Меч и ручка - Кейн Рейчел. Страница 2

Может, это даже скорбь. Скорбь приносила подобную боль? Похожую на болезнь?

– Поднимайся. – Голос Вульфа прозвучал неожиданно по-доброму. Тепло. – Я понимаю, как это сложно. Но двигаться, кроме как вперед, некуда.

Джесс кивнул и встал на ноги. Отыскал свои ботинки – аккуратно поставленные у изножья кровати – и натянул их. Пояс с его библиотечным оружием был рядом, а пистолет по-прежнему в кобуре. Тяжелый и смертельный, Джесс ощутил себя чуть комфортнее, когда повесил его на бедро. «Мы на войне». Ему казалось, он всегда был на войне – его семья всегда боролась с Великой библиотекой, а потом он боролся за свое место в самой библиотеке. Затем Джесс сражался, чтобы сохранить мечту о Великой библиотеке. И впервые в жизни он задумался, каково это – мир и покой.

Волосы Джесса спутались и торчали во все стороны. Он провел по ним рукой, но те отказывались расчесываться, и Джесс просто оставил как есть.

– Ладно, – сказал Джесс. – Я готов.

Вульф мог бы что-то возразить; Джесс ожидал услышать нечто пренебрежительное и язвительное. Но Вульф лишь опустил руку Джессу на плечо, кивнул и повел за собой.

Дом, подумал Джесс, должно быть, принадлежал какому-то профессору – в гостиной за широким столом сидели профессора в черных мантиях и встревоженно переговаривались на греческом, который, видимо, был единственным языком, на котором разговаривали они все. Высокий мужчина с настолько темной кожей, что она приобретала кобальтовый оттенок; невысокая элегантная молодая китаянка; другой упитанный мужчина средних лет с отчетливо славянскими чертами лица. Их было, кажется, с дюжину, и сразу Джесс узнал только двоих. Никого из его друзей здесь не было, что оказалось отчасти удивительно.

Все разговоры стихли, когда Вульф подошел к столу. Никто не оспаривал того факта, что Вульф имел здесь авторитет.

– Мы отправляемся в кабинет архивариуса, – сказал Вульф. – Ваши мысли?

На греческом он, разумеется, говорит отменно; он вырос, разговаривая на нем в Александрии. Джесс владел языком не настолько уверенно, однако вполне сносно.

– Ловушки, – сказала китаянка. – Архивариус их очень любил. У него точно установлено немало ловушек, на случай если он потеряет власть. Есть какие-нибудь вести о том, где он… – Нет, – сказал Вульф. – Мы предполагаем, что у него есть верные приспешники, которые готовы на все, чтобы его защитить. Наше преимущество заключается в том, что не самые приятные элементы этого города твердо на нашей стороне, а без преступников, способных вывести его за стены, он здесь в ловушке. С нами.

– Или же мы в ловушке вместе с ним, – сказал кто-то из профессоров, но Джесс не был уверен, кто именно.

Эти слова заслужили сердитый взгляд от Вульфа, и Джесс понял, что он способен раскромсать человека в лоскутки одним таким взглядом.

– Не думайте, что он всемогущ. Без равнодушия и пассивного согласия профессоров и солдат архивариус никогда бы не чувствовал себя свободным и не убивал бы любого на свое усмотрение, – сказал Вульф. – Мы отняли у него все это. Не наделяйте его большей властью, чем той, что он когда-либо заслуживал.

– Легко вам говорить подобное, профессор. – Это проворчал мужчина, славянин, который говорил на греческом с почти неразличимым акцентом.

– Думаете? – Голос Вульфа стал резок и сух, а лицо приобрело оттенок обнаженной кости. – Легко. Мне. Обыщите Архивы. Меня архивариус стер из истории, как и сотни других людей, чьего отсутствия вы даже не заметили. Ничего из этого не легко. И не должно быть легко. Убивать богоподобного короля должно быть сложно.

В этот момент Джесс вдруг осознал, что у архивариуса был ведь и другой титул: Фараон Александрийский. Бог-король. И без сомнения, этот озлобленный старик воспринимал подобное обожествление вполне серьезно. «Но мы убьем его. Как-нибудь».

Ради Брендана, если не ради чего-то другого.

