Самый лучший комсомолец. Том 5 - Смолин Павел. Страница 9
– Да у меня такое чувство, будто я в нашей стране меньше всех знаю, – сморщился он. – Дожили – детей с бабами действующий генерал сжигает!
– Пытается, – поправил я.
– Пытается, – подтвердил дед. – Твои рядом там, лечатся – указал он на правую стену. – Семену героя секретного выпишем, «переезжай» его в Москву сам – у тебя для этого все есть. А лучше – с собой на Восток забирай, пригодится.
Я покивал.
– Охране твоей полномочия пересмотрим. Твоя безопасность – в приоритете, вплоть до возможности стрелять на поражение во всех кто ниже членов Политбюро, – выкатил он «апгрейд». – Питаться – только там где заранее согласовано или сухпайком.
Я покивал грустнее.
– По-другому никак, – пожал он плечами и поднялся со стула. – Работать надо, а я тут у тебя второй час сижу – жду когда проснешься.
– Буди в следующий раз, – попросил я.
– Редкое зрелище было – ты и молчишь! – гоготнул дед. – Пока!
– Пока!
– …Поэтому я поеду во Владивосток с тобой! – безапелляционно подвела итог пространному монологу о том как ей надоела европейская часть СССР одетая в медицинскую маску, халат, перчатки, бахилы и колпак Оля, пришедшая в гости на третий день моего лечения.
За это время успел пообщаться с дядями – Витя и Петя уже выписались, а вот подкоптившегося Семена еще лечат. Не от пневмонии – он ею даже не заболел, а от язвы.
– Не во Владивосток, а в Хабаровск, – прошептал я.
Уже почти даже и не болит. Подружка покраснела и исправилась:
– Значит в Хабаровск! Студия у тебя там будет, учительница по вокалу и квартира для меня – тоже…
– А мама с папой? – спросила Виталина.
– Папа все равно с вами поедет – его Павел Анатольевич начальником какого-то отдела назначил, – поделилась Оля. – А мама его одного не отпустит, поэтому переезжаем всей семьей. И хочу отдельную квартиру – меня вся страна любит, значит заслужила!
– Соседями будем, – признал я справедливость аргумента. – Но совхозную кому-то отдадим, иначе нечестно.
– Свою тогда тоже отдавай, – выкатила условие подружка.
– Я и так – зачем она мне? – не был я против.
Не сумевшая взять меня на «слабо» Оля потешно надулась.
– Мы с тобой в ноябре в Японию поедем на чуть-чуть, – приоткрыл я перед ней завесу будущего.
– Мне баба Катя уже сказала, – снисходительно кивнула она.
– Никакой секретности в этом СССР! – вздохнул я.
– Она тоже считает, что мне лучше с тобой уехать, – продолжила подружка. – Потому что «в Москве одни сволочи и воинствующие интеллигенты – они меня испортят, а ты – не испортишь». И на Алтай еще по пути заглянем – я хочу посмотреть как мой пионерский лагерь строится.
– Мне тоже туда по делам надо, – согласился и на это.
Сегодня была плохая ночь – начали ныть ноги. Хоть так клади, хоть эдак – никакого спасения. Еще через какое-то время появилась сыпь и подскочила температура. Вызвали по такому поводу доктора, он собрал экспресс-консилиум, и ревматолог предложил посмотреть кровь, обнаружив Streptobacillus moniliformis – это крысиные укусы занесли. У Виталины и дяди Семена нашлась такая же фигня – немного покусали мою прелесть. Лечением стала увеличенная (потому что и так уже дают) доза старого-доброго пенициллина – будут нам его давать дней десять, ну а пока ходить тяжело и больно – воспалились колени и голеностоп.
Постучали в дверь, и заглянувший доктор напомнил, что пора делать очередное ЭКГ – его мне дважды в день делают, опасаясь менингита – этот ЭКГ не обнаруживается, но и вреда не будет – миокардита и гноя в суставах. Опасаюсь этого и я, поэтому все процедуры переношу стоически – для меня же, дурака, стараются.
Пока меня возили на ЭКГ, Оля успела уйти – два часа просидела, поэтому я не обиделся. Да я бы и в принципе не обиделся – чего тут у меня делать, когда за окном доживает последние деньки лето? Но очень приятно, что ко мне постоянно кто-то приходит.
