66 градусов северной широты - Ридпат Майкл. Страница 54

Магнус съежился в своей куртке. Ему было холодно, очень холодно, но холод был лучше чрезмерной жары в доме.

Два года назад Магнус, Олли, их мать и отец жили счастливо в Тингхольте, в их небольшом доме с голубой крышей из гофрированного железа и с рябиной в саду. Потом все рухнуло. Начались раздоры, отец уехал, мать все время спала, забывая их накормить была неспособна говорить внятно. Через полгода отец оказался в Бостоне, мать — в Рейкьявике, а Магнус с младшим братишкой на ферме деда с бабушкой в Бьярнархёфне.

Бабушка Магнусу не нравилась. Она была маленькой, неприветливой, бесстрастной, лицо ее постоянно выражало неодобрение. Дед внушал страх, но обладал каким-то грубым обаянием. Он устраивал игры с внуками, и когда они переехали в Бьярнархёфн, с большим удовольствием показывал им ферму, холмы, шхеры. Магнусу с Олли больше всего нравилось помогать ему в сборе перьев из гагачьих гнезд, примостившихся среди карликовых ив у ручья.

И конечно, они ходили на Берсеркьяхраун. Халлгримур водил внуков между фантастическими статуями, образованными застывшей лавой, рассказывал истории о берсерках, живших на их ферме и в Храуне, подробно описывал игры, в какие он играл там в детстве. Олли боялся, но Магнус был от всего этого в восхищении.

К сожалению, дед любил выпить. А выпив, становился злобным. Жестоким.

Магнус ему нравился, во всяком случае, поначалу. Но Олли был слабым, а Халлгримур терпеть не мог слабость. Олли легко пугался, и Халлгримуру нравилось его пугать. Он рассказывал истории о Керлингинской ведьме, уносившей детей из Стиккисхольмюра, предупреждая, что она унесет и Олли, если тот не будет сильным. Не забывал он упомянуть и о берсерках, до сих пор бродящих ночами по лавовому полю, о человеке, прозванном Торольф Колченогий, которого много столетий назад убили, но он все еще шатался по холмам, нагоняя ужас на пастухов и овец. Особенно потрясали их воображение истории о морском чудовище с ракушками, свисающими со шкуры; обычно оно плавало по фьорду у самого берега и заглатывало детей, слишком близко подходивших к воде.

Магнус защищал брата. Деду это не нравилось. Испугать Магнуса не удавалось, поэтому он его бил. Это приводило к визитам в больницу Святого Франциска в Стиккисхольмюре и к необходимости лгать о каких-то замысловатых несчастных случаях на ферме.

Потом Халлгримур трезвел, солнце сияло, и он снова пытался играть с внуками. Но Олли был слишком испуганным, а Магнус — слишком гордым.

И все это время бабушка хранила холодную отчужденность, словно ей было все равно, что происходит с внуками. Став постарше, Магнус понял, что дед бил и ее.

Ферма была уединенной, отрезанной от остальной цивилизации лавовым полем. Она превратилась в какой-то ад. Магнус подумывал о побеге. Иногда к ним наведывалась мать, и на какое-то время ситуация улучшалась, однако Магнус к этому времени уже понимал, что мать бывала пьяной, а не сонной. Когда он пытался объяснить, что с ними происходит, мать лишь говорила им, что «дедушка просто немного строже, чем папа».

До Магнуса донеслись низкие рычащие звуки, издаваемые дедом, и пронзительные вопли брата. Бедный Олли. Магнус, хотя ничего не мог поделать, вскочил и побежал к дому, надеясь, что его присутствие отвлечет деда.

Когда он вошел в кухню, бабушка оттирала над раковиной большую кастрюлю. При его появлении замерла.

— Где Олли?

— В подвале, по-моему, — ответила бабушка не оборачиваясь.

— Что он там делает?

— Он наказан.

— За что?

— Не будь таким дерзким, — равнодушно сказала бабушка. Она часто говорила эти слова. В ее устах они означали: «Я не знаю и не хочу знать, так что не спрашивай меня об этом».

Магнус сбежал по каменным ступеням в подвал. Это было холодное помещение, бетонные стены которого освещала одна тусклая лампочка. Его использовали как хранилище, в нем было два отдельных отсека: в одном находился корм для животных, в другом — картошка, большей частью гнилая. Дверь туда была закрыта. За ней всхлипывал Олли.

