Тверской баскак. Том Пятый (СИ) - Емельянов Дмитрий Анатолиевич "D.Dominus". Страница 8

Эта промелькнувшая мысль напомнило мне о последнем разговоре с Бурундаем в ночь после штурма Краковского замка.

— По сути, сейчас, — всплыли в памяти мои собственные слова, — у нас на пути есть только один правитель, которому хватит духу вывести свою армию в поле — это король Богемии Пржемысл Отакар II. Он ныне на подъеме и по духу рыцарь с головы до ног. Думаю, он и не станет прятаться за стенами замка, а попытается разгромить нас в открытом бою. Поэтому следует идти именно на него и не просто победить его на поле боя, а устроить ему такую кровавую баню, что все остальные владетели в Европе вздрогнули бы от ужаса. Потом взять столицу Богемии Прагу и уже оттуда начать переговоры с герцогом Баварии Людвигом II о судьбе как его самого, так и его подопечного Конрадина Гогенштауффена.

В тот момент я видел, что мысль моя Бурундаю понятна, а сама идея вбить клин и разъединить противника ему по нутру, но старый монгол не был бы самим собой, если бы позволил уговорить себя так быстро.

— Как эти переговоры помогут нам в продвижении к последнему морю? — Проскрипел он, и я вновь продолжил его убеждать.

— Тут твоя выгода очевидна. Если вместе с бунчуком Великого хана над головами твоих воинов взовьется еще и штандарт Гогенштауфенов, то они в одночасье превратятся из завоевателей в борцов за справедливость. А ежели единственный наследник династии открыто склонит перед тобой голову, то тогда ты, Бурундай, в глазах местных людей станешь не предводителем ужасной орды, а заступником и гарантом попранного закона. Гогенштауффены род известный, и едва за плечами малолетнего Конрадина вырастет серьезная сила, как сторонников у него найдется немало. Эти люди если и не встанут под наши знамена, то сопротивляться точно не будут. Они откроют нам ворота замков и городов и встретят тебя, благороднейший Бурундай, как освободителя хлебом и солью.

На мои слова Бурундай недовольно поморщился.

— Не нравится мне возраст этого Конрадина. Мальчишка слишком юн! — Продолжил он неуступчиво упираться. — У него нет никакого авторитета. Не верится, что к нему примкнет много сторонников.

Я был готов к долгому разговору и не ждал быстрого успеха. На сомнения Бурундая я смог тогда выложить еще ряд весьма убедительных доводов.

— Согласен, не стоит класть все яйца в одну корзину. С Конрадином это генеральная линия, но есть и другие направления. К примеру, возьмем хотя бы четвертого сына Даниила Галицкого — Романа. Его жена Гертруда Бабенберг — племянница покойного Австрийского герцога Фридриха. Этот Фридрих умер бездетным, и в отсутствие прямых наследников Гертруда, а стало быть и ее муж, имеют право на австрийскую корону. Верный ханский слуга князь Галицкий Даниил не далее как три года назад уже пытался провернуть этот трюк и посадить своего сынка на австрийский престол, но не осилил. Его тогдашний союзник венгерский король Бела попросту кинул его в последний момент. Тогда герцогская корона уплыла у него из-под носа ко все тому же королю Богемии Пржемыслу Отакару. Если сегодня убрать с поля Богемкого короля, то можно все отыграть назад и исполнить мечту Даниила Романовича, сделав его сына законным герцогом Австрии. Став имперским вассалом, Роман Данилович в свою очередь не откажет нам в маленькой просьбе поддержать обиженного наследного принца Конрадина, что сразу же добавит веса малолетнему Гогенштауфену. Да и у самого Даниила Галицкого появится кровный интерес не отсиживаться в сторонке, а принять участие в деле всеми имеющимися силами.

Мой последний довод сделал тогда свое дело. Бурундай еще некоторое время поупирался, позволил себе даже немного поворчать, но было ясно — идея его увлекла. Перессорить противников, вклиниться в их ряды, запутать, смутить, а потом разгромить всех поодиночке, что может быть приятнее для монгольского сердца.

