Адские существа (ЛП) - Пекхам Кэролайн. Страница 65

— Мэллион! — с облегчением воскликнула моя мать, бросаясь к нему, но он резко попятился, подняв руку, чтобы предостеречь ее.

— Пожалуйста, Фрейя, любовь моя, не подходи ближе. Я не вынесу если причиню тебе боль.

Мое облегчение медленно уступило место чему-то гораздо более мрачному, когда я пристальнее посмотрел на своего отца и сморгнул горе из своих глаз. Хотя он всегда был красивым мужчиной, сейчас его черты выглядели слишком совершенными, лицо — слишком соблазнительным. Что-то в том, как он держался, изменилось, как будто он превратился из крадущегося волка в крадущегося дикого кота.

Я схватил маму за запястье, когда она попыталась подойти к нему, несмотря на его предупреждение, и грязная правда проскользнула в мою душу.

— Нет, — выдохнул я в ужасе, когда реальность того, что они с ним сделали, навалилась на меня.

— Я вернулся только для того, чтобы попрощаться, любовь моя, мои сыновья. Пожалуйста, простите меня за такой риск, но я не смог бы уйти, не увидев вас в последний раз.

Моя мать начала кричать, когда поняла, кем он был, этот шум пронзал меня насквозь, оставляя шрамы на моей душе. Джулиус присоединился ко мне, удерживая ее, и мой отец упал на колени у костра, и по его лицу текли слезы, горе разрывало его надвое.

— Скажи мне, кто это сделал с тобой, отец, и я клянусь тебе, что я оборву их бессмертную жизнь, даже если это будет последним, что я сделаю, — закричал я, мой голос дрогнул от боли, вызванной этими словами.

Вокруг нас начало нарастать сильное давление, и небо загрохотало от приближающейся бури. У меня было сильнейшее ощущение, что мы были не одни, что боги обратили свои взоры к нам в этот момент самого настоящего поражения.

— Это был Восставший Эрик, — ответил он. — Когда все наши сородичи лежали мертвыми у его ног, он решил наложить на меня свое вечное проклятие. Это причиняет мне невыносимую боль, но я должен попросить тебя об одолжении, дорогой мальчик.

Я издал вопль чистой ярости и ненависти, когда передал нашу мать на попечение Джулиуса и снял Бурю со своей спины. Я знал, о чем он собирался попросить меня, и одна мысль об этом вызывала у меня желание вонзить лезвие в собственную грудь. Как я смогу жить с этим, если мне придетмя убить собственного отца?

— Я уже мертв, — выдохнул он, и его голос донесся до меня, несмотря на расстояние между нами. — Но мне нужно, чтобы ты освободил меня от этих мучений. Ты не представляешь, как кровь взывает ко мне. Я борюсь с этим всеми силами, но я не выдержу этого еще дольше.

Присутствие вокруг нас становилось все гуще, и я почувствовал уверенность, что боги были рядом, пришли посмотреть на результат шутки, которую их демон сыграл с моей семьей, снова играя с нами.

Боли, которую я почувствовал, казалось, было достаточно, чтобы разрубить меня надвое, и я использовал эту энергию, чтобы вонзить свой клинок в твердую землю у своих ног. Я опустился на колени и стянул с себя боевую форму, бросив ее на землю, так что обнажилась моя грудь.

— Боги, если вы здесь, я умоляю вас освободить моего отца от этого проклятия! — Я потянулся, чтобы схватить Бурю за рукоять, надеясь услышать, как они разговаривают со мной через лезвие.

— Слишком поздно, — печально прошептал голос Идун рядом со мной, и я опустил голову, сопротивляясь идее принять это. Мой отец стоял перед нами, его плоть и душа были пленены проклятием Восставших.

— Пожалуйста, — умолял я, и мне было все равно, что они видели, как я унижаюсь. — Пожалуйста, я дам тебе все. Я отдам тебе все. Просто позволь ему жить.

Только снятие проклятия сможет освободить его.

— Если бы я знал, как это сделать, я бы уже это сделал. Должен быть другой способ!

Богиню, казалось, позабавила моя решимость, но она не изменила своего решения.

Докажи свою силу, Магнар, и я одарю тебя дарами, достаточными, чтобы преследовать твоих врагов на край света. Докажи свою силу, и я сделаю так, что само твое имя вселит в них страх.

