Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна. Страница 27

После окончания семинара по биохимии она незаметно забрала ее с собой.

Наутро мать, как обычно, взяла свою сумку, перекинула через плечо и сказала:

— Ну ладно, я поехала. — Грубые ботинки на толстой подошве и шнурках прогромыхали к двери.

— Пока, мам, — равнодушно отозвалась Рита.

Она давно поняла, что матери гораздо приятнее заниматься своими зверями, кормить их, поить, чем сидеть дома и видеть ее перед собой. Она чувствовала, мать тоже тяготится молчаливой, напряженной обстановкой. И только там, на зообазе, она ощущала себя по-настоящему значимой.

— Мама, я сегодня приду поздно. Я пойду на встречу, в школу.

Мать оглянулась от двери, и на лице ее кривилась насмешка.

— Пойдешь в школу? Да кому ты там нужна? — Мать толкнула дверь, раздался щелчок замка. Рита осталась одна.

Она прошла к себе в комнату, вынула пузырек с приманкой. Отвинтила крышку и понюхала. Поморщилась. Не очень. Может, для соболей хорошо, но Сито-Решето не соболь.

Рита взяла с туалетного столика матери ее духи — «Серебристый ландыш» — и капнула. Снова понюхала. Все равно запах странный, но не отвратительный. Она хотела капнуть еще, но поостереглась — а вдруг нарушатся свойства приманки?

В тот день она надела юбку.

То, что было на вечере в школе, она забыла. Потому что думала только об одном — выйти из зала с Сашей вместе.

Вероятно, это напряженное ожидание, азарт отразились на лице. Оно больше не было бледным, как обычно, серые глаза горели, приобретая при этом странный фиалковый оттенок, а внутренняя решимость изменила и выражение лица Риты. На нем не осталось и тени прежнего уныния.

Решетников подошел к ней.

— Мак-у-ушка! Ты классно выглядишь. Замуж собралась? Рита пожала плечами:

— Да нет. Пока не собралась.

— Смотри не выходи. Тебе нужен хороший парень.

Язык у Саши слегка заплетался.

«Такой, как ты», — подумала Рита.

Когда все устремились к выходу, она задержалась у двери. Сейчас, сейчас она капнет несколько капель себе на запястья, за уши…

— Макушка! Ты чего копаешься? Все идем гул-ллять! — закричал Решетников.

Рита убрала пузырек, втянула побольше воздуха, но ноги отказывались идти. Страшно? Но ведь она сама так решила, не кто-нибудь за нее. Хватит, теперь она знает, что ей делать со своей жизнью.

…Рита ловко увела Сашу от толпы одноклассников еще у входа в парк. Он набросился на нее, едва они вошли в беседку.

— У тебя странные духи, — сказал Решетников, а глаза его бешено горели.

Его рука мгновенно оказалась под Ритиной юбкой, на талии, а пальцы уже лезли под колготки и тащили их вниз.

— Макушка, этот запах… Ох какой кайф… — Она замерла, она хотела этого, она столько времени ждала… — Потрогай. Выпусти его и потрогай. — Он дернулся к ней и ткнулся бедрами ей в живот.

Деревянными неумелыми руками она нашла хвостик «молнии» ла его брюках, потом дернула вниз.

— Ну же, ну… — торопил он. — Я сейчас лопну… Я взорвусь… А-а… Макуха… Ты секс-бомба, я так и знал, что только ты меня можешь вот так завести.

Она и не думала, что это окажется таким длинным и горячим.

— Ну возьми, скорей…

Он повалил ее на пол беседки, еще не совсем остывшей от летнего дневного солнца. Она подумала, что наверняка запачкает юбку о грязный пол, надо было надеть темную. Но все мысли вышибла боль, которая пронзила ее.

— Макуха… ты… — Он приподнялся над ней, пытаясь осознать, правильно ли он понял, что у нее еще никогда не было мужчины.

— Да. Продолжай, — прошептала она, чувствуя, как слезы покатились по щекам.

Произошло то, чего она хотела. Первый пункт плана своей взрослой женской жизни Рита выполнила в ту ночь.

Потом, много дней спустя, она размышляла над тем, что она сделала, и… похвалила себя.