Магнус дернул дверь. Она была заперта.

— Олли! Олли, у тебя все в порядке?

— Нет, — ответил Олли в промежутке между всхлипываниями. — Здесь темно, холодно, картошка липкая, и я боюсь.

— Не можешь включить свет?

— Он унес лампочку.

Магнуса охватила ярость, и он дернул дверь, надеясь как-то сорвать замок. Разумеется, ничего не получилось, и он начал бить ногой по двери.

— Не надо, Магнус, не надо, он тебя услышит.

— Ну и пусть, — выкрикнул Магнус. Отошел и с разбегу ударил плечом в дверь, вложив в удар всю силу, на какую был способен в свои девять лет. Отлетел и упал на пол. Встал, потирая плечо.

— Магнус.

Рядом раздалось злобное рычание. Магнус повернулся и увидел деда — бодрого, шестидесятилетнего, с крепкой, будто гранитной челюстью, серой сединой с голубоватым отливом и суровыми голубыми глазами. Сильного, рассерженного человека. Магнус уловил сквозь аромат нюхательного табака, постоянно окружавший Халлгримура, легкий запах спиртного.

— Магнус, поднимайся наверх.

— Дедушка, почему ты это сделал? Ведь Олли мочится в постели потому, что ничего не может с этим поделать. Он же все время испуган. Выпусти его.

— Я сказал — поднимайся наверх.

— А я сказал — выпусти его!

Голос Магнуса звучал пронзительно, с какой-то отчаянной решимостью.

Ноздри у деда раздулись — это был верный признак близкого взрыва. Магнус продолжал смотреть деду в глаза.

— Выпусти его.

Халлгримур осмотрелся вокруг, ища подручное оружие. Взгляд его упал на старый тупой топор. Подняв его, Халлгримур направился к Магнусу.

Мальчику хотелось убежать, но он твердо стоял у двери в картофелехранилище, расставив ноги, словно охранял брата. Взгляд его был прикован к лезвию топора.

Халлгримур ткнул Магнуса концом топорища в ребра. Удар был не особенно сильным, но Магнус был еще маленьким. Тяжело охнув, он согнулся. Халлгримур взмахнул топором и ударил Магнуса по бедру плоской стороной лезвия.

Магнус упал. Поднял взгляд и увидел, что дед с горящими гневом глазами заносит топор над его головой. Магнус заплакал. Он не мог удержаться от слез. Лежа на холодном камне, он слышал сквозь дверь, как всхлипывает Олли.

— Марш в постель! Живо!

Магнус, хромая, пошел укладываться. Что еще ему оставалось?

Он пролежал несколько часов с мокрыми от бессильных слез глазами, глядя на пустую кровать брата. Хотя бедро болело, кость была цела — значит, на этот раз унизительного хождения в больницу не будет.

Как мог дед оставить семилетнего мальчика в холоде и темноте на всю ночь? Если раньше Олли мочился в постель изредка, то теперь определенно будет каждую ночь.

Магнус ждал, когда дед уляжется спать. Наконец, спустя, как ему казалось, несколько часов, он осторожно поднялся с кровати, надел теплое белье и бесшумно спустился.

Магнус знал, что ключ должен висеть на двери чулана с метлами. Он увидел его в отражавшемся от снега лунном свете, просачивающемся в кухню. Чтобы дотянуться до ключа, пришлось встать на цыпочки. Тихонько спустился по ступеням в темный подвал, ощупью подошел к двери и отпер ее.

В помещении пахло гнилой картошкой и мочой.

— Олли? Олли? Это Магнус.

— Магнус?

Голос был тихим, слабым.

— Выходи.

— Нет.

— Выходи, Олли.

— Нет. Не заставляй меня выходить. Он найдет меня и разозлится.

Магнуса охватили сомнения. Не видя Олли, он пошел в направлении голоса, вытянув руки и пригибаясь, пока не коснулся плеча брата. Почувствовал, как маленькие руки сжали его ладонь. Он схватил брата и крепко обнял.

— Олли, почему он с тобой так обошелся?

— Я не могу тебе сказать.

— Можешь. Я больше никому не скажу.

Тут Олли начал всхлипывать.

— Магнус, я не могу сказать тебе. Не скажу. Пожалуйста, не заставляй меня говорить.

— Ладно, Олли. Ладно. Не заставлю тебя ничего говорить. И не заставлю выйти отсюда. Просто посижу с тобой.