– Ищите нажимные пластины под полом, – сказала китаянка. – Он в основном вдохновлялся великим изобретателем Героном, который построил многие чудеса наших мест. Архивариус был прилежным учеником, так что его ловушки будут хитроумными, однако и очень классическими. Также у него, вероятно, была предусмотрена особая команда, которую необходимо отдать механическим стражам, чтобы те застыли, если внезапно пойдут в атаку. Понятия не имею, где вы все это будете искать, но именно этим вам стоит заняться в первую очередь. – Она задумалась. – А может… лучше позволить солдатам заняться этими вопросами, профессор.

– Потому что их жизни не так ценны, как моя? – огрызнулся Вульф, и та отвернулась. – Нет. Я знаю, что искать. Они не знают. Я знаю старого ублюдка куда лучше, чем любой солдат. Он был моим куратором на протяжении долгого периода наших жизней. Я понимаю ход его мыслей.

Джесс попытался представить, что Вульф был с архивариусом в тех же отношениях, как и они сейчас. Оживить вымышленную картинку не удалось. Как минимум потому, что Джесс не мог даже вообразить Вульфа молодым юношей. Поэтому он отбросил эту мысль как плохую идею и огляделся, заметив наконец кое-кого, стоящего в дверях и наблюдающего за беседой.

Дарио Сантьяго.

Далеко не самый любимый человек Джесса в мире, но Джесс теперь чувствовал себя рядом с испанцем куда более комфортно, чем раньше; они были врагами, осторожными союзниками, друзьями, опять врагами, однако все это время Дарио был рядом. Теперь эта мысль приносила некий покой в новом тихом мире, где не было брата. Джесс подошел и встал рядом с Дарио. Молодой человек стоял со скрещенными на груди руками, а еще он переоделся в роскошный бархатный пиджак, шелковую рубашку и брюки, явно сшитые портным на заказ. Он выглядел богатым и титулованным, каким и был на самом-то деле. Но Дарио никогда и не притворялся скромным.

– Брайтвелл. – Дарио кивнул.

Джесс кивнул в ответ:

– Сантьяго.

Они оба наблюдали, как профессора продолжают какое-то время спорить. Странно, подумал Джесс, что хотя Дарио и имел право носить черную мантию, но был не в ней. Джесс задумался, значило ли это что-то или же Дарио просто не хотел, чтобы мантия скрывала его дорогущий пиджак.

Наконец Дарио произнес:

– Значит, все в порядке? – Он легонько покачнулся на пятках, будто бы хотел ускользнуть от своего же вопроса. Или от Джесса. Однако остался на месте.

– В порядке, – подтвердил Джесс. Не в порядке, конечно, но Дарио и без того это знал, а так просто-напросто выражал свое сочувствие. Так себе попытка, но для такого, как он, вполне весомая. – Где Халила?

– С профессором Мурасаки, – сказал Дарио. – Они помогают собрать всеобщий Профессорский конклав. Говорят, мы сегодня будем избирать нового архивариуса. На худой конец завтра. Нам нужен лидер, которого не будут подвергать сомнениям, если хотим сохранить независимость Александрии; народы, которые выслали свои корабли, очень уж хотят помочь. – Он покачал головой. – Они прикрывают свое завоевание освобождением, знаешь ли. Намереваются ворваться и объявить Александрию своим протекторатом. Как только они это сделают, то разорвут нас на части и будут грызться из-за костей.

– Мы не можем этого допустить, – сказал Джесс.

– Нет. Отсюда и необходимость избрать нового архивариуса.

Джесс почувствовал желание улыбнуться, но не сделал этого. – И ты не участвуешь в выборах? Я поражен.

– Заткнись, трубочист.

– Какой обидчивый, Ваше Королевское высочество, очень обидчивый.

Было что-то успокаивающее в этих случайных перебранках; это было похоже на дом. Одна константа в этой жизни:

они с Дарио всегда будут немного недружелюбными друзьями. Возможно, это было очень хорошо. Джесс доверял Дарио… до определенной степени. И конечно, Дарио чувствовал к нему то же самое.

– Корабли твоего кузена входят в тот флот, – заметил Джесс. – Полагаю, сегодня ты не ощущаешь благосклонности к родственникам?

– Если ты спрашиваешь, собираюсь ли я предать Великую библиотеку и отдать на растерзание Испании, то ответ нет. Не собираюсь, – сказал Дарио. – Но также я не хочу сражаться со своим кузеном. Не только потому, что он мне нравится. А потому что он хороший король, а еще очень умный и беспощадный. Он победит, если только мы не сделаем так, что цена победы окажется чрезвычайно высока. И я совсем не уверен, что именно можно считать высокой ценой.