В общем, войско от Кракова двинулось на Прагу, и само собой разумеется, вторжение «несметных степных орд» не осталось незамеченным. Между столицей Богемии и Будапештом, между Прагой и главными городами Германии засновали послы, призывая всех сплотиться и дать отпор монгольскому вторжение. Реально на призыв о помощи Отакара откликнулись только ближайшие соседи. Король Венгрии Бела и Саксонский герцог Альберт I. Бела IV отправил на помощь богемцам своего сына Иштвана с большим отрядом конницы, а герцог Саксонии самолично привел около тысячи наемных кнехтов и полторы сотни панцирной кавалерии. Сколько всего войск собралось на противоположном берегу я точно не знаю, но, думаю, смогу сказать, когда вернется разведка Соболя.

Сейчас глядя с вершины холма на долину, я вижу, как вдоль речки О’рлица прямо по направлению к замку Кениггрец движутся тумены Абукана и Тутара. Еще один тумен, я знаю, обходит замок где-то южнее, а севернее далеко за холмами ведет своих батыров Джаред-Асын.

По замыслу Бурундая, фланговые тумены должны скрытно и без помех переправиться через Эльбу выше и ниже по течению. Тогда как главные силы, наступающие по центру, будут сковывать противника, не позволяя ему помешать переправе войск Тукана и Джаред-Асына. Если все пройдет так, как задумал старый монгольский полководец, то вся союзная армия очень скоро попадет в окружение. Именно это я и имел в виду, когда сказал Калиде, что несмотря на все усилия, Отакару не удастся удержать водный рубеж.

Две спиртовые лампы, разгоняя мрак по углам шатра, освещают лежащие на моем походном столе свитки. Гусиное перо воткнуто в чернильницу, развернутый лист бумаги лежит прямо передо мной. Морща лоб, пытаюсь сосредоточиться и начать очередное письмо.

Сегодня в лагерь примчались сразу три гонца, два из Твери и один из-под Полоцка от Ратишы. Послания из Твери были от Остраты, которого я оставил официальным вице-консулом на время своего отсутствия, и от Куранбасы — моего личного представителя в городе, опять же на время похода. Как я и ожидал, большую часть своих писем оба посвятили жалобам, без устали обвиняя один другого во всех смертных грехах. Если отбросить эту часть, как несущественную, то в остальном оба сообщали, что в городе все нормально и спокойно. Ни набегов, ни пожаров, ни наводнений, и даже урожай обещает быть богатым! Еще эти два письма объединяло абсолютное недовольство тысяцким Луготой и боярином Якуном, коих, по мнению и того, и другого, следовало бы давно уже поучить уму-разуму.

Послание от Ерша было куда менее многословным. Он сообщал, что к середине августа прибыл в Полоцк. Василько Романович, по его данным, был на тот момент где-то в районе Слонима. Ордынцы шли на Новогрудок, а Миндовг без боя отходил на север, в Жемайтию. Сам же Ерш намеревался в ближайшее время выступить к Новогрудку на соединение с туменом Кули. Также полковник пожаловался на то, что Полоцкий и Смоленский князья не торопятся снабжать его припасами, затягивая дело и ища любую возможность уклониться. Правда, к походу на Новогрудок обещали присоединиться.

Реально информативных новостей пришло не густо, но ответить следовало каждому. Еще для острастки надо было написать в Смоленск и Полоцк, дабы напомнить, что я все вижу и слышу, и отсутствием памяти не страдаю. Что за содеянное, как и за невыполнение договоренностей, когда-нибудь придется ответить, и спросится со всех по делам их. Каждое письмо требовало времени, а глаза слипались, и жутко хотелось послать всю эту писанину к чертям да завалиться спать.

Взяв себя в руки, я уже было потянулся к перу, но тут из-за откинутого полога появилась голова Прохора.

— Господин консул, там Соболь вернулся! Ты его как сейчас примешь али пусть до утра ждет?

Оставляю перо в чернильнице и хмурю брови.

— Чего спрашиваешь⁈ Я же сказал тебе, как вернется, сразу ко мне!

Голова Прошки тут же исчезла, а через пару секунд во входном проеме появилась фигура Соболя.

— Позволишь войти, господин консул⁈ — Он остановился на пороге и, стянув шапку, склонился в поклоне.

— Заходи! — Киваю ему, а сам вдруг отмечаю, что склонившийся суровый мужчина совсем не похож на того недоросля, которого когда-то давным-давно я зачислил в свой первый боевой отряд.