Следующим за Олей гостьей стала Виктория Викторовна – вот кого видеть не больно-то и хотелось, но не выгонять же теперь? Пробивной все-таки характер у женщины – ко мне кого попало не пускают, а она, похоже, сумела убедить охрану, что она не кто попало. Вон впустивший ее дядя Дима как виновато смотрит.
Успокоил служивого подкрепленным улыбкой кивком, и он закрыл дверь, оставшись в коридоре.
– Как узнала, что вы теперь тоже здесь лечитесь, сразу и пришла! – заявила Виктория Викторовна, опустившись на стул у моей кровати. – Хотела цветов или фруктов принести, а доктор не разрешил.
– «Спасибо», – написал я ей на планшете, экономя голос для более приятных визитеров. – «Как у вас дела?»
– Лучше, чем у вас, – вздохнула она. – А почерк лучше так и не стал! – хихикнула.
– «Это от гениальности», – нескромно напомнил я.
– У-у-у, совсем ничего не разобрать! – подколола она меня.
– «Извините, что неделикатно получается, но это же рабочий вопрос, поэтому я должен его задать – спортивная манга отменяется?»
– Из-за козла-то этого? – фыркнула она. – Тоже мне Малевич нашелся! Я что, рисовальщика не найду? Все равно он толком ничего и не делал, он же литературно никчемен.
– «Вселенная обделила моего дядюшку многими талантами», – поругал вместе с ней «семейного урода».
Наворотил дел, придурок, теперь в мире на одного травмированного отсутствием отца ребенка будет больше. Но новому гражданину СССР я всегда рад!
– Черновиков уже две тетрадки, но художника в палату заселять не хочу. Зато машинку поставила, но как-то не идет, – пожаловалась Виктория Викторовна на творческий кризис. – У тебя такое бывало?
– «Не-а, но я же не творческий, а пролетарий от пера и микрофона», – поюродствовал я. – «У меня не творчество, а производство. Нет творчества – нет кризиса».
– Сердцем нужно творить, Сережа. Душой, – взялась она за мое исправление.
– «На производстве тоже от всей души народ трудится», – ответил я. – «На них и равняюсь. Давайте вам идею придумаем?».
– Идея – это хорошо, – одобрила она.
Дверь открылась, и вошел доктор:
– Товарищ, вы же беременны! У мальчика и его машинистки инфекционное заболевание, а на вас даже маски нет!
– Ой! – испуганно подскочила Виктория Викторовна. – А я-то и не знала! Можно меня, пожалуйста, на всякий случай проверить?
– Нужно! – ответил доктор.
– Я потом еще раз приду, когда инфекция кончится, – предупредила учительница и в компании врача покинула палату.
– «Она с тебя теперь не слезет», – прожестикулировала Виталина.
– «Да мне не жалко», – ответил я. – «Что идей, что материальных благ у меня как грязи – могу себе позволить над конкретной матерью-одиночкой шефство взять».
– «Обидно, что тебе не досталась?» – ехидно ощерилась девушка.
– «Прикинь сколько всего она бы потребовала, если бы вынашивала моего бастарда?»
Поржали и поплатились за это приступом кашля.
– «Настя такая счастливая», – прожестикулировала Виталина.
– «Хорошо, когда люди счастливы», – ответил я. – «Завидуешь»?
– «Боюсь, что с нами что-то случится», – призналась она.
– «И я».
– «Я хочу, чтобы после меня что-то осталось. Кто-то остался. Ты уже вошел в историю. А что останется после меня?».
Встав с кровати, доковылял до Виталины и сел у ее пояса.
– «Я тоже хочу ребенка, но давай подождем еще год. Это же, прости, юридическая педофилия. Народ поймет и простит, но такое пятно на репутации я позволить себе не могу – всю жизнь все только об этом судачить и будут. Представь – идем такие, мне сороковник, тебе – сорок шесть, а за спиной такие: «он ей в четырнадцать лет ребенка заделал, представляешь какие в СССР извращенцы живут?»».
– «Я буду ждать столько, сколько ты скажешь», – тепло улыбнулась Вилка. – «Только нужно постараться не умереть».
– «Когда чего-то делать НЕ нужно, это легко – просто не делаешь», – с улыбкой поддакнул я.
Размякла моя Вилочка – уже почти даже и не КГБшница, а самая обычная молодая женщина со специфическими навыками.