Прекрасная пастушка - Копейко Вера Васильевна. Страница 37
Итак, начнем сначала. Лена приехала на Чукотку с Таймыра.
Таймыр… Таймыр!
Она нажала на тормоз с такой силой, увидев красный свет светофора, что ее машина клюнула носом. Ехавший сзади грузовик едва не ударил ее в бампер. Шофер покрутил пальцем у виска, Рита увидела в зеркало заднего вида его злое лицо и губы, которые резво шевелились. Ясно без перевода. Баба за рулем, от нее все беды.
На Таймыре был… и он не просто был, там жил и работал Саша Решетников. Конечно, Таймыр велик, там есть и многолюдный Норильск, и Дудинка, и Талнах, и крошечные поселения. Но не важно, может быть, есть на этом самом Таймыре нечто, что обозначают двумя буквами — «ОВ»? Если он подумает, что она спятила, услышав от нее такой вопрос, то и пусть думает.
Надо позвонить в Нижний. А телефон?…
Светофор переключился на желтый, а грузовик, что стоял у нее за спиной, вначале сдал назад, потом взял влево и обошел ее на всякий случай. Поравнявшись с ней, обдал вонью из выхлопной трубы, которая торчала сбоку, тем самым выражая свое глубочайшее осуждение и презрение. Рита подняла стекло и включила вентилятор, даже не глядя на водителя, который едва не выпал из окна, пытаясь ей внушить что-то свое, мужское…
Да провались ты, отмахнулась от него Рита. У нее есть о чем подумать. Итак, надо позвонить матери Решетникова. Сказать, что… что хочет переслать ему фотографии со встречи одноклассников. Точно.
Она взяла вправо от полоумного грузовика и спустилась вниз по улице. Припарковалась, как всегда, под старой липой, ее место уже давно никто не занимает, хотя пришлось побороться за него. С коллегами по рулю, усмехнулась она.
Рита заперла машину и помчалась в подвал. Скорее, скорее позвонить матери Решетникова, пока не передумала.
Трубку сняла она, а больше ведь и некому. Рита слышала, что Сашин отец умер, а он был единственным сыном у родителей.
— Здравствуйте, Серафима Андреевна. Это Рита Макеева, одноклассница Саши. Я хочу послать ему…
Мать не только дала телефон, но и наговорила кучу слов о том, каким красивым снова стал ее мальчик, когда он сбрил свою отвратительную рыжую бороду, с которой он был похож на какое-то животное.
— Я так рада, что он приехал на встречу одноклассников без бороды. Видела бы ты, Риточка, это был не мой мальчик, это был настоящий овцебык.
— Кто?
— Овцебык. Он не рассказывал разве об этом этапе своей трудовой деятельности? Нет? Ты только представь себе, что после Африки и кофейных плантаций он оказался на Таймыре, он работал с овцебыками. Это такие животные, страшные, ох… То ли здоровая овца, то ли бык. Так мой сын стал маскироваться под них. У него была огромная борода…
Овцебык. Рита положила трубку. Поразительно, но ведь только вчера она вспоминала случай из детства. О том, как она была пастушкой и явился тот бык…
С каким-то странным чувством Рита прятала в сумку блокнот с записанным в нем Сашиным телефоном в Нижнем Новгороде, словно она вплотную подступила к чему-то, к какому-то рубежу или пределу.
— Рита! Здорово, дорогая. Подарочек от Даниэлы. Она прислала нам новые австрийские каталоги, хочешь — глянь. — Петрович завернул к ней по дороге в свою конурку, как он называл мастерскую. Он уселся на стул возле верстака, повернулся к Рите и похлопал рукой по портфелю, который раздулся, как переевший спаниель.
— Захар Петрович, лучше скажите, ваших птичек уже можно посмотреть? — Она уловила удовольствие на лице Петровича.
— К вечеру, — бросил он. — Но не позднее. Утром их заберут.
— Музей вам собирается платить?
— Только входными билетами, — засмеялся он. — Могу тебя сводить.
— Вы что, серьезно? Тогда с Ванечкой! Но я имею в виду в запасники.
— Это ты имеешь в виду, а вот что директор имеет в виду, не знаю. Но, я думаю, он мне будет обязан. Да, а как у тебя с урожаем нынче? — ехидно поинтересовался Захар Петрович. — На даче была?
