, они были без лака на ногтях, но с хорошо сделанным маникюром, тонкое запястье… Что-то мелькнуло у него в голове. Рука… Длинные пальцы на его животе… Его бросило в жар.
Затем каблучки уперлись в асфальт, и из машины появилась…
Она?
Эта стройная женщина в стильном, отлично сшитом черном костюме, со светлыми волосами до плеч…
Макуха! Рита Макеева?
Имя и фамилия — словно выстрел в мозгу.
5
С раннего утра у Риты Макеевой была совершенно другая жизнь. События развивались так, что она вполне могла бы и не попасть на встречу.
Рано утром, когда Рита пыталась досмотреть сон, а главное, его запомнить — недавно она купила сонник Миллера и по утрам ради интереса выясняла, что ей наснилось, — ее разбудил телефонный звонок. Причем звонок мобильника, номер которого знали немногие.
Хриплым голосом она ответила:
— Да.
Кашель. Смех. Потом писклявый, словно детский, голос произнес странную фразу:
— У кошки вместо глаз дырки. Хи-хи…
— Слушай, милый мальчик, шел бы ты в кроватку, а?
— Я послушный. Я пошел. — Теперь голос был другой, взрослый. — Но не спится…
— Или спать негде? — бросила Рита.
— Есть где, да не с кем. — Голос был явно мужской, совсем не детский. — Хочешь, к тебе на дачу загляну?
Рита рывком села в постели.
— Кто ты?
— Еще узнаешь… — Раздался смех, и звонивший отключился.
Рита чувствовала, как колотится сердце. Что это? Ошибка?
У кошки вместо глаз дырки…
Она повернулась на другой бок, снова закрыла глаза и попыталась выбросить из головы и голос, и слова.
Кошка. Какая еще кошка? Она не знакома ни с какими кошками. Никогда их не держала. «Да брось ты думать о всяких идиотах. Спи. Сегодня надо хорошо выглядеть», — велела себе Рита.
Кошка.
За окном забрезжил рассвет, и, как бывает на рассвете, когда плохо спится ночью, Рита лежала с открытыми глазами и считала слонов. Она насчитала целое стадо, не меньше чукотского оленьего наверняка, а потом, наконец, заснула на три тысячи четвертом слоне.
И снова Рита проснулась от телефонного звонка, но теперь звонил обычный городской телефон.
— Рита, поспеши. Неприятности. Захар Петрович.
Рита вскочила быстрее, чем солдат по тревоге. Голова была ясная, словно она и не ложилась. Ни секунды не сомневалась, что первый звонок и этот, от Петровича, связаны напрямую.
У кошки вместо глаз дырки.
Эта фраза, которая воспринималась бессмысленно-загадочной еще несколько часов назад, на рассвете, теперь казалась совершенно ясной и понятной. Как то, что это звонил Захар Петрович, а не чужак его голосом. Только он мог вот так, без подготовки и реверансов, сообщать о неприятностях.
Рита оделась со скоростью солдата-старослужащего.
Джинсы — в одно движение, потом майка, ветровка. Рита вставляла ноги в кроссовки, а рукой уже дергала молнию на ветровке.
«Ну, как твоя кошка? Она уже готова явить себя Даниэле?» — возник в голове голос австриячки, заказавшей ей чучело рыси. Для какого-то банка в Зальцбурге.
Она вчера звонила, а сегодня ночью должна приехать. Не самолетом и не поездом. На машине от Москвы. Потому что хочет забрать у них с Захаром Петровичем большую партию готовых вещей.
Отличные вещи — Петрович сделал три люстры из лосиных рогов, три ковра из медвежьих шкур, а главная вещь всей коллекции — рысь, над которой она трудилась… Ох, лучше не говорить, сколько времени на нее ушло. Главное — она получилась. Для этой рыси Даниэла прислала особенные, специальные глаза. Светоотражающие.
Рита провела пятерней по волосам, побренчала ключами в кармане, они отозвались каким-то странным тенькающим звоном, но ей было не до музыкальных тонкостей.