Но ее насторожило одно — она совершенно искренне призналась себе, что ничего не испытала такого, о чем рассказывают женщины друг другу, о чем пишут в романах. Она не чувствовала никакого полета «к звездам». А только лишь холод бетонного пола в беседке, запах феромоновой приманки лез в нос, от него ее чуть не стошнило.

Но… Решетников-то пошел на приманку. Значит, она правильно сделана, на нее реагируют самцы. Жаль, нельзя рассказать профессору о том, какая удачная эта приманка.

В ту ночь, лежа на холодном полу беседки, Рита слышала не только сопение Решетникова, но и крики мужчин на барже, которая села на мель у другого берега, там, где начинался Заречный парк, где когда-то они катались на лыжах на уроках физкультуры. От холода, наверное, подумала о лыжах… Тогда они катили по лыжне, проложенной через реку.

Когда Решетников отвалился от нее, Рита почему-то вспоминала холодный январский день, им напрокат выдали лыжи на базе, а она потеряла варежки и замерзшими руками пыталась пристегнуть ботинки. Никто, никто ей не помог, все прошли мимо. Кроме Саши. Может быть, она потому и подумала, что он относится к ней иначе, чем ко всем.

Она ничего не почувствовала… Потому, что это был ее первый раз? Она и не должна ничего чувствовать, кроме боли? А может быть, она из тех самых женщин, которых называют фригидными?

Но теперь, уже взрослая, Рита могла сказать о другом — детское желание быть мальчиком не до конца покинуло ее. Она ловила себя на том, что всякий раз, когда имела дело с мужчиной, она сама хотела выбирать и брать. Она как будто до сих пор завидовала мужчинам. Это выходило неосознанно…

А потом Рита стала думать о ребенке. Странное дело, она думала не о том, чтобы выйти замуж или родить самой. Похоже, детское отвращение к беременным женщинам у нее не прошло. Но ребенок как символ состоявшейся жизни ей был нужен. Причем мальчик.

Интересно, если бы тогда она увидела не Ванечку, а девочку? Она бы кинулась к ней так же, как к нему?

У Риты не было точного ответа на этот гипотетический вопрос.

12

Ванечка. У нее есть мальчик. Выходит, она одолела второй этап жизни, спланированной Ритой-подростком?

Иногда ей становилось не по себе. Почему она не такая, как ее одноклассницы? Они закончили школу, влюбились, и те, в кого они влюбились, взяли их в жены, они сами родили своих детей.

Но Рита Макеева не могла сделать то же самое. Неужели причина заключалась в ее детской жизни с матерью? Неполная семья, и потому половинчатая жизнь? Значит ли это, что в человеке навсегда заложена формула семьи, а если ты в нее не укладываешься, тогда приходится формулу писать самой? Собственной рукой? Как кассир в супермаркете — если сканер не считывает штрихкод продукта, то кассир набивает цену рукой, тыча в клавиши…

Сравнение показалось Рите удачным, тем более что ощущение от него осталось приятное. На чековой ленте все равно стоит правильная цена товара, не важно, что сканер ее не смог считать.

Значит, если она верно напишет формулу своей жизни, не придется платить больше, чем должна…

Хорошо, сказала себе Рита, довольно, ей нужно одолеть следующий этап жизни.

У Ванечки должен быть отец. Непременно. Стало быть, в ее жизни — муж.

А любовь? Любовь… Рита улыбнулась. Кажется, она может вспомнить, что это такое.

Не хочется есть… Не хочется пить… Подташнивает… Так говорил профессор.

И точно так у нее было. Но только по отношению к одному человеку на свете. К Саше Решетникову.

Тихо застонав, она повернулась на бок.

«Ну хорошо, влюбленная ты моя, — сказала она себе. — Ты видела его только что. Ну и как? Прочла страсть в серых глазах? Почувствовала хотя бы слабый интерес к себе?»

«Почувствовала! — сама же и ответила. — Когда окатила его штаны грязью из лужи. В его глазах возник явный интерес: ну-ка, что за идиот тут катается?»

А Морозова была права: целуется Решетников здорово.

Рита засмеялась. Удачно получилось, что она облила его грязью на дороге. Иначе Решетников вообще бы ее не заметил. Теперь есть что вспомнить — как она ему чистила штанину. Разве не поэтому он захотел встретиться с ней еще раз? А потом, по здравом размышлении, передумал. Нельзя же на самом деле поверить, что его срочно вызвали в Нижний? «Но он уехал», — упрекнула себя Рита.