— Трава растет замечательно, — засмеялась Рита. — Особенно клевер.
— Я понимаю, что возделывать землю — это удел мужчин. Помощники нужны?
— Знаете, где взять? — вопросом на вопрос ответила Рита.
— А почему бы тебе этого телевизионного бугая не нанять? По-моему, рвется…
— Спасибо, не надо, — фыркнула Рита, но ее обрадовало молчание Алика о том, что он уже побывал у нее на огороде.
Правда, Щербаков не предлагал тех услуг, о которых говорил Захар Петрович. Но бесплатной телерекламе конец, не дождетесь, подумала Рита, снова и снова удивляясь, как одинаково мыслят мужчины. Наверное, если бы у нее самой был отец и она росла рядом с ним, она бы меньше удивлялась свойствам мужчин, чем сейчас.
Что ж, правила игры в этой жизни устанавливают между собой мужчины и женщины. Она гораздо позже, чем остальные, но все равно постигала эти правила.
— Я не хочу портить созданное природой, Захар Петрович, Пускай растет трава там, где растет.
— Значит, поклонница английского газона? — с ехидцей поинтересовался он.
— Нет, на меня он наводит тоску. Я больше люблю мавританский.
— Но и он требует особых усилий.
— Только в одном — никому не разрешать копать на нем землю.
— А есть все же на это дело охотники? — Голос Захара Петровича стал заинтересованным. Рита, кажется, увидела, как у него в голове завертелись шестеренки. А вдруг Макеева еще кого-то подцепила на крючок? Полезного для общего дела?
— Сколько угодно.
— Ну, если они надеются на хорошую оплату, то почему бы и не покопаться… Даже если хозяйка не девушка, — с саркастическим намеком пробормотал он, будто себе под нос, но так, чтобы она наверняка расслышала.
Рита поняла, о чем он. Ах ты, старый сводник-негодник! Но что поделаешь, если даже для такого, как он, нормального человека женщина без мужа выглядит так, как будто с голой задницей стоит на площади.
— Вы дадите мне каталоги на ночь? — спросила Рита, переводя разговор на общее дело.
— Бери, если у тебя эта ночь свободна…
Рита вспыхнула.
— Да брось, я просто так языком треплю. С кем мне еще-то? А ты так ловко отвечаешь, одно удовольствие сцепиться языком. Ты умница, Рита Макеева. Давай дерзай дальше. Все у тебя будет как надо. Вот увидишь. Поверь старику. Не обижайся на нас, мужиков. Мы простые, куда проще вас, женщин, поверь на слово. Не ищи в нас особой тонкости. — Он стиснул ее плечи и вышел.
— Да, Захар Петрович, я не возражаю, если банный сруб окажется на моем огороде.
— Понял, дорогуша. Укажи место.
— Я его огорожу.
17
Он пил рюмку за рюмкой, уставившись стеклянными газами в темное окно, в уши лез надсадный храп Павла, кoторый заснул на диване. Гостя сморило от еды и от питья. Все, что он рассказал между делом, пробрало Сашу до костей. Ничто и никогда не потрясало его до сих пор, хотя он не первый десяток лет живет на свете.
Все происходившее с ним раньше Решетников переносил с легкостью, относясь к жизни как к необременительному способу пребывания на земле в отпущенный тебе срок. Все попробовать, все испытать, оценить, вкусить всего — благо жизнь сложилась на зависть удачно; а все потому, что он оказался в нужное время в нужном месте. Под понятием «место» он имел в виду вовсе не точку на карте, а свою семью, именно мужчина и женщина, его родители, позволяли ему жить вольготно. «Широка страна моя родная… — смеялся Саша. — На самом деле вопрос не в широте, а в деньгах на билет», — шутил он, уезжая впервые далеко из дома под благословляющее мерцание глаз прослезившейся матери и под одобрительное хмыканье отца:
Отец. Неужели и он — отец? Неужели и у него есть сын? А может быть, даже два — он ведь не спросил у Риты, сколько лет ее сыну… Значит, выходит, ударила в висок внезапная мысль, и он прижал его указательным пальцем и поморщился, его дети родились не в то время и не в том месте? Не от тех мужчины и женщины, которые способны открыть перед ними весь огромный мир, позволить им почувствовать этот мир своим?