Я потряс головой, чтобы избавиться от голоса, который побуждал меня к действию. Ни божество, ни какое-либо другое существо не будет руководить моими действиями. Моя жизнь принадлежала мне, и мои решения лежали исключительно на моих плечах. Мне не нужны были боги, которые указывали мне, как жить.

— Пожалуйста, мой мальчик, жажда становится сильнее. — Мой отец перевел встревоженный взгляд на мою мать и брата, и я крепко зажмурился, делая свой выбор.

Если боги отказываются освободить его, мне придется сделать это самому.

Я преодолел расстояние между нами за восемь длинных шагов. Он поднял на меня свое слишком совершенное лицо — лицо незнакомца вместо моего отца. Но я видел, что его душа все еще сияет в его глазах. Он заслужил смерть воина. Он заслужил избавление от этих мучений.

— Мой меч твой. — Он вытащил из-за спины тяжелый клинок и протянул его мне.

Я принял Веном с чувством страха, нарастающим в каждой клеточке моего существа, и взвесил легендарное оружие в руке. Он был тяжелее Бури, хотя и такой же длины.

Моя рука дрожала, когда я сжимал его в кулаке, мое сердце бешено колотилось от неизбежности того, что мне предстояло сделать, и агония пробиралась в мою душу. Я никогда не оправлюсь от этого поступка. Я никогда больше не буду тем человеком, которым был до этого. Боги отклонили мои мольбы, и Восставшие устроили у моей двери пытку, превосходящую всякое понимание.

— Знай, что я выполню это вместе с обещанием исправить то зло, которое было причинено тебе. Восставшие падут, и я не успокоюсь, пока не увижу конец их мерзкого вида, — поклялся я, заставляя себя поднять клинок и держать его наготове над его сердцем.

— Я так горжусь тобой, сын мой, никогда не забывай об этом, — выдохнул отец, и слезы на его щеках вызвали мои собственные. Как я могу это сделать? Как я смогу найти способ жить с этим после? — Ты приведешь наш народ к победе над ними, никогда не сомневайся в этом.

Отец посмотрел на меня глазами, полными сожаления, и я знал, что ему жаль, что он попросил меня об этом. Но я бы никогда не позволил другому взвалить на себя это бремя. Моя любовь к нему делала эту задачу невыполнимой, но она также делала ее только моей.

— Я люблю тебя, — сказал я ему, и рыдания моей матери смешались с криком боли Джулиуса позади меня.

— Я тоже люблю тебя, сынок. — Он кивнул в последний раз, мольба в его глазах была неоспоримой, и я поборол дрожь в конечностях, чтобы наконец предложить ему избавление от боли.

Я тяжело вздохнул, и мои мышцы напряглись, борясь с необходимостью вогнать лезвие в цель.

Богиня с тревогой ждала, что же произойдет, гроза быстро нарастала над нами, сверкали молнии, и ее нетерпение гудело в самом воздухе.

— Я люблю вас всех, — выдохнул отец, и я с усилием опустил руку с криком агонии, рвущимся из моего горла, а мама и Джулиус произнесли ему свои последние слова любви.

— Я освобождаю тебя от этого проклятия, — выдавил я.

Веном пронзил его сердце одним сильным ударом, и он рассыпался пеплом, который закружился вокруг меня, прежде чем подхватиться ветерком и улететь прочь. Величайший человек, которого я когда-либо знал, самый могущественный воин, ходивший по нашим землям, обращенный в ничто проклятием монстров, за уничтожение которых он отдал свою жизнь.

Моя мать закричала у меня за спиной, и я упал на колени, когда мои собственные слезы жгучими струйками потекли по моим щекам.

Над нашими головами сердито прогремел гром, и я обратил свой взор к небесам, когда дождь начал барабанить по моей обнаженной коже.

Настоящий воин не отступает от битвы, — промурлыкала Идун, и я почувствовал, как призрак руки погладил меня по щеке, как будто она гордилась мной за мою роль в той ужасной судьбе, за которой она только что наблюдала. — Ты доказал, что достоин этого, Магнар Элиосон. Я дарую тебе силу уничтожать твоих врагов и вести твой народ к величию.

Когда каждая дождевая капля падала на меня, я чувствовал прилив силы, наполняющий мои вены. Я задыхался от собственного горя, когда мои слезы смешивались с дождем, очищающим мое тело. В моей груди возникла царапающая боль, и я громко застонал, когда на моей плоти начали появляться татуировки, изображающие древние руны, подобных которым я никогда не видел.