Она захлопнула за собой дверь и побежала по утренней улице. В субботнее утро народ еще спал, и, глядя на нее со стороны, можно было подумать, что она накачивает мышцы бегом трусцой.
Дворник в оранжевом жилете водил метлой по асфальту возле институтского крыльца, черноволосый татарин даже голову не повернул в ее сторону, но Рита и не топала как слон. Черные кроссовки со скромным лейблом-птичкой ступали мягко.
Она влетела в вестибюль, сонный охранник лениво поднял руку.
— Привет телезвездам.
Рита поморщилась.
— Привет воронам, — пробурчала она.
Он не расслышал, на что Рита и рассчитывала. «Где же ты был, черт тебя побери, если у кошки украли глаза?» — хотела спросить его Рита, потому что мысленно она уже видела то, что увидит сейчас наяву.
Она взлетела на второй этаж в секунду и заметила, что белая дверь с золотой ручкой приоткрыта. Хвостик от полоски солнечного света чиркнул по полу и высунулся из конференц-зала. Потом хвостик исчез, это Захар Петрович наступил на него и отдавил, открывая дверь шире.
Чуткое ухо Старцева уловило ее шаги на лестнице, он уже стоял на пороге, скрестив на груди могучие волосатые руки. Рита заметила, как крепко сжаты его кулаки.
— Привет, дорогуша. Что станем делать? — Ничего не объясняя, он кивнул на рысь, которая, горделиво вскинув голову, сидела неподалеку от двери — на самом завлекательном месте в салоне.
Еще вчера Захар Петрович отвел рыси это место, а Рита, обняв драгоценное животное, тащила рысь из подвала на второй этаж, уткнувшись в пушистую шерсть зверя и чувствуя при этом себя примерно так, как когда прижимала к груди Ванечку в первый раз в чукотском поселке…
— Ты понимаешь, да? Почему я хочу, чтобы ты посадила ее к двери? — говорил он ей вчера. Рита почти понимала, но ждала объяснений. — Каждый, кто придет на открытие салона, уверяю тебя, захочет с ней сняться. — Он подмигнул Риге. — Мимо не пройдет.
— Ага, вы снова про рекламу, да? — Рита сощурилась. — Что-то, Захар Петрович…
— Не продолжай, знаю, что скажешь. Лучше послушай еще один довод. У нее самые необыкновенные глаза. Таких еще не было ни у кого, спасибо Даниэле… Лучше всего они светятся, когда твоя кошка сидит вот тут, а не в центре зала, как ты мечтала.
Рита согласилась с Захаром Петровичем, хотя ей казалось, что самый ценный экспонат всегда должен находиться в центре.
А теперь, догадалась Рита, даже не глядя на свою любимицу, этих глаз больше нет.
Она медленно шагнула через порог зала, ей показалось, что она почувствовала странную настороженность всех вещей, предметов, самого воздуха, заполнившего большое пространство, готовое к приему посетителей и почитателей искусства таксидермии.
Рите показалось, что она уловила какой-то запах, несвойственный атмосфере таксидермического салона. Она почувствовала, как затрепетали ее ноздри. Запах… солярки? Но откуда ей взяться?
Она медленно повернулась, взглянула на свою любимицу. Ритина рука метнулась к груди, а глаза сощурились.
— О Господи, — прошептала она и кинулась к рыси.
Захар Петрович молча стоял за спиной у Риты, он уже пережил потрясение, погасил мгновенно вскипевшую ярость и теперь мучительно соображал, как им достойно выйти из положения.
Он молчал, он не произносил никаких слов, понимая, что Рита сама должна пережить все, что сейчас положено ей пережить, потому что чувства тоже последовательны. Как и мысли. Это кажется, что они спонтанны. Просто самое сильное чувство, а это всегда потрясение, забивает остальные, но когда человек успокаивается, они выстраиваются в один ряд. И вот тогда находится правильное решение.
— Дырки, вместо глаз у моей кошки просто дырки. Не соврали… — бормотала Рита.
Она протянула руку, потрогала пустые веки красавицы рыси. Внезапно она почувствовала, как дикое отчаянное напряжение понемногу отступает. Слава Богу, они